Вчера поэт Евгений Евтушенко представлял читателям и слушателям новую книгу. Презентация прошла в день 67-летия автора в Политехническим музее, с которым он заключил символический договор на 25 выступлений в день рождения (до 2019 года). Новая книга называется "Между Лубянкой и Политехническим". Этим названием Евгений Александрович еще раз доказал свою невероятную искренность — действительно, точнее охарактеризовать одного из самых ярких людей советской литературы просто невозможно.
Естественно, по поводу даты вспоминается биография, идеально иллюстрирующая хрестоматийное "поэт в России больше, чем поэт". Евтушенко всю жизнь подтверждает правильность этих слов всеми доступными ему способами — и, надо признать, доступных ему в гораздо большей степени, чем прочим представителям огромной советской и постсоветской поэтической армии. Возможности классического гения (не только профессионально-поэтические, а "по жизни") проявились в кино, режиссуре и актерском ремесле, в фотографии, прозе, составлении антологий, учительстве — вплоть до роста и обилия потомства. Даже если бы Евтушенко не написал ни единой стихотворной строчки (а были и замечательные), его поэтическая сущность не подлежала бы сомнению: только поэты так женятся, разводятся, болеют, выздоравливают, пророчествуют, юродствуют, фиглярничают, фрондерствуют и капитулируют. В конце концов, только поэты наделены такой жизненной силой: либо она распирает их настолько, что убивает молодыми, либо дарует особое — поэтическое — долгожительство.
Существует огромное количество легенд о Евтушенко. Согласно одной из них, еще юный, похожий на Буратино поэт (времен стихов в "Советском спорте") был в гостях у поэта старшего и уже, безусловно, настоящего. А старший товарищ возьми да и скажи: "Вы, Женя, все-таки еще поэт не настоящий..." В ответ на это Евтушенко вышел в окно и, по карнизу на высоком этаже над улицей Горького обогнув угол дома, вошел в другое окно с вопросом: "Ну что, не настоящий?" "Настоящий, настоящий!" — в ужасе закричал старший товарищ.
Собственно говоря, этот трюк Евгений Александрович проделывал всю свою жизнь. Писал "Наследников Сталина", выходил на карниз — и входил в другое окно с какой-нибудь "Братской ГЭС". Подписывал письма в защиту товарищей — и поносил тех же товарищей в советских газетах. Обнимался с американцами, которые, кроме него, из русских поэтов знали разве что Pushkin и Solzhenitsyn,— и клеймил американский империализм. Главной задачей было пройти по карнизу, а в каком окне потом появиться, неважно — лишь бы повыше над тротуаром.
Между Лубянкой и Политехническим — лучше не скажешь...
Он блестяще поддерживал лубочный миф о русском поэте в его советском варианте: ссорился и мирился с властями, женился на иностранке, умеренно дебоширил, неумеренно каялся, вел себя как госслужащий, клоун и шаман одновременно.
Именно советским поэтом он был и останется навсегда, на все эти предстоящие, дай ему Бог, 20 лет выступлений. Возможно, последним настоящим советским поэтом.
ЮРИЙ Ъ-ШОРНИКОВ