Сегодня в Петербурге завершается пятидневная серия спектаклей Театра балета Бориса Эйфмана, в ходе которой четырежды показали премьеру — "Русского Гамлета". Прежде балет уже поставили в Большом театре, а эйфмановские артисты хорошо обкатали его за границей. Комментирует ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА.
Более мощного рекламного удара со стороны Бориса Эйфмана Петербург еще не переживал. Арендовали Мариинский театр. Третьей свежести "Гамлета" на рекламных тумбах было больше, чем супов быстрого приготовления. Морально-финансовую поддержку премьере оказала партия "Единство" (лидер одноименной думской фракции Борис Грызлов лично присутствовал на первом спектакле). В качестве последнего, самого увесистого шара была запущена весть о приезде на спектакль Владимира Путина.
Он, кстати, так и не приехал, но дело было сделано: "Русский Гамлет" превратился в светский раут — с декольте, бабочками и бриллиантами. На премьере "Войны и мира" в Мариинке случилось почти то же самое. С той разницей, что Путин был. Борис Эйфман вступил в состязание с Валерием Гергиевым за статус главы придворного театра.
Ничего сверхоригинального в идее нет: балет всегда был придворным искусством — и при Александре I, и при Хрущеве. Правда, опирать на эту традицию "Русского Гамлета" (как, впрочем, и "Войну и мир") не стоит. При императорах рафинированное и абстрактное балетное искусство олицетворяло азиатскую, варварски пышную мощь державы. Фантастические деньги летели на то, чтобы Петипа один-единственный раз пустил по воде натурального пруда зеркальные плоты со всей балетной требухой — от аксессуаров до танцовщиц. Министерство двора знало, что делало: на балетных спектаклях светские хроникеры регистрировали чуть ли не весь дипкорпус, а уж о парадных спектаклях в честь высоких гостей и говорить нечего. Балет должен был подавлять.
В советские времена балет, конечно, сильно пострадал в ходе борьбы с излишествами. Но вычеркивать из официального протокола его и не думали. Туда хорошо было приводить высоких зарубежных гостей "культурно отдохнуть". Парадно-официальные интерьеры: позолота, бархат, мрамор, живописные плафоны. Красивые женщины под красивую музыку — целомудренно-интеллигентный эквивалент буржуазному мюзик-холлу. А главное, это не драма или опера, где гостю будут три часа что-то говорить или петь по-иностранному и тем самым напрягать, раздражать и томить. Ничего подобного. Недаром советское руководство поначалу упирало на "Красный мак", повествующий о борьбе китайского пролетариата против угнетателей, но быстро от него отказалось в пользу замкнутого в себе, аполитичного "Лебединого озера". Это был жест вежливости. Который вдобавок ненавязчиво интриговал гостя "загадочной русской душой" (Чайковский, Лев Иванов, Майя Плисецкая). Таков придворный театр эпох Хрущева и Брежнева.
Именно о ненавязчивости следует забыть сегодня. Новый придворный театр — театр высокого идейного накала. А его постановочный размах давно перекрыл старорежимные пруды с зеркалами. "Дубина народной волны" у Л. Н. Толстого? Никаких туманных намеков — режиссер оперы "Война и мир" Андрон Кончаловский лепит мужика с устрашающе настоящей дубиной. Ф. М. Достоевский что-то намекнул относительно корней русского бунта? Пожалуйста, без намеков и всякой там метафизики: в "Карамазовых" Эйфман пускает по балкону над пляшущей чернью не царя вообще, а Николая II с семьей — широкополые шляпы, белые платья по моде, все как полагается. В "Русском Гамлете" Екатерина несет через сцену себя и длиннющий золотой шлейф. Противу шлейфа сын ее Павел изображен сущим пигмеем.
Эйфман при этом замечательно держит фасад. "Дар,— говорит,— посланный мне Богом, его я и реализую". И смиренно подставляет хулителям другую щеку. "Русский Гамлет" ничем не грешит против прежних опусов хореографа. Конвейер функционирует без сбоев. Эйфман верен себе. Порицаемый в советское время модернист попал в ногу с большим придворным стилем. Он еще суетится — в аннотации к спектаклю поясняет: "Становлению Государства Российского посвящается". Зря. Ему и без того верят. Ну и пусть нервные люди морщатся и говорят, что брачное адажио Павла с женой за подсвеченной ширмой да под "Лунную сонату" — это vulgar. А Екатерина, подстегивающая плеточкой дюжих полуголых гвардейцев,— mauvais ton. Официальные послания массам и не должны быть изощренными — они должны быть громкими и внятными.
Если бы Путин все-таки приехал на "Русского Гамлета", это втянуло бы Гергиева и Эйфмана в деятельное соперничество. А так вышло, будто президент просто привел гостя в Мариинский театр — нарядное здание на Театральной площади своего родного города. А в "Сатирикон" на юбилей Райкина-сына — потому что именно на Райкине-отце познакомился с будущей женой. Частный визит частного лица. Деятели искусств могут спать спокойно. История с приглашением президента России на "Русского Гамлета" осталась частной историей про рекламный ход, тщетно позаимствованный одним хорошим менеджером (Борисом Эйфманом) у другого (Валерия Гергиева).