Событие недели — "Рэгтайм" Милоша Формана (1981) (30 сентября, НТВ, 23.55 ***), фильм трагический, если рассматривать его не просто как масштабную экранизацию, а как метафору вечной коллизии "Голливуд--Европа". "Фабрика грез", сама созданная когда-то иммигрантами, охотно привечает их и поныне, требуя лишь одного — отказа от авторской интонации, от собственной индивидуальности. Кто-то наступает на горло собственной песне, как Кончаловский, кто-то вылетает с волчьим билетом, как Поланский. Примеров противоположных практически нет. Форман, увы, не стал исключением. После коммерческого провала своего первого американского опыта — очаровательной комедии "Отрыв" — в 1971 году он заперся в гостиничном номере, силой воли преодолел депрессию и принял, очевидно, единственно правильное решение. Лукавые интонации "пражской весны" испарились. Вчерашний нонконформист взял на себя роль толмача, переводящего на язык голливудских стандартов самые неординарные произведения 1960-х: психоделические видения Кена Кизи в "Полете над гнездом кукушки" или обнаженный (во всех смыслах слова) хипповский пафос в "Волосах". Роман Доктороу "Рэгтайм" был особенно дорог советской интеллигенции застоя, поскольку его синкопированную, воистину джазовую прозу чрезвычайно удачно перевел на русский язык Василий Аксенов. Может быть, этот перевод вообще стал его лучшим произведением. В ритме рэгтайма переплетались линии американской жизни начала века: судьба фокусника Гудини, история еврейской семьи из России, глава которой становится пионером мультипликации, выстрелы анархистов, борьба чернокожего денди за свое достоинство. Форман ввел музыкальную стихию Доктороу в жесткие голливудские рамки, отсек все ненужное, спрямил прихотливые извивы сюжета. Получилась достойная ретродрама. Обратите внимание на эпизодического персонажа — начальника полиции Рейнлендера Уолдо, почти неподвижного старика, за величественной немощью которого чувствуется железная воля и жестокость. Это последнее появление на экране звезды 30-50-х Джеймса Кэгни (1899-1986). В те же годы Серджо Леоне приглашал его на роль старого Нудля в "Однажды в Америке", но актер вместо ответа вытянул свои дрожащие руки. Он мог сниматься только сидя в кресле. О героических временах Голливуда напоминает и канал "Культура". "Райскую птичку" (2 октября, "Культура", 22.40 ***) поставил в 1932-м знаменитый Кинг Видор, автор "Войны и мира" с Одри Хэпберн и яростных мелодраматических вестернов. Разыгранную Джоэлем МакКри и Долорес дель Рио историю брака авантюриста и дочери вождя с южных островов смотреть приятно, как и любой из американских фильмов тех лет. Они выигрывают в заочном соперничестве даже с тяжелой артиллерией нового Голливуда. Вот, например, казалось бы, гениальная продюсерская идея: выстроить в шеренгу Скорсезе, Копполу и Вуди Аллена и дать им возможность объясниться в любви к Нью-Йорку. Но "Нью-Йоркские истории" (1989) (1 октября, ОРТ, 23.20 **) доказывают, что "фильмы-альманахи" редко оказываются удачными. Все-таки не хронометраж должен диктовать свою волю режиссеру, а сам автор — выбирать оптимальное для себя время. В результате все трое представили лишь наброски, конспекты своих постоянных тем и наваждений. Скорсезе портретировал абстракциониста-мачо, выплескивающего свои любовные горести на холсты; Коппола снял барочную сказочку о "бедной богатой маленькой девочке" Зоэ. Только болтуну Аллену ограничения по времени пошли на пользу. Пожалуй, вместо многих своих психоаналитических комедий он мог бы снять только новеллу "Заговор Эдипа" о затюканном манхэттенском еврее, которому даже в небесах вместо Иеговы видится грозно рыкающая мамаша. Чисто жанровое американское кино представлено неудачной "Саламандрой" (1981) (30 сентября, ТВЦ, 23.35 *) Питера Циннера, который при соучастии Франко Неро и Энтони Квина пытается имитировать такой типично итальянский жанр 1970-х, как жестокий триллер о комиссаре-в-одиночку-борющемся-против-неофашистского-заговора. Несколько очков вперед ему дает, как ни странно, румынский фильм "Последний патрон" (1973) (30 сентября, ОРТ, 11.35 ***), поставленный непотопляемым и до сих пор ветераном национальной кинематографии Серджо Николаеску. Это один из эпизодов саги о борьбе, сначала против нацистов-"железногвардейцев" в предвоенной Румынии, затем — против "недобитых фашистов" в Румынии послевоенной. Аристократичного комиссара Миклована из первых эпизодов уже пристрелили, и его место занял пролетарий-выдвиженец комиссар Михай Роман. Фильм, созданный в глухом европейском захолустье, обнаруживает удивительное родство и с "черными" американскими фильмами, и с романтическими лентами о