Королева Елизавета Вторая наградила известную российскую балерину и педагога 91-летнюю Суламифь Мессерер высшим орденом Великобритании "за заслуги перед искусством танца". Впервые ордена Британской империи удостоена наша соотечественница. Корреспондент Ъ ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА беседует с дамой (именно так принято называть женщин, награжденных этим орденом) СУЛАМИФЬЮ МЕССЕРЕР.
— Суламифь Михайловна, поздравляю вас. Но почему Англия? Ведь вы в основном преподаете в Японии.
— Ошибаетесь. Все-таки я в Англии почти 20 лет. Работаю в Royal Ballet, потом English National Ballet, потом Birmingham Royal Ballet, потом Glasgow Scottish Ballet и, кроме того, в Академии королевского балета.
— Как складывается ваш рабочий день?
— В зависимости от того, где я работаю и какие условия, даю один или два класса. В школе класс идет обычно полтора часа. В труппе — всего лишь час 15 минут. Иногда даю мужской класс со всеми большими прыжками и прочими деталями. Потом идут репетиции и с солистами, и с прима-балериной, и с кордебалетом — в зависимости от контракта. Получается, работаю часа четыре-пять. Каждый день хожу в бассейн. Тут недалеко от меня спортивный клуб, я член этого клуба. Плаваю всеми стилями, я же с 27-го по 30-й год была чемпионкой СССР по плаванию.
— А машину водите?
— Сейчас не вожу, потому что трафики страшные. Но я была одна из первых, кто водил машины в СССР: в 1937-м нам, орденоносцам, дали возможность их купить.
— Вы стали невозвращенкой в 80-м, еще до всяких перестроек и в довольно-таки почтенном возрасте.
— В Японии я заболела, попала в больницу, хотела отлежаться, попросила продлить командировку. Но пришел какой-то тип вроде врача посольского, но, конечно, не врач. И говорит: "Ничего, отлежитесь в самолете". Очень неприятно было такое хамство. Все достало, понимаете? Все несчастья, которые произошли в моей семье, арест сестры вместе с племянником, которому было семь месяцев,— все это откладывалось, откладывалось... Понимаете? Ну вот я и пошла в американское посольство в Японии. Не просила никакого политического убежища, просто хотела поехать в Америку. Они тут же позвонили в Вашингтон, а там сказали: "Как?! Мессерер? С удовольствием".
— Неужели вы оказались невостребованной в России?
— Это я-то? Я танцевала 25 лет прима-балериной в Большом театре. Кроме того, еще будучи танцовщицей, я была педагогом балетной школы и педагогом Большого театра — до того, как уехала.
— Вы с братом Асафом Михайловичем одними из первых выехали за границу из СССР.
— В Новый год. С 1932-го на 33-й. Мы тогда понятия не имели, как уехать на гастроли. Кто-то подсказал, что есть такой Енукидзе, который ведает искусством (его потом тоже расстреляли) — позвоните ему. А звонить было очень просто: взять телефон и набрать номер. Он говорит: пожалуйста, езжайте. Нам дали заграничные паспорта, мы и поехали. Четыре месяца ездили по Франции, Германии, Дании, Финляндии. Успех был невероятный. К нам в гости приходили Кшесинская, Преображенская, Егорова, такие старые императорские балерины. Потом нас пригласили в Америку. Мы спросили разрешения у Москвы, и нам сказали: "Хватит! Покатались. Приезжайте, а иначе нехорошо". Ну мы тут же и вернулись.
— Большой всегда был правительственным театром, и Сталин часто смотрел спектакли из своей ложи бенуара.
— Он сидел в ложе сбоку, возле самой сцены. Не совсем хорошо его видно было. Но можно было догадаться о его присутствии. И потом, ходили какие-то люди по кулисам и следили за каждым из нас. Я танцевала перед Сталиным "Пламя Парижа", и он дал нам всем Сталинскую премию. Мы получали невероятную зарплату. Вот такие перепады. С одной стороны, расстреливал людей, а с другой — показуху делал.
— В ваше время конкуренция среди балерин была острее, чем сейчас?
— Тогда было очень строго. Нужно было действительно хорошо танцевать. Нельзя было нести отсебятину, бить на эффекты, все, что поставлено хореографом, необходимо было выполнять. Роли получали без всякой протекции. Ну а интриги в театре всегда были, есть и будут.
— А вы в них участвовали?
— Поневоле. Во время войны театр эвакуировался в Куйбышев. А в Москве Михаил Габович организовал филиал Большого. Ставили мы "Дон Кихот", репетировали три месяца, наконец спектакль был готов. Вдруг Габович мне говорит: "Я знаю, что это несправедливо, но в Москву приехала Головкина, и я получил приказание министра культуры Храпченко, чтобы премьеру танцевала она". Что делать? В кабинете была "вертушка". Я набираю номер Землячки Розалии Самойловны, была такая старая коммунистка. Она просит подождать у телефона и через несколько минут говорит: "Товарищ Мессерер, спокойно танцуйте премьеру. Храпченко отменил приказ". Я по всем лестницам бежала — слышу музыку моего выхода. В кулисе уже стоит Головкина. Я сказала ей: "Уходи вон отсюда!" Вышла на сцену и начала танцевать. А Головкина на это мне ответила: "Ну и ничего страшного. Я станцую следующий спектакль, но в рецензии будут хвалить меня". И так и было.
— Кого вы считаете лучшей балериной столетия?
— Когда я только начинала, балериной в Большом была Екатерина Гельцер. Действительно царица сцены, настоящая прима-балерина. Потом я очень любила Семенову, она тоже умела владеть окружением. Сейчас мне очень нравится Сильви Гилем, это французская балерина, которая работает в английском Королевском балете. В Ленинграде тоже много хороших танцовщиц. Но не каждая хорошая танцовщица — прима. Прима — это какое-то особое состояние. Не все могут...
— Ваши контракты на следующий сезон уже заключены?
— Думаю, опять поеду в Японию.