Мэры для примера

10 562 099 москвичей обрели нового градоначальника после того, как Сергей Собянин подписал свой первый указ N 92-УМ "О вступлении в должность мэра Москвы". Новому главе российской столицы придется нелегко, ведь ему не избежать сравнений с его ярким и харизматичным предшественником. Впрочем, история показывает, что стать великим мэром не так уж и сложно. Для этого достаточно много строить, дружить с верховной властью и время от времени развлекать горожан.

КИРИЛЛ НОВИКОВ

С особым "фасадизмом"

Время от времени великим городам везет на великих мэров. По правде говоря, стать великим мэром гораздо легче, чем великим президентом или премьер-министром. Для этого не надо выигрывать войны, объединять страну или побеждать экономический кризис. Обычно градоначальник завоевывает сердца людей тем, что ведет большое строительство, убирает с улиц мусор, изгоняет преступность, воздвигает пару монументов и остается у власти достаточно долго, чтобы все это успеть. У великих мэров, правивших в разные времена разными городами, довольно много общего. В основном это были упрямые и стойкие люди со взрывным темпераментом, умеющие гнуть свою линию, что бы ни случилось. Многие из них даже внешне походили друг на друга. Среди великих мэров почему-то очень распространен тип румяного, жизнелюбивого и отчаянно жестикулирующего крепыша. Впрочем, из этого правила хватает исключений. Главное, что объединяет всех великих мэров,— это способность решать городские проблемы, с которыми прежде не удавалось справиться.

В XIX веке Европа переживала индустриальную революцию. Повсюду строились железные дороги, сельское население устремлялось в новые промышленные центры в поисках работы, города обзаводились промзонами и стремительно росли. При этом эти города во многом сохраняли средневековый облик и были совершенно не готовы к своей новой индустриальной роли. В середине XIX столетия одним из самых крупных и самых неблагополучных промышленных центров мира был Париж.

Город задыхался от перенаселения. В 1800 году в Париже жило около полумиллиона человек, а через 50 лет — уже миллион. При этом город оставался в прежних границах, очерченных средневековой крепостной стеной. Движение на узких и кривых улочках, мало изменившихся со времен Жанны д`Арк, было затруднено. Население испытывало постоянную нехватку питьевой воды, которая распределялась между горожанами из расчета 2,5 литра в день на человека. Канализация, построенная в XVII веке, явно не справлялась со своими задачами. Город стал рассадником заразы. Эпидемия холеры унесла в 1832 году более 18 тыс. жизней, а в 1849-м повторная вспышка погубила около 9 тыс. человек. Вдобавок французскую столицу терзали социальные бедствия. Больше двух третей населения считались бедняками. Неимущие селились повсюду, даже в центре города. Остров Сите посреди Сены, по словам современника, был застроен "худшими из парижских трущоб", в которых ютилось около 14 тыс. человек. Бедность несла с собой антисанитарию и преступность.

Все понимали, что с городом нужно что-то делать. Существовало множество планов переустройства Парижа, в которых предлагалось снести трущобы и построить широкие проспекты, однако дома, которые предполагалось разрушить, имели своих владельцев, а существовавшие законы не позволяли принудительно выкупать собственность. Положение изменилось в 1852 году, когда Наполеон III узурпировал власть и провозгласил себя императором. Диктатор решил радикально перестроить столицу. Он хотел одним ударом решить несколько задач: справиться с проблемами города, дать толчок развитию экономики, увековечить свое имя и упростить задачу подавления парижских бунтов, во время которых парижане по давней традиции перекрывали узкие улочки баррикадами. Наполеон III подписал закон, дававший городским властям право принудительно выкупать собственность домовладельцев, и нашел человека, который смог этим законом правильно воспользоваться. Им оказался Жорж Осман, прежде служивший в департаменте Нерак. В 1853 году Осман был назначен префектом департамента Сена и получил практически неограниченные полномочия по переустройству города.

