"Первый канал", 12 февраля, 1.30
Событие недели — фильм Фатиха Акина, немецкого режиссера турецкого происхождения, автора знаменитого фильма "Головой о стену" (2004). В одном из последних эпизодов пожилая немка (Ханна Шигулла) и годящийся ей в сыновья турок, бывший профессор-германист из Бремена (Баки Даврак), неожиданно для самого себя ставший владельцем книжной лавки в Стамбуле, пьют за смерть. За что еще можно пить в фильме, названия глав которого честно и беспощадно предупреждают, кто из героев погибнет в их финале? Причем погибнет непредсказуемо, нелепо, случайно, но по большому счету неотвратимо, потому что погибнет от любви. Это меланхоличное и фаталистическое кино, что не мешает искренне переживать за героев. За старого немецкого турка-пенсионера Али (Тунсел Куртиз), разделившего свой дом с тоже не очень молодой проституткой (Нюрсель Кесе), скрасившей его одиночество, и погубившего ее. За дочь проститутки Айтен (Нургюль Ешилчай), участницу турецкого левого вооруженного подполья, бежавшую в Германию, полюбившую там очень земную и почти инопланетную студентку Шарлотту (Патрисия Циолковски) и тоже невольно погубившую ее. За саму Шарлотту, бросившую все и всех ради безнадежных попыток вытащить Айтен из стамбульской тюрьмы и так же невольно сумевшую это сделать — ценой своей жизни. За жестокосердную мать Шарлотты (Шигулла), наконец. Структура фильма может напомнить модную манеру делать фильмы-мозаики, множество героев которых лишь случайно пересекаются друг с другом. У Акина герои тоже встречаются как бы случайно: они ищут друг друга, но, встретив, не догадываются, что нашли. Если бы они знали то, что знает зритель, это был бы совсем другой фильм — мелодрама политического толка или трактат о межнациональных проблемах. Акин же снял печальное и возвышенное, мистическое, несмотря на свой реализм, кино о том, что настоящие встречи между людьми возможны лишь в раю, ну или на самом его краешке, уже не здесь, но еще не совсем там.
"Первый канал", 10 февраля, 2.30
"Мыс страха"
"Cape Fear" 1962
Триллер Дж. Ли Томпсона несравненно проще, чем более известный в России ремейк Мартина Скорсезе (1991). Но по сравнению с ним версия Скорсезе кажется грубым балаганом. Роберту Митчему, сыгравшему насильника и садиста Кэди, превратившего в ад жизнь адвоката Сэма (Грегори Пек), который, по мнению бандита, виновен в его отсидке, не требовались бутафорские татуировки и злобные гримасы Роберта Де Ниро. Он страшен сам по себе, такой обычный, ироничный, смертельно опасный. Точно так же Ли Томпсону не требовалось в отличие от Скорсезе, снимая финальную схватку героев, еще и помещать ее в эпицентр бури, превращать ее, как принято в Голливуде, в многоактный поединок, где только прикончишь воплощенное зло, как оно вновь выныривает из воды или выбегает из пламени, и все начинается снова. У Ли Томпсона все гораздо проще, лаконичнее, никаких тебе завываний ветра и хлещущих волн. Проще — но и выразительнее, страшнее, достовернее. Ли Томпсон был по большому счету хорошим ремесленником и в отличие от Скорсезе не претендовал на то, чтобы делать искусство. Но именно его "Мыс" оказался своего рода шедевром.
"Первый канал", 12 февраля, 23.30
"Воображариум доктора Парнаса"
"The Imaginarium of Doctor Parnassus" 2009
Хит Леджер умер, успев сняться в нескольких эпизодах фантасмагории Терри Гиллиама. Спасая фильм, роль многократно повешенного и столь же многократно воскресшего эффективного менеджера Тони поделили между собой Джонни Депп, Колин Фаррелл и Джуд Лоу. По сюжету герои многократно проходят сквозь волшебное зеркало, отделяющее мутную реальность Лондона от страшной сказки, где воплощаются их мечты,— почему бы им не менять при этом обличье? Этот вынужденный хаос лиц оказался последним штрихом, доведшим до абсолюта хаос самого фильма. Теоретически в нем есть сюжет. Хозяин волшебного вертепа Парнас (Кристофер Пламмер) уже тысячу лет заключает пари с дьяволом — что может быть банальнее идеи пригласить на эту роль Тома Уэйтса? Теперь на кону душа 16-летней дочери доктора (Лили Коул). Но сюжет безвозвратно тонет в визуальном безумии непрестанно трансформирующегося зазеркалья. Фантазия Гиллиама столь избыточна, что в какой-то момент изможденный зритель не может не взмолиться: остановись, режиссер! Хотя можно, напротив, погрузиться в его видения, как в несвязный сон. Лучшее, что в них есть,— танцующие полицейские в юбках, гигантская бабушка, пожирающая русских бандитов, психоделические ландшафты из карамелек или туфелек — напоминает об эстетике "Монти Пайтона". Но это какой-то адский "Монти", луна-парк предсмертных кошмаров. Фильм одновременно предельно наворочен — Гиллиам снизошел до компьютерных технологий — и очень старомоден. Не удержаться от сравнения режиссера с Парнасом, продолжающим, несмотря на годы и пьянство, не только играть с дьяволом, но и — до поры до времени — обыгрывать его.