В Зале церковных соборов храма Христа Спасителя состоялся первый в его истории светский концерт. Он был посвящен Дню города, но горожан к месту сбора городской элиты не пустили, поскольку амбициозное правительственное мероприятие было еще и закрытой презентацией нового концертного зала Москвы.
Зал церковных соборов, расположенный в нижнем приделе храма Христа Спасителя, пожалуй, самое последнее достижение лужковского градостроения. Освященный патриархом и прошедший в июле сего года госприемку, с политической точки зрения он важен. Во-первых, это альтернатива Кремлю с его КДС. Во-вторых, это апофеоз союза светской городской власти с властями церковными. Практическое слияние места священного с местом увеселительным здесь реализовано не только впервые, но впервые целиком и полностью.
Мысль внедрить храм музыки внутрь церковного храма сама по себе безвкусна, но по-своему революционна. Новый концертный зал, подчиняющийся городскому комитету по культуре, предполагается эксплуатировать теперь как одну из главных музыкальных площадок города. В качестве ближайшей перспективы проговаривается идея переноса сюда концертов из Большого зала консерватории (который сразу после Конкурса имени Чайковского закроют на реконструкцию). Это значит, что Бах и Глинка, католическая и православная музыка будут звучать здесь на тех же правах. Смело уже тем, что потребует известной толерантности от хозяев православного храма.
Однако говорить об этом преждевременно. Концерт показал существенный изъян нового помещения — в нем отвратительная акустика. Все площади огромного подземного пространства очень условно отгорожены, но не изолированы друг от друга. С улицы попадаешь в фойе, а оттуда — прямо в зал. Партер окружен тремя амфитеатрами (всего 1274 места). Сцена, прижатая к стене с фреской "12 апостолов", сверху приплющена натяжным потолком — дискотечно-блескучим подобием звездного неба. Никаких резонирующих щитов (как это принято в западных соборах, оборудуемых под концерты) нет. Звук — плоский и пустой — моментально гаснет, как в бетонном бункере. Микрофонная подзвучка дает митинговую громкость, но ни о каком грамотном балансе не может быть и речи.
Говорить о качестве сольного, хорового и оркестрового звучания в таких обстоятельствах просто излишне. Если и можно обессмыслить выступление федосеевского оркестра с увертюрой Чайковского "1812 год" и дивной музыкой "Весенней кантаты" Свиридова или, скажем, героический вокал 75-летней Ирины Архиповой в "Молитве" Чеснокова, то именно приглашением в эти условия. Впрочем, чиновники, которые одинаково вяло аплодировали и безнадежно плохому хору храма Христа Спасителя (регент Николай Георгиевский), и старательному хору Академии хорового искусства Виктора Попова, видимо, не страдали. К их услугам оказались основные действующие силы музыкальной жизни — от солиста Большого театра Владимира Маторина до эстрадного профессора Иосифа Кобзона, от штатного храмового хора до европейски признанного Владимира Федосеева. Для "закрытого" праздничного эффекта этого оказалось достаточно.
Программа льстиво приобщила Шостаковича с "алыми звездами башен московских", Чайковского ("будучи музыкантом, я чувствую себя гражданином Москвы") и атамана Кудеяра ("за Кудеяра-разбойника будем мы Бога молить") к специфическому христианству московского правительства. Московское правительство, в свою очередь, с удовольствием приобщилось иллюзии собственного участия в разработке новой религиозно-культурной стратегии города. Вот выстроили и опробовали новый зал. Но на роль "камертона грядущей жизни" он абсолютно не годится.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