Российские нефтяные компании сейчас как никогда нуждаются в иностранных капиталовложениях. Действующие месторождения постепенно истощаются, а на освоение новых нужны огромные деньги. Однако большинство российских нефтяных проектов иностранных инвесторов совсем не привлекает. Почему это так и каким может быть решение этой проблемы, рассказал заместитель председателя совета директоров американской компании Khanty Mansiysk Oil Corporation НИКОЛАЙ БОГАЧЕВ.
Khanty Mansiysk Oil Corp. (Ханты-Мансийская нефтяная корпорация, ХМНК) была создана в 1997 г. в штате Делавэр на основе американской Ural Petroleum Corp. Эта компания владела 98% акций ОАО "Хантымансийскнефтегазгеология" (ХМНГГ), приватизированного в 1995 г. ХМНГГ более тридцати лет занималась геологоразведкой в Ханты-Мансийском АО, где добывается около 70% российской нефти. Сейчас компания ежемесячно добывает 50 тыс. т нефти и намерена ежегодно удваивать добычу. В августе 2001 г. добыча должна составить 120 тыс. т. Всего же к маю 2000 г. компания добыла 1 млн т. Доказанные, возможные и вероятные запасы нефти у компании составляют более 200 млн т, или 1,5 млрд баррелей.
С самого начала я и мои партнеры понимали, что разработка новых месторождений требует колоссальных вложений, которые окупятся лишь через пять-семь лет. Нефтедобыча — это отрасль для серьезных инвесторов, которые рассчитывают на серьезные и долгосрочные поступления прибыли через прогнозируемый период времени. В то же время в России существует известная специфика, которая требует понимания со стороны тех, кто вкладывает в нашу страну деньги.
Поэтому мы тщательно проанализировали инвестиционный климат в России и требования к потенциальным инвесторам и пришли к выводу, что в Россию можно вкладывать деньги и получать впечатляющие по западным меркам прибыли, если соблюдать определенные правила.
У нас очень неплохие законы, но нет надежного механизма их исполнения. Однако если юристы компании хорошо разбираются в законодательстве и обладают необходимым опытом, то эти проблемы можно решить. Примеров тому, в том числе и в нашей компании, очень много. К сожалению, в стране мало хороших специалистов. С другой стороны, все наслышаны о громких историях, когда уважаемые западные компании ведут дела без знания тонкостей нашей юриспруденции и попадают в сложные ситуации.
Я лично знаю до десятка случаев, когда, несмотря на многочисленные предупреждения, западные инвесторы проявляли завидное упорство в игнорировании норм российского права. Типичная ситуация такова: западная компания наделает глупостей, российские конкуренты не без удовольствия обыгрывают ее по всем статьям, и потом западная компания бежит жаловаться в правительство, президенту и т. д.
Надо заметить, что инвесторам недостаточно просто хорошо знать российское законодательство. Помимо хороших законов у нас существует масса очень плохих для бизнеса подзаконных актов, выпускаемых регулирующими ведомствами, в которых без опыта невозможно разобраться даже профессионалу.
Так что без сильного и открытого российского партнера, который мог бы оградить себя и инвесторов от возможных посягательств мощного бюрократического аппарата, делать бизнес в России очень сложно. Поэтому требования серьезных инвесторов к российскому партнеру должны быть намного выше, чем к партнерам в развитых странах, где с законодательством "не забалуешь".
В числе этих требований прежде всего надежность, предсказуемость, открытость, терпимость к естественному непониманию наших реалий со стороны инвесторов, уважение к тем, кто вкладывает свои деньги в Россию; наличие хорошей деловой репутации; предприимчивость и деловая активность в интересах всей компании, а не себя лично; хорошее знание политической обстановки и умение правильно в ней ориентироваться; готовность отказаться от сиюминутной выгоды во имя достижения успеха в будущем. Таких партнеров, к сожалению, найти нелегко. Однако когда у россиян появляется серьезный стимул и понимание этих требований, то тогда соблюдение этих требований становится не таким уж и тяжелым делом.
Как это ни странно на первый взгляд, таким стимулом не может быть создание СП (даже если оно зарегистрировано в форме акционерного общества с иностранным участием). Совместные предприятия, на мой взгляд, недостаточно хорошо работают во всех странах, так как в них участники представляют стороны, у которых могут быть разные взгляды на развитие бизнеса, деловую этику и ожидаемый уровень прибыли. В России же особенно, потому что иностранная сторона, скажем, в нефтяном предприятии сразу же после создания СП выигрывает на увеличении своей капитализации, российский же участник СП остается со своей неликвидной на длительный срок (до начала получения прибыли на инвестиции, то есть на те самые пять-семь лет) частью актива.
Объясняется это просто. Вот, например, некоторые расчеты (конечно, самые упрощенные, описывающие лишь основной принцип). В развитых странах существуют отрегулированные фондовые биржи, которые определяют капитализацию компании. Иностранная компания, скажем, имеет запасы в 1 млрд баррелей в Северном море и ведет добычу, которая приносит ей прибыль в $3 на баррель при мировой цене нефти в $18 за баррель. С учетом всяких дисконтов ее капитализация составляет уже, допустим, не $3, а $2, умноженных на объем запасов, что в результате составляет около $2 млрд.
Эта компания создает СП в России для разработки месторождения с запасами в 100 млн т. Чтобы поставить эти запасы на учет, она должна иметь в СП не менее 50%, иначе она не может контролировать разработку месторождений в соответствии со своими правилами, которые известны на бирже, где она зарегистрирована. Таким образом, компания ставит на баланс 50 млн т.
В России запасы с учетом имеющихся рисков и, главное, практики больших российских компаний будут оцениваться уже не в $3 за баррель, а, скажем, в 70 центов. Все равно компания добавит к своей капитализации 350 млн баррелей, умноженных на 70 центов, или около $250 млн.
Российский же партнер с учетом отсутствия фондового рынка в нашей стране, как я уже говорил, остается с неликвидным активом. Дело в том, что наш фондовый рынок абсолютно виртуален, то есть представление о том, как должно быть, заменяет собой действительность. Предприятия якобы получают прибыли, платят налоги и дивиденды, по которым должна рассчитываться их стоимость или капитализация. На самом же деле никто точно не знает, какова себестоимость их продукции, на какие цели тратятся деньги, а дивиденды платят только из соображений политической необходимости, а не от реальных прибылей предприятия. Непрозрачности способствует то, что в большинстве российских нефтекомпаний нарушаются все принципы международного менеджмента. В России принято, что главный акционер, президент и председатель совета директоров нефтекомпании — одно лицо. Такой руководитель может при больших объемах добычи делать "за бугром" $100 млн в год. Для себя. Поэтому у нас ничего и не работает. И поэтому мелкий акционер, у которого 10% уставного капитала, ничего не имеет.
При полной непрозрачности предприятий существование нормального фондового рынка просто невозможно, так как котировки акций могут рассчитываться только на основе анализа достоверных данных о деятельности этих предприятий.
Так что российский участник СП, располагая 50 млн т запасов, может рассчитывать лишь на виртуальную капитализацию. Естественно, это его не устраивает. Может ли он взять кредит в банке под залог своего актива для обеспечения жизнеспособности этого и других своих активов? Опять же только виртуально. Российские банки лучше других знают, что прибыли предприятий виртуальны, поэтому денег в Россию не вкладывают. По сути, они являются высокоспекулятивным, венчурным капиталом, обеспечивающим кредитами только быстро окупаемые вложения.
Исходя из всего этого, мы не стали создавать СП, а учредили Ханты-Мансийскую нефтяную корпорацию, которая была зарегистрирована в США. При реструктуризации нашего предприятия мы рассмотрели все варианты структуры партнерства. И пришли к выводу, что необходимо дать российскому партнеру возможность обеспечить ликвидность своих активов за рубежом. Такие примеры уже есть. МТС вышла на фондовый рынок США на самой крупной бирже NYSE. Знаю, что еще по крайней мере две российские компании достаточно скоро будут котироваться на нью-йоркской бирже.
Наша схема — это объединение российских и иностранных акционеров в одной компании, которая может воспользоваться развитостью рынка капиталов в развитых странах. У такой компании единая политика, единый менеджмент и единые интересы. И российским, и западным совладельцам нужно, чтобы капитализация компании росла, как это принято во всем мире. Поэтому ХМНК заинтересована и в прозрачной бухгалтерии, и в независимом менеджменте.
Главный принцип независимого менеджмента: акционеры не должны руководить компаниями. У меня, например, есть опцион на право приобретения акций компании, поэтому я заинтересован в развитии предприятия. Но я не даю никаких указаний ни руководству ХМНГГ, председателем совета директоров которой я являюсь, ни менеджерам ХМНК. Я не даю указаний, каким подрядчикам сколько денег надо выплатить, не имею никакого отношения к финансовой документации.
У нас очень четкий менеджмент, что проверено крупнейшими международными аудиторами. Поэтому я всегда точно знаю, сколько нефти добывает компания, открыта информация о том, сколько сырья, по какой цене и кому продается, сколько средств проходит через компанию, сколько из них реинвестируется. Поэтому мы жестко контролируем себестоимость и не выходим за рамки бюджета корпорации. Наши запасы проверены всеми соответствующими международными институтами. Мы их не завышаем, их и так хватит на сто лет разработки.
Мы являемся совершенно нормальной компанией с точки зрения норм международной практики. В условиях России это пока еще редкость. Наши основные принципы: открытость, прозрачность; отсутствие связей с криминалом; соблюдение норм российского законодательства, предоставление регулярной отчетности; соблюдение прав акционеров вне зависимости от размера пакета; четкое разделение полномочий в принятии решений между акционерами и менеджерами; неукоснительное выполнение взятых на себя обязательств (по контрактам, кредитованию, например).
К иностранным инвесторам при такой схеме следующие требования. Во-первых, это должна быть компания, известная на рынке, с понятной политикой в отношении России. Мне очень часто раньше приходилось иметь дело с посредниками, которые утверждали, что представляют некоторую крупную компанию (банк или фонд), назвать которую они не имеют права. Я всегда им искренне рекомендовал обратиться в другое место. Если этой компании есть что скрывать, то нам это не подходит. Это же относится и ко вновь созданным компаниям, так как их финансовые перспективы, менеджмент и политика не могут быть предсказуемыми.
Во-вторых, иностранный инвестор в российскую нефтедобычу, к большому сожалению, только в очень редких случаях может быть крупнейшей нефтяной компанией. У "большой семерки" мировых нефтяных компаний неограниченные финансовые возможности, но они играют только по своим правилам. С точки зрения финансовой мощи у них нет равноправных российских партнеров, к рекомендациям которых они могли бы серьезно прислушиваться, однако крупнейшие нефтяные компании не гибки и не оперативны в принятии решений, поэтому пока они всегда будут проигрывать весьма оперативной, когда речь идет о ее интересах, российской бюрократии и российским конкурентам.
В-третьих, это не могут быть promoters, то есть мелкие западные компании, которые намерены как можно быстрее перепродать свой актив в России более крупным компаниям. В этом варианте перспективы достаточного финансирования российского актива весьма призрачны, так как далеко не факт, что в конечном итоге найдется инвестор, понимающий особенности России и располагающий необходимыми средствами.
До выхода на открытый рынок по нормам этики я не могу публично называть наших партнеров. Но смею вас заверить, что мои партнеры и инвесторы — это весьма серьезные компании, располагающие большими финансовыми возможностями, хорошо разбирающиеся в тонкостях нефтяного рынка и верящие в будущее России.
Надо заметить, что в России есть не только недостатки, но и огромное количество преимуществ. И нашей компании тут тоже есть чем похвастаться. Во-первых, себестоимость продукции у нас по западным меркам весьма низка. С учетом прозрачной бухгалтерии, я думаю, она у нас одна из самых низких по России. Это в том числе связано с репутацией компании, которая всегда выполняет свои обязательства и пользуется уважением поставщиков и подрядчиков. Это позволяет заключать договоры на максимально выгодных условиях. Нам дают скидки, другие привилегии по условиям платежей. Потому что знают, мы обязательно выполним те условия, под которыми подписались.
Во-вторых, за счет сочетания российского опыта и применения западных технологий повышается эффективность производства.
В третьих, у государственных деятелей высшего звена, как на федеральном, так и на региональном уровне, есть понимание, что компании среднего звена должны составить основу экономики России на ближайшие годы. Поэтому мы пользуемся и поддержкой, и пониманием.
Другим преимуществом России по сравнению с западными странами является наличие запасов. Как уже открытых, так еще и нет. То есть у нас есть большой потенциал для роста.
Сочетание всех этих преимуществ, в свою очередь, дает нам еще одно преимущество. Мы получаем колоссальный потенциал для развития, которого нет у западных компаний.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что схема "запуск — функционирование по принципу 'открытой компании'" идеально подходит к условиям российской экономики. Таких компаний будет создаваться все больше и больше. При этом нет никаких отраслевых ограничений для применения нашей схемы. Выбор отрасли определяет лишь специфику, детали.