Сегодня на улице Кашенкин Луг неподалеку от Останкинского телецентра открывается первая в Москве и России школа для аутичных детей. Детей-аутистов в Москве три тысячи. В России — 30 тысяч. Каждый двухсотый ребенок, рождающийся в России, болен аутизмом. А 1 сентября в новую школу придут 50 детей. И по самым оптимистическим прогнозам, эта школа не сможет оказывать помощь более чем 300 детям в год.
Кто не знает, что такое аутизм, пусть вспомнит Дастина Хоффмана в фильме "Человек дождя". Или пусть сходит в Большой зал консерватории, куда довольно часто родители приводят худенького мальчика с огромными печальными глазами. Мальчик этот как две капли воды похож на Маленького принца из книжки Антуана де Сент-Экзюпери. Он болен аутизмом. Аутичные дети вообще похожи на сказочных принцев и принцесс. Мальчик почти не говорит, но все слышит, все понимает и очень любит музыку. Фортепианный концерт так захватывает малыша, что он подымает худенькую руку над головой и начинает дирижировать. Он ничего не говорит, не издает никаких звуков, просто дирижирует.
В Америке и Европе аутичных детей, как правило, удается интегрировать в обычные школы. Они получают образование, становятся художниками, музыкантами. Они очень чувствительны, эти дети.
У нас еще 20 лет назад аутизм считали детской шизофренией. И сейчас многие считают. Аутичные дети в Советском Союзе неизменно попадали в интернат для умственно отсталых. Их связывали там смирительными рубашками, у них не было ни одной игрушки, они сидели голые на кафельном полу и раскачивались как китайские болванчики. И при этом понимали, понимали, как им плохо, только не могли сказать. Дети, которых можно было научить говорить, которым можно было дать среднее и даже высшее образование. Взрослых аутистов в России практически нет. Они очень быстро умирали в интернатах советского типа. И сейчас еще умирают.
Первыми заниматься аутизмом в Советском Союзе начали четыре сотрудника Института коррекционной педагогики в 1977 году. Была такая группа под руководством Клары Лебединской. В эту группу входил и директор открывающейся сегодня школы для детей-аутистов Сергей Морозов. За эти 23 года он создал общество помощи аутичным детям "Добро", бесконечно надоедал педагогическому и медицинскому начальству, а потом пошел на прием к Лужкову и за 40 минут привел мэру три аргумента в пользу создания специальной школы для аутичных детей. Морозов говорил, что, во-первых, по Конституции все дети имеют право на образование, во-вторых, аутичных детей много и кто-то должен разрабатывать единую методику работы с ними. В-третьих, Морозов показал Лужкову многочисленные рекомендации западных педагогов и психологов, специализирующихся на помощи аутичным детям. Мэр, надо отдать ему должное, с Морозовым согласился, выделил 90 млн рублей, позволил Морозову самостоятельно выбирать строителей. И вот мечта сбылась. На улице Кашенкин Луг стоит новое разноцветное здание школы. Дворец из тех, что рисуют дети для сказочных принцесс и принцев. Морозов утверждает, что подбор цветов и сложная геометрия здания сами по себе уже способствуют коррекции детской психики. Правда, непонятно еще до конца, по каким программам будут учиться дети, сколько будет сотрудников и на какие деньги замок будет содержаться.
Дело еще и в том, что открывающаяся сегодня школа действительно пока единственная. Однако же есть в Москве несколько центров, где помогают аутичным детям и вообще детям с проблемами развития. Как правило, эти центры бедствуют или живут на западные гранты. Если хватит денег, сегодня откроется после летних каникул еще и Центр лечебной педагогики на улице Строителей. Это никакой не дворец, обшарпанное здание детского садика, однако же за несколько лет работы центра через него прошли шесть тысяч больных детей, многие из которых теперь учатся в обычных школах.
Аутистами в Центре лечебной педагогики занимается Роман Дименштейн. И, видимо, потому, что центр — учреждение частное, Дименштейн значительно резче Морозова говорит про заботу государства о больных детях.
— Понимаете,— объясняет Дименштейн,— это не система интернатов, это система интернирования. Государство готово тратить деньги на интернаты, ничем не отличающиеся от тюрем, но если больного ребенка оставят в семье, то денег на него государство тратить не будет.
По словам Дименштейна, до августа 1998 года государство расходовало на содержание аутичного ребенка в интернате $400 каждый месяц. Сейчас расходует $100. А больных детей 30 тысяч. Из $3 млн, выделяемых каждый месяц, до интернатов доходит только половина, а сколько доходит до детей?
И вот Дименштейн придумал: пусть государство дает эти деньги не учреждениям, а людям. И не купюрами, которые можно потратить неизвестно на что, а специальным ваучером, который родители больного ребенка могли бы отнести в любую организацию, где с их ребенком занимались бы.
Кто-то понес бы свой ежемесячный ваучер на $100 в школу к Морозову, кто-то — в центр к Дименштейну. Такая система создала бы, по мнению Романа, здоровую конкуренцию среди учреждений, оказывающих помощь больным детям. Родители сами выбирали бы, где их детям лучше помогают.
Дименштейн ходил с этим своим проектом к министру социального обеспечения Александру Починку. Починок был любезен, но выглядел очень занятым. Послушал немного, а потом спросил: "Какова цена вопроса?"
— Понимаете,— говорит Дименштейн,— я не смог объяснить ему, что не прошу у него денег, а предлагаю сэкономить деньги, которые государство расходует на систему интернирования, и на эти деньги организовать систему помощи. Не смог объяснить, что не прошу отнять деньги у интернатов и отдать мне, а прошу отнять у интернатов и отдать больным детям. В конце концов, если государственные интернаты хороши, то пусть родители больных детей сами отнесут туда деньги, полученные от государства.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН