В начале октября депутаты якутского парламента приняли в первом чтении законопроект, позволяющий провести перерегистрацию АЛРОСА из ЗАО в ОАО. На следующем этапе алмазная компания планирует IPO, в результате которого она превратится в многопрофильную горнорудную компанию мирового уровня. О том, когда новая "голубая фишка" может появиться на рынке и почему менеджмент АЛРОСА считает опасным появление в составе своих акционеров стратегического инвестора, спецкорреспонденту "Ъ" ЕЛЕНЕ КИСЕЛЕВОЙ рассказал ФЕДОР АНДРЕЕВ в своем первом интервью в должности президента компании.
— Это прецедент для рынка, когда компания таких объемов добычи становится публичной. Почему решение об "открытии" АЛРОСА принимается именно сейчас?
— Сделать это надо было давно. Тем более что соответствующая договоренность была достигнута акционерами, когда заключалось мировое соглашение по увеличению доли РФ до контрольной. Один из его пунктов предполагал "открытие" компании (вернее, это было в приложении к соглашению). Сам же вопрос о перерегистрации АЛРОСА в ОАО начал обсуждаться гораздо раньше в силу того, что, в соответствии с законом об акционерных обществах, все компании, где более 50 акционеров, должны автоматически "открываться". Но, как у нас принято, пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Поскольку не было острой нужды инициировать процесс "открытия", никто его не форсировал, все говорили: ну, потребуется — тогда и будем открывать.
Дальше случился кризис, у нас остановились продажи сырья почти на девять месяцев, и мы были вынуждены искать пути, которыми РФ могла бы поддержать компанию. Тогда по аналогии с АвтоВАЗом у нас возникла идея: а нельзя ли государству увеличить свою долю в компании? И очень быстро мы получили ответ: нет, поскольку компания является закрытой.
— Планируете вернуться к теме докапитализации компании за счет акционеров после ее "открытия"?
— Думаю, это было бы неправильно. Нынешние акционеры — это государство, а функция государства — осуществлять социальные расходы. Нас еще Энгельс учил: дороги, армия, тюрьма... В периоды кризиса государство может поддержать компании, но закладывать в собственную стратегию докапитализацию за его счет — это неправильно. Это граничит с бездеятельностью менеджмента. К тому же вопрос докапитализации перед АЛРОСА остро не стоит: нам вполне достаточно ресурсов для текущей деятельности. По итогам 2010 года EBITDA будет около $1,3 млрд — достаточно, чтобы полностью осуществить до 2017 года все инвестиции в "подземку". Так что все утверждения о том, что АЛРОСА находится в предбанкротном состоянии, на самом деле не соответствуют действительности. Мы посчитали, что наши доказанные запасы позволят держать добычу на уровне 30-32 млн карат в год, этого хватит на 40 лет.
— Тем не менее предполагается, что следующим шагом после "открытия" АЛРОСА станет IPO. Как скоро это может произойти? В одной из ваших презентаций назывался срок два-три года.
— Пока это теоретический вопрос. Вы наверняка слышали заявление Алексея Леонидовича Кудрина (вице-премьер, возглавляет наблюдательный совет АЛРОСА.— "Ъ"), что проведение IPO не рассматривалось на совете. И это абсолютная правда. Более того, сегодня АЛРОСА входит в список стратегических предприятий. Поэтому вопрос об IPO пока носит сугубо теоретический характер. На следующем этапе развития, возможно, да. Я как представитель менеджмента считаю, что надо заложить возможность IPO — для дальнейшего развития компании, для новых проектов. Но это не значит, что уже завтра мы выйдем на IPO, не значит, что мы вообще его будем делать.
— Но если все же будет принято решение об IPO, какой пакет будете выводить на биржу?
— Мы считаем, что более 20% продавать нельзя, поскольку это создаст большой риск изменения конфигурации между акционерами. Якутии принципиально важно сохранить за собой блокирующий пакет (сейчас под ее контролем находится 40%.— "Ъ"). Встает вопрос о доле РФ, которая сейчас имеет 51% и считает необходимым достаточно длительный период времени сохранять контроль. И мы считаем это логичным.
— Но почему при подсчетах госдоли не учитывается пакет Якутии? Зачем это разделение на федеральный и республиканский пакеты?
— Вы абсолютно правы. Юридически и экономически они могут и должны плюсоваться. И мы уже подошли к этому. Де-факто ситуацию, которая была до федерализации, можно смело охарактеризовать как противостояние: республика боролась за контроль, а федерация считала, что компания должна принадлежать центру. Сейчас позиции сблизились, мы больше разногласий не видим. Более того, в преддверии возможности проведения допэмиссии появилось такое понятие, как соглашение между акционерами. Мы обсуждаем новую редакцию устава, где, в частности, есть предложение усилить контроль наблюдательного совета за объемом сделок, которые вправе заключать президент. Есть предложение, что по ключевым вопросам должна быть поддержка 2/3 голосов. Думаю, очень скоро мы перестанем разделять госпакет на федеральный и республиканский.
— Сейчас модно среди российских компаний размещаться в Гонконге. Вы тоже туда пойдете?
— Площадки надо смотреть разные. Я вообще вижу большую перспективу российского рынка. К примеру, рублевые бонды, которые мы недавно разместили на 26 млрд руб., показали, что для нас из-за отсутствия ковенантов они даже более комфортны, чем валютные. Если Россия поступательно, но верно будет идти по пути создания финансового центра, не стал бы исключать Россию как вариант. Кто бы еще десять лет назад поверил, что можно разместить евробонды в России на $1 млрд? Так что вполне можно говорить о комбинации Россия--Лондон. На самом деле площадка абсолютно неважна. Где будут деньги, где будут инвесторы — там будет и площадка.
— Нет желания провести "народное IPO", повторив опыт "Роснефти" и ВТБ?
— Может быть. Лично я идею, назовем это "народным IPO" или привлечением максимального круга инвесторов, в том числе физических лиц, не отметаю. Почему нет? Наоборот, мне идея "народного IPO" не претит. Мне кажется куда более опасным привлечение стратегического инвестора. Бояться надо ситуации, когда какая-либо компания будет иметь возможность получить долю, сравнимую с долей Якутии или России. Это сразу поставит вопрос баланса между акционерами. На мой взгляд, имеет смысл говорить о максимально широкой базе инвесторов, включая и население. У нас уже обсуждался вопрос, смогут ли работники компании купить ее акции.
— Похоже, у вас в компании хорошие заработки...
— Если мы в соответствии с новым уставом будем делать дробление, одна акция будет стоить 50 копеек.
— Банковские аналитики оценили АЛРОСА примерно в $7-9 млрд. Насколько, на ваш взгляд, корректны такие оценки?
— Все они исходят из показателей EBITDA в $1 млрд и выручки в $3 млрд. Аналитики-то на самом деле ничего не анализируют, они берут цифру, умножают на существующий мультипликатор и говорят: сегодня компания стоит $10 млрд, завтра — $8 млрд. Мы видим сейчас огромный спрос на компании, которые производят что-то реальное. Смотрите, котировки всех золотых, горнорудных компаний летят вверх. Лично я верю, что сегодня, когда многие страны провозгласили политику печатания денег, поддержки своих экономик опять-таки через накачивание денежной массы, стоимость АЛРОСА будет расти, и расти очень быстро. Мы производим продукт, который ассоциируется с ценностями. Да, это не золото, не классический биржевой товар, но тем не менее многие люди действительно все больше и больше рассматривают алмазы в качестве инвестиций.
— Это объяснимо: алмазы — невозобновляемый товар...
— Совершенно верно. За последние 15 лет в мире не было открыто ни одного крупного месторождения, все уходят в "подземку" — и мы, и De Beers. Истощение и падение производства имеют место быть. С 165 млн карат, которые считались нормальным уровнем для рынка до кризиса, мировая добыча упала до 120 млн карат. По нашим прогнозам, к 2017-2018 годам при огромных усилиях рынок, возможно, вернется на докризисный уровень.
— В кризис у АЛРОСА образовалась рекордная долговая нагрузка. Это не отпугнет потенциальных инвесторов?
— В свое время, когда я еще был первым вице-президентом АЛРОСА и готовил к выпуску первые евробонды, мы закладывали объем долга в $2 млрд. И всем тогда казалось, что этого вообще никогда не будет. Когда я прошлым летом вернулся в компанию, кредиторская задолженность составляла $4,5 млрд, а сейчас — около $3,5 млрд. В этом году мы сделаем долг длинным. Надеюсь, что уже выпущенные пяти- и семилетние рублевые бонды и планируемые к выпуску десятилетние евробонды позволят нам про проблему долга забыть до завершения строительства рудников.
— Каков, на ваш взгляд, комфортный уровень задолженности для АЛРОСА?
— Комфортным по классике считается уровень долга в размере трехкратного показателя EBITDA, то есть долг в $3,2 млрд при выручке $3 млрд, в общем-то, приемлем для нас. Сейчас абсолютно нет повода говорить о каких-то фундаментальных угрозах для компании. Но и возможности развиваться дальше тоже нет. Вот почему мы говорим об IPO. Но планы по выходу на IPO, на наш взгляд, надо жестко увязывать с конкретным проектом и бизнес-планом. Делая допэмиссию акций, надо очень четко отвечать на вопрос акционерам: а зачем? Повеселиться, проесть, вложить в недвижимость на Лазурном берегу или построить очередную череду объектов?
— Ну и зачем тогда АЛРОСА собирается проводить IPO?
— Это тот путь, по которому пошли Rio Tinto, BHP, это путь диверсификации горного бизнеса. Подчеркиваю, горного. Ведь АЛРОСА — майнинговая компания. Это возможность пойти в другие сегменты рынка — в железную руду, золото, где принцип производства очень близок нашему. Карьер — он и в Африке карьер. Можно пойти также и в уголь. Вы знаете, у АЛРОСА были в свое время планы по покупке "Якутугля". Такая диверсификация нам кажется стратегически интересной. И у нас уже есть конкретный проект — это железная руда. Более того, лицензия есть.
— Вы имеете в виду ГМК "Тимир" (железорудное подразделение ИГ АЛРОСА, на 100% принадлежит АЛРОСА)?
— Да, проект "Тимир". Финансовая модель нам понятна. В настоящее время идет доразведка, готовим проектно-сметную документацию, а с 2012 года начнем вкладывать туда деньги. Если начнем строительство с двух месторождений, объем инвестиций составит примерно $2-2,5 млрд (общий объем инвестиций до 2039 года — 88 млрд руб.— "Ъ"). Это как раз та сумма, которую мы рассчитываем привлечь в ходе IPO. Но это не единственный путь. Мы упорно ищем инвесторов в проект. Но там много рисков, в том числе и страновых, и территориальных.
— Не секрет, с кем велись переговоры?
— Секрет. Потому что мы и сейчас ведем переговоры. Скажем так, в любую горнорудную компанию ткните пальцем как внутри страны, так и за рубежом — не ошибетесь. И может быть, IPO нам и не потребуется, если мы сможем найти стратега и разделить издержки. Но все равно мы должны будем осуществлять долевое финансирование этого проекта, и $1 млрд нам нужен.
— То есть половину компании готовы отдать партнерам?
— Да, мы говорим