Серым душным утром перед центральным входом Ледового дворца ЦСКА толпились люди с цветами. Все смотрели на центральные ворота — гроб еще не привезли. Через площадь от ворот шла маленькая женщина, толкая перед собой инвалидную коляску. В коляске сидел мужчина и заметно нервничал. Женщина подошла к знакомому, заговорила: "Да ведь я с ним только в пятницу разговаривала. Я говорила, что ему надо отдохнуть. Он не хотел здесь, под Москвой. Я говорила: крыжовника наберешь, варенье сваришь..." — она замолчала.
Привезли венки — от комитета по физкультуре, спорту и туризму, от правительства Москвы, от внуков, от сына. Начался ливень, стали пускать во дворец.
Лед был застелен коврами, в центре стоял гроб, слева сидели родственники, дети и внуки. Над гробом висел номер Фирсова — 11, а на трибунах — другие номера: Харламов — 17, Трегубов — 3, Бобров — 9, Александров — 8, Альметов — 9, Сологубов — 2. Очень тихо и незаметно появилась вице-премьер Валентина Матвиенко. Она прошла к гробу (ее пустили без очереди), пожала руки всем родственникам, что-то тихо сказала и так же тихо ушла.
На льду стоять было холодно, ноги немели. Настало время говорить слова, и их стали говорить — Михайлов, Фетисов, Буре, Тихонов, Майоров...
У выхода я заметила оборванную женщину лет пятидесяти, ее все называли Машей, уважительно здоровались, спрашивали, как у нее дела. Маша говорила: "Ничего, нормально". Оказалось, что Маша бывает на всех тренировках и не пропускает ни одного матча. В ЦСКА Машу знают все и пускают без билета. Маша пила кипяток с лимоном из пластикового стаканчика. Говорить она со мной не стала, только буркнула: "Болельщица я, поклонница хоккея".
ЕЛЕНА Ъ-ВАНСОВИЧ