французских гангстерах. Проходящая фоном классовая борьба была лишь предлогом для создания отличного "городского вестерна" со вполне ницшеанскими акцентами. Нашему же соотечественнику Александру Сурину такой симбиоз актуальной политики и жанровой традиции, увы, не удался. "Цветы от победителей" (1999) (5 октября, РТР, 20.55 *) — перенос "Трех товарищей" Ремарка в современную Россию. Место окопников первой мировой заняли ветераны Чечни, а гитлеровских штурмовиков — доморощенные провинциальные "нацики". Именно поэтому фильм абсолютно неубедителен. "Чеченцы" наверняка бы выиграли навязанную им схватку с разгромным счетом — в отличие от рефлектирующих героев "потерянного поколения". Да и современным героиням умирать от туберкулеза как-то несолидно, СПИД был бы гораздо уместнее. Ретроспективная часть отечественного кино на теленеделе впечатляет гораздо больше. "Июльский дождь" Марлена Хуциева (1966) (4 октября, "Культура", 21.45 *****) — один из лучших фильмов советской "новой волны". Наивный пафос "Заставы Ильича" обернулся горькой констатацией разобщенности и одиночества шестидесятников: художник почувствовал конец "оттепели" задолго до грохота танков по пражским улицам. По стилистике — свободной, квазидокументальной — "Июльский дождь" ближе всего к современному ему французскому кинематографу. А седой парень с гитарой, показывающий в разгар вечеринки на черенке трубки, какого размера были гроздья сирени, под которой он, раненый, прятался от немецких солдат,— едва ли не лучшее экранное явление Юрия Визбора. Экранизация Григорием Рошалем "Хождения по мукам" Алексея Толстого (1957-1959) (2-4 октября, "Культура", 12.40 ***) гораздо компактнее и ярче поздней телевизионной эпопеи. Смерть Валерия Приемыхова дает печальный повод пересмотреть забытый фильм Динары Асановой "Жена ушла" (1979) (3 октября, "Культура", 8.40 и 21.50 ****). А к недавнему юбилею Георгия Данелии ТВ делает странный подарок — его самый необычный фильм "Слезы капали" (1982) (30 сентября, РТР, 14.20 ****), в котором сентиментальный режиссер проявил невиданную по советским временам мизантропию. История добряка Васина (Евгений Леонов), которому попал в глаз — ни больше ни меньше — осколок волшебного зеркала,— свидетельство той угрюмости позднего застоя, которой не могли избегнуть даже такие жизнелюбы, как Данелия.
Событие недели — "Рэгтайм" Милоша Формана (1981) (30 сентября, НТВ, 23.55 ***), фильм трагический, если рассматривать его не просто как масштабную экранизацию, а как метафору вечной коллизии "Голливуд--Европа". "Фабрика грез", сама созданная когда-то иммигрантами, охотно привечает их и поныне, требуя лишь одного — отказа от авторской интонации, от собственной индивидуальности. Кто-то наступает на горло собственной песне, как Кончаловский, кто-то вылетает с волчьим билетом, как Поланский. Примеров противоположных практически нет. Форман, увы, не стал исключением. После коммерческого провала своего первого американского опыта — очаровательной комедии "Отрыв" — в 1971 году он заперся в гостиничном номере, силой воли преодолел депрессию и принял, очевидно, единственно правильное решение. Лукавые интонации "пражской весны" испарились. Вчерашний нонконформист взял на себя роль толмача, переводящего на язык голливудских стандартов самые неординарные произведения 1960-х: психоделические видения Кена Кизи в "Полете над гнездом кукушки" или обнаженный (во всех смыслах слова) хипповский пафос в "Волосах". Роман Доктороу "Рэгтайм" был особенно дорог советской интеллигенции застоя, поскольку его синкопированную, воистину джазовую прозу чрезвычайно удачно перевел на русский язык Василий Аксенов. Может быть, этот перевод вообще стал его лучшим произведением. В ритме рэгтайма переплетались линии американской жизни начала века: судьба фокусника Гудини, история еврейской семьи из России, глава которой становится пионером мультипликации, выстрелы анархистов, борьба чернокожего денди за свое достоинство. Форман ввел музыкальную стихию Доктороу в жесткие голливудские рамки, отсек все ненужное, спрямил прихотливые извивы сюжета. Получилась достойная ретродрама. Обратите внимание на эпизодического персонажа — начальника полиции Рейнлендера Уолдо, почти неподвижного старика, за величественной немощью которого чувствуется железная воля и жестокость. Это последнее появление на экране звезды 30-50-х Джеймса Кэгни (1899-1986). В те же годы Серджо Леоне приглашал его на роль старого Нудля в "Однажды в Америке", но актер вместо ответа вытянул свои дрожащие руки. Он мог сниматься только сидя в кресле. О героических временах Голливуда напоминает и канал "Культура". "Райскую птичку" (2 октября, "Культура", 22.40 ***) поставил в 1932-м знаменитый Кинг Видор, автор "Войны и мира" с Одри Хэпберн и яростных мелодраматических вестернов. Разыгранную Джоэлем МакКри и Долорес дель Рио историю брака авантюриста и дочери вождя с южных островов смотреть приятно, как и любой из американских фильмов тех лет. Они выигрывают в заочном соперничестве даже с тяжелой артиллерией нового Голливуда. Вот, например, казалось бы, гениальная продюсерская идея: выстроить в шеренгу Скорсезе, Копполу и Вуди Аллена и дать им возможность объясниться в любви к Нью-Йорку. Но "Нью-Йоркские истории" (1989) (1 октября, ОРТ, 23.20 **) доказывают, что "фильмы-альманахи" редко оказываются удачными. Все-таки не хронометраж должен диктовать свою волю режиссеру, а сам автор — выбирать оптимальное для себя время. В результате все трое представили лишь наброски, конспекты своих постоянных тем и наваждений. Скорсезе портретировал абстракциониста-мачо, выплескивающего свои любовные горести на холсты; Коппола снял барочную сказочку о "бедной богатой маленькой девочке" Зоэ. Только болтуну Аллену ограничения по времени пошли на пользу. Пожалуй, вместо многих своих психоаналитических комедий он мог бы снять только новеллу "Заговор Эдипа" о затюканном манхэттенском еврее, которому даже в небесах вместо Иеговы видится грозно рыкающая мамаша. Чисто жанровое американское кино представлено неудачной "Саламандрой" (1981) (30 сентября, ТВЦ, 23.35 *) Питера Циннера, который при соучастии Франко Неро и Энтони Квина пытается имитировать такой типично итальянский жанр 1970-х, как жестокий триллер о комиссаре-в-одиночку-борющемся-против-неофашистского-заговора. Несколько очков вперед ему дает, как ни странно, румынский фильм "Последний патрон" (1973) (30 сентября, ОРТ, 11.35 ***), поставленный непотопляемым и до сих пор ветераном национальной кинематографии Серджо Николаеску. Это один из эпизодов саги о борьбе, сначала против нацистов-"железногвардейцев" в предвоенной Румынии, затем — против "недобитых фашистов" в Румынии послевоенной. Аристократичного комиссара Миклована из первых эпизодов уже пристрелили, и его место занял пролетарий-выдвиженец комиссар Михай Роман. Фильм, созданный в глухом европейском захолустье, обнаруживает удивительное родство и с "черными" американскими фильмами, и с романтическими лентами о французских гангстерах. Проходящая фоном классовая борьба была лишь предлогом для создания отличного "городского вестерна" со вполне ницшеанскими акцентами. Нашему же соотечественнику Александру Сурину такой симбиоз актуальной политики и жанровой традиции, увы, не удался. "Цветы от победителей" (1999) (5 октября, РТР, 20.55 *) — перенос "Трех товарищей" Ремарка в современную Россию. Место окопников первой мировой заняли ветераны Чечни, а гитлеровских штурмовиков — доморощенные провинциальные "нацики". Именно поэтому фильм абсолютно неубедителен. "Чеченцы" наверняка бы выиграли навязанную им схватку с разгромным счетом — в отличие от рефлектирующих героев "потерянного поколения". Да и современным героиням умирать от туберкулеза как-то несолидно, СПИД был бы гораздо уместнее. Ретроспективная часть отечественного кино на теленеделе впечатляет гораздо больше. "Июльский дождь" Марлена Хуциева (1966) (4 октября, "Культура", 21.45 *****) — один из лучших фильмов советской "новой волны". Наивный пафос "Заставы Ильича" обернулся горькой констатацией разобщенности и одиночества шестидесятников: художник почувствовал конец "оттепели" задолго до грохота танков по пражским улицам. По стилистике — свободной, квазидокументальной — "Июльский дождь" ближе всего к современному ему французскому кинематографу. А седой парень с гитарой, показывающий в разгар вечеринки на черенке трубки, какого размера были гроздья сирени, под которой он, раненый, прятался от немецких солдат,— едва ли не лучшее экранное явление Юрия Визбора. Экранизация Григорием Рошалем "Хождения по мукам" Алексея Толстого (1957-1959) (2-4 октября, "Культура", 12.40 ***) гораздо компактнее и ярче поздней телевизионной эпопеи. Смерть Валерия Приемыхова дает печальный повод пересмотреть забытый фильм Динары Асановой "Жена ушла" (1979) (3 октября, "Культура", 8.40 и 21.50 ****). А к недавнему юбилею Георгия Данелии ТВ делает странный подарок — его самый необычный фильм "Слезы капали" (1982) (30 сентября, РТР, 14.20 ****), в котором сентиментальный режиссер проявил невиданную по советским временам мизантропию. История добряка Васина (Евгений Леонов), которому попал в глаз — ни больше ни меньше — осколок волшебного зеркала,— свидетельство той угрюмости позднего застоя, которой не могли избегнуть даже такие жизнелюбы, как Данелия.