Строительство города мечты Осман финансировал за счет выпуска облигаций, что позволяло собирать значительные средства, не повышая налоги. Однако расходы были так велики, что в 1865 году городу пришлось брать кредит в размере 250 млн франков, а в 1869 году — еще один на 260 млн франков. Деньги были потрачены не зря. Осман перестроил городскую канализацию, увеличив ее протяженность в три раза. Были построены акведуки и водные резервуары, что позволило решить проблему водоснабжения. Старые кварталы безжалостно уничтожались, а на их месте строились широкие проспекты с новыми домами, чьи фасады радовали глаз, несмотря на единообразие. С 1854 по 1870 год в городе сменилось около 60% жилищного фонда. Новое жилье было не по карману беднякам, и центр столицы стал местом для обеспеченных людей. Бедняки перемещались на Монмартр и прочие окраины, где жилье все еще было доступно. Осман развил систему городского транспорта, осветил улицы газовыми фонарями, превратил Булонский и Венсеннский леса в благоустроенные зоны отдыха, разбил великолепные парки, убрал с набережной Сены коммерческие пристани и ввел бесчисленное множество прочих улучшений. В военном отношении его начинания тоже оказались весьма полезными. В дни Парижской коммуны власти смогли быстро преодолеть сопротивление мятежников во многом благодаря широким османовским бульварам, где было достаточно простора для артиллерии.

Несмотря на все заслуги перед городом, современники не слишком жаловали Османа. Во-первых, город был постоянно парализован из-за бесконечных строительных работ. Во-вторых, долги городской казны были просто фантастическими. В 1870 году Наполеон III под давлением общественности снял Османа с должности префекта, а в 1871 году и сам император лишился короны, проиграв Франко-прусскую войну. И все же Франция в итоге признала правление Жоржа Османа весьма успешным, ведь Париж до сих пор во многом выглядит так, каким его оставил префект Сены времен Второй империи.

Переустройство Парижа оказалось столь удачным во многом из-за того, что Осман действовал в соответствии с детально продуманным градостроительным планом. Парижский опыт был использован в других городах и тоже вполне успешно. Вена, Берлин и многие другие мировые столицы были перестроены на парижский лад, что пошло им только на пользу.

Но не все великие мэры модернизировали свои города по-османовски. Через сто лет после Османа знаменитый мэр Брюсселя Люсьен Кореман взялся перестраивать столицу Бельгии, не имея на руках генерального плана, что привело к довольно печальным последствиям.

В 1958 году Брюссель готовился принять всемирную выставку "Экспо-58". Выставка была частью большой стратегии Коремана, желавшего превратить город в столицу общеевропейских структур. Именно он добился того, что в Брюсселе была открыта штаб-квартира европейского Общего рынка. В том, что впоследствии НАТО, ЕС и другие международные организации обосновались именно в Брюсселе, также есть немалая заслуга Коремана, управлявшего городом с 1956 по 1975 год.

Желая сделать Брюссель достойным всемирной выставки, Кореман санкционировал масштабное переустройство города. Велось оно следующим образом: коммуны, то есть районное начальство, получили полную свободу действий, а уж они предоставили свободу девелоперам. Не было никаких ограничений ни по этажности строительства, ни по внешнему виду новых зданий. Были снесены исторические кварталы XVIII века, погибли многие памятники архитектуры, включая знаменитый Народный дом, построенный мастером стиля ар-нуво Виктором Орта. Процветала точечная застройка, когда посреди старинного квартала поднималась безликая высотка. Иногда публика протестовала против сноса исторических зданий, и тогда шедеврам архитектуры оставляли фасад, уничтожая все, что было за ним. Такой метод сбережения культурного наследия стал называться фасадизмом, а сама модернизация по-брюссельски теперь именуется брюсселизацией. Практика, заведенная при Люсьене Коремане, сохранилась в Брюсселе до сих пор.

И Осман, и Кореман сумели решить задачу модернизации, уничтожив исторический облик своих городов. При этом Осман, разрушив старое, создал нечто новое и по-своему прекрасное, а вот слово "брюсселизация" до сих пор остается ругательным.

Актеры и сказочники

Чтобы градоначальнику стать подлинно великим мэром, ему вовсе не обязательно разрушать собственный город. Иной раз бывает достаточно снискать популярность среди сограждан. На рубеже XIX-ХХ веков привычные нормы жизни быстро менялись и не всегда в лучшую сторону. Многие города мира захлестнула волна иммиграции. Под натиском крупных предприятий разорялись мелкие предприниматели, а банки лишали имущества мелких собственников, не способных платить по счетам. Во многих городах сложилась взрывоопасная обстановка, выгодная всевозможным популистам и демагогам, наживавшим политический капитал на тяготах населения, которое страдало от трудностей переходного периода. Способный человек, готовый взять в руки бразды городского правления, зачастую должен был становиться одним из этих демагогов, чтобы быть избранным. Изредка оказывалось, что такой демагог действительно может быть мэром, причем весьма хорошим.

В конце XIX века Вена стремительно превращалась из столицы феодальной империи в промышленную метрополию европейского масштаба. В город устремились иммигранты со всех концов лоскутной империи Габсбургов, выросла конкуренция на рынке труда, а цены устремились вверх из-за действий спекулянтов. Среди венцев, говоривших по-немецки, росли протестные настроения. Многие обвиняли во всех бедах евреев, стекавшихся в город со всей Восточной Европы и особенно из Венгрии. Протестную волну смог оседлать адвокат Карл Люгер, основавший в 1889 году Христианскую социальную партию. Люгер получил хорошее образование, но происходил из бедной семьи, так что, в отличие от своих политических конкурентов, он умел говорить языком улицы, чем и пользовался, нисколько этого не стесняясь. В частности, Будапешт, откуда прибывали многие иммигранты-евреи, он обзывал Юдапештом, чем срывал бурю оваций. При этом он был действительно хорошим оратором. Однажды, например, он произнес зажигательную речь о преимуществах христианства, после чего, по словам современника, "мужчины стояли бледными и со слезами на глазах, а женщины махали с трибун платками".

Главным требованием партии Люгера было "устранение давления господствующей крупнокапиталистической системы хозяйства, главным носителем которой является еврейство". В 1894 году Карл Люгер выиграл выборы бургомистра, но император Франц-Иосиф, презиравший Люгера за плебейские замашки, отказался утвердить его в должности. Император признал результаты выборов лишь в 1897 году, и Люгер стал бургомистром. В тот день венцы устроили праздничную иллюминацию.

Люгер сделал немало полезного: построил новый резервуар, обеспечив город свежей водой, обновил систему газового освещения улиц, построил несколько школ и т. д. Единственное, чем он мог огорчить своих избирателей, так это отсутствием обещанных гонений на евреев. Однажды в парламенте депутаты-антисемиты обвинили его в том, что одна из компаний, поставляющих трубы для подачи газа к фонарным столбам, принадлежит евреям. В ответ Люгер развел руками и со вздохом признался: "Увы, пока, к сожалению, мы не можем без них окончить работы". Это "пока" так никогда и не кончилось. Более того, во многом благодаря Люгеру австро-венгерская столица не знала еврейских погромов.

Однажды Люгер решил заменить старые трамваи на конной тяге современными электрическими. Венская трамвайная компания не справлялась с задачей, и Люгер решил привлечь немецкий электрический гигант Siemens&Halske. Он заранее договорился с главой Siemens Георгом Сименсом и начал действовать. Он объявил, что город не будет выкупать акции Венской трамвайной компании, после чего цена на акции упала и их скупил Deutsche Bank, который также возглавлял Георг Сименс. Siemens взялся за модернизацию трамваев, а Люгер громко объявил об "арийском триумфе", потому что раньше основным акционером Венской трамвайной компании был банк Reitzes Gessellschaft, принадлежавший евреям. Зато когда Люгеру понадобилась помощь барона Ротшильда, он назвал его "достойнейшим венцем и истинным рыцарем". В общем, Люгер был более приличным человеком, чем хотел казаться,— нормальным крепким хозяйственником с демагогическим антисемитизмом, рассчитанным на простаков-избирателей.

Люгер постоянно занимался саморекламой. По замечанию современного историка, "всем казалось, что Люгер незаменим, потому что партийные публицисты вещали об этом на каждом шагу... Люгер всегда был в центре венской жизни благодаря своим постоянным политическим акциям и неизменному присутствию на всех публичных мероприятиях и церемониях". Когда официальных церемоний было недостаточно, Люгер вновь переключался на язык мелких лавочников и начинал произносить речи, шокировавшие образованную публику. Вот, например, фрагмент стенограммы выступления бургомистра в парламенте, где он доказывал, что Вене не нужны рабочие из Италии, потому что итальянцы слишком бережливы: "Итальянский рабочий ничего не ест, ничего не пьет, и ничего ему не надо. Ест одну кукурузную кашу, а деньги тратит только на свою единственную страсть — на лотерею (оживление в зале)... Итальянскому рабочему не надо ни одежды, ни обуви, и я думаю, что он до конца жизни носит ту одежду, в которой он на свет родился (смех в зале), по крайней мере, я не видел, чтоб итальянец свою одежду менял (оживление в зале)". Венцам подобные эскапады экстравагантного демагога нравились, и Карл Люгер занимал свой пост до самой своей смерти в 1910 году.

Другой популярнейший мэр первой половины ХХ века — Фьорелло Ла Гуардиа — мог бы показаться полной противоположностью Карла Люгера. Ла Гуардиа управлял Нью-Йорком с 1934 по 1945 год, и по сей день он считается самым популярным мэром в истории Большого Яблока. Отец будущего мэра был итальянцем, а мать еврейкой, так что в Вене ему были бы не рады. Если Люгер выступал за ограничение притока приезжих, то Ла Гуардиа, наоборот, ратовал за привлечение трудовых иммигрантов в Нью-Йорк и за скорейшую их натурализацию. Наконец, если Люгер вызывал отвращение у Франца-Иосифа, то Ла Гуардиа был другом Франклина Рузвельта, несмотря на то что президент был демократом, а мэр Нью-Йорка — республиканцем. И все же у двух мэров была общая черта — оба были популистами и работали на публику, не боясь показаться смешными.

То было сложное время, когда страна с трудом выбиралась из Великой депрессии. И все же мэр удержал ситуацию под контролем, потому что сумел добиться поддержки жителей города. Все, что делал Ла Гуардиа, делалось напоказ. Объявив войну мафии и "одноруким бандитам", Ла Гуардиа лично явился в игорный клуб и сокрушил игровые автоматы ударами кувалды. В другой раз мэр выступил против забастовки работников типографий. Газеты перестали выходить, а вместе с ними перестали выходить и комиксы, популярные у детворы. Тогда Ла Гуардиа взялся вести радиопередачи, в которых зачитывал содержание комиксов, чтобы дети не страдали из-за действий забастовщиков. Мэр увлеченно озвучивал истории о похождениях супергероев, причем читал не хуже профессионального радиосказочника, а в это время в студии работала съемочная группа, запечатлевавшая подвиг мэра для кинохроники, дабы избиратели поняли, какой добрый и отзывчивый человек ими управляет.

Как и Люгер, Ла Гуардиа был хорошим мэром. Он возвел немало нужных городу построек, улучшил инфраструктуру, нанес удар по организованной преступности и сокрушил коррумпированную "политическую машину" Демократической партии, которая действовала в городе с XIX века и держала под контролем все ключевые посты. Все это стало возможным благодаря щедрой финансовой помощи со стороны администрации Рузвельта. Впрочем, в памяти ньюйоркцев Ла Гуардиа остался не столько как строитель и умелый администратор, сколько как открытый и добросердечный "свой парень". При всем при том это был жесткий руководитель, умевший дать отпор своим противникам и крепко державший бразды правления.

Политическая машина

Во второй половине ХХ века экономическая роль крупных городов заметно выросла. Вырос и политический вес людей, управлявших этими городами. Административный ресурс и популярность у населения превращали мэра мегаполиса в фигуру национального масштаба, от которой порой зависели исход президентской гонки или курс правительства.

Одним из самых могущественных политиков США послевоенной эпохи был мэр Чикаго Ричард Дейли, управлявший городом с 1955 года до своей смерти в 1976-м. В Чикаго, как и в Нью-Йорке, у демократов была своя "политическая машина", державшая под контролем администрацию города. Выходец из рабочей семьи Ричард Дейли, в отличие от Ла Гуардиа, не стал сокрушать эту машину, а встал у руля, чтобы использовать весь ее потенциал. В 1954 году он стал председателем местного комитета Демократической партии, а в следующем году занял пост мэра. В дальнейшем, по словам современников, он "использовал свою власть как мэра, чтобы усилить свои позиции в партии, а свои позиции в партии он использовал, чтобы упрочить свою власть мэра".

Дейли нашел общий язык с боссами профсоюзов и с представителями крупного бизнеса, а также примирил лидеров вечно враждовавших этнических общин. Все это помогло ему заняться любимым делом всех мэров — строительством. Но звездный час Дейли пробил в 1960 году, когда он бросил весь имевшийся у него административный ресурс в поддержку кандидата на пост президента Джона Кеннеди. Во время голосования в штате Иллинойс, где находится Чикаго, Дейли придерживал публикацию результатов голосования по городу до тех пор, пока не стало ясно, сколько именно нужно голосов кандидату от демократов, чтобы победить. Наконец, данные по Чикаго были опубликованы, и Кеннеди оказался победителем. С тех пор многие в Америке стали смотреть на Дейли как на ключевую фигуру в любой предвыборной гонке.

Еще более ярким мэром-политиком был Жак Ширак, правивший Парижем с 1977 по 1995 год. К 1977 году Ширак уже был политической звездой первой величины. Он успел поработать в правительстве при де Голле и Жорже Помпиду, а с 1974 по 1976 год был премьер-министром Франции. Пост мэра он занял, уже будучи главой собственной партии — Союза демократов в защиту республики. Став мэром, Ширак создал нечто похожее на "политическую машину" Чикаго. Сейчас его обвиняют в том, что он финансировал свою партию за счет городской казны. В частности, он зачислил в городской штат нескольких функционеров Союза демократов и выплачивал им зарплату за работу, которую они не исполняли. В 1986 году Ширак снова стал премьер-министром и оставался им до 1988 года, сохраняя за собой пост мэра,— случай уникальный не только для Франции, но и для всего мира. Ширак покинул мэрию лишь в 1995 году, когда стал президентом. Разумеется, годы, проведенные во главе французской столицы, помогли ему нагулять политический вес, необходимый для завоевания Елисейского дворца.

И Дейли, и Ширак были независимыми людьми, способными повлиять на ход борьбы за президентское кресло. Но были и другие мэры-политики, обладавшие большой властью, но не игравшие самостоятельной роли. Таких мэров в избытке хватало в странах с авторитарными режимами. В частности, дон Карлос Ариас-Наварро с 1965 по 1973 год управлял Мадридом, будучи при этом верным сторонником генерала Франко. В годы гражданской войны дон Карлос прославился организацией массовых расстрелов врагов режима, а на посту мэра обеспечивал лояльность испанской столицы. Словом, это был типичный для эпохи Франко администратор-силовик, лишенный каких-либо достоинств, кроме личной преданности диктатору. Никаких управленческих подвигов дон Карлос не свершил, а его популярность у населения стремилась к нулю. Даже соратники-франкисты за глаза называли столичного мэра малодушным старикашкой, а уж противники и вовсе не питали к нему уважения.

Нулевая терпимость

В конце ХХ века великие города мира переживали новый период трансформации. Развитые страны вступали в постиндустриальную эпоху высоких технологий и не менее высокого уровня потребления. Между тем многие города все еще не избавились от трущоб. Нью-Йорк, например, считался одним из самых грязных и опасных городов Америки. Граждане со средним достатком бежали из мегаполиса в пригороды, надеясь укрыться от уличной преступности, отчего налоговая база города постоянно сокращалась.

Задачу превращения Нью-Йорка в образцовый город постиндустриального мира взял на себя Рудольф Джулиани, занимавший пост мэра с 1994 по 2001 год. До своего избрания Джулиани был федеральным прокурором Южного округа Нью-Йорка и прославился жесткими методами ведения дел. В частности, это он придумал выводить к журналистам обвиняемых, скованных наручниками и облаченных в арестантскую робу. Тем самым он убеждал общественность в виновности задержанного еще до суда, а заодно ломал волю обвиняемых. Так или иначе, прокуратура под руководством Джулиани выиграла 4152 дела, а проиграла всего 25.

Став мэром, Джулиани объявил себя сторонником теории "разбитых окон". Согласно этой теории, полиция должна была жестко пресекать даже мелкие правонарушения вроде битья стекол и рисования граффити, потому что в загаженном городе граждане чаще идут на преступления, видя, что вокруг них и так творится полный бардак. Первый удар был нанесен по мойщикам автомобильных стекол. Это были парни из неблагополучных кварталов, которые подскакивали к автомобилям, остановившимся на красный цвет, обливали стекла пенистой жижей, наскоро протирали грязной тряпкой, а потом требовали с водителей денег за услугу. Тех, кто не платил, мог ждать плевок в лобовое стекло или удар ногой по машине. Арестовывать мойщиков было не за что, но Джулиани предложил задерживать их за переход улицы в неположенных местах. Задержанных проверяли по картотеке и обычно находили, за что их можно упрятать в тюрьму. Мойщики исчезли с улиц за месяц.

Столь же оперативно мэр справился с бездомными, ночующими на улицах. Воспользовавшись случаем, когда неизвестный ударил девушку по голове средь бела дня, Джулиани объявил "нулевую терпимость" по отношению к бомжам, и те покинули город. Все эти меры вызвали бурную реакцию со стороны правозащитников, в особенности со стороны представителей негритянской общины, но мэр был неумолим.

Джулиани прославился не только полицейскими мерами, он затратил немало усилий на то, чтобы благоустроить город. Были разбиты новые парки, построены новые стадионы, а улицы были очищены от мусора. Все это мало-помалу привело к тому, что Нью-Йорк начал превращаться из "каменных джунглей" в город, удобный для жизни среднего класса и богатых людей. Кривая преступности поползла вниз, а цены на жилье пошли вверх, что заставляло маргиналов покидать город куда эффективнее, чем полицейские дубинки. Налоги на предпринимательство были снижены, а фискальная дисциплина усилена, и бюджет мегаполиса наполнился. Так Рудольф Джулиани превратил рассадник преступности в образцовый постиндустриальный город.

Если Джулиани спас Нью-Йорк, заставив неблагополучный контингент покинуть его, то многие другие мэры поступили с точностью до наоборот. В Рио-де-Жанейро, Мумбаи, Каире и многих других городах третьего мира власти пошли по пути создания охраняемых резерваций для среднего класса, в то время как сами мегаполисы превращались в огромные трущобы. Альфавиль на окраине бразильского Сан-Пауло, Орандж Каунти на окраине Пекина, Липпо Каравачи к западу от Джакарты — все это закрытые анклавы для богатых, отделенные от неблагополучных мегаполисов стенами с колючей проволокой и новейшими системами охраны. По мнению критиков, такая система консервирует отсталость городов в развивающихся странах, поскольку отбивает у богатых всякую охоту вмешиваться в их жизнь и заниматься их благоустройством.

Критики постиндустриального общества нередко именуют его "обществом спектакля", и некоторые мэры современности, похоже, с этим согласны. Время от времени в современных мегаполисах появляются мэры-лицедеи, считающие своим долгом развлекать горожан. Так, в 2002 году мэр Парижа Бертран Деланоэ устроил пляж на берегу Сены. Будучи открытым гомосексуалистом, Деланоэ регулярно участвует в гей-парадах, чем немало развлекает публику. Не отстает от него и другой гей — мэр Берлина Клаус Воверайт. А вот бывший мэр Лондона Кен Ливингстон эпатировал сограждан иными способами. Он, в частности, предложил поставить статую Нельсона Манделы на Трафальгарской площади напротив памятника национальному герою Англии адмиралу Нельсону. Идея вызвала нешуточный скандал, и статую Манделы в итоге поставили на Парламентской площади. Все четыре года своего правления Ливингстон эпатировал публику скандальными заявлениями и перепалками с журналистами.

Впрочем, позволить себе лицедействующего мэра могут далеко не все мегаполисы. Города вроде Москвы, отягощенные грузом многолетних проблем, вряд ли нуждаются в таких градоначальниках. Хотя мэры-политики, мэры-демагоги и мэры, верные идеалам брюсселизации, таким городам тоже, скорее всего, не нужны. И уж тем более им не помогут безликие марионетки вроде дона Карлоса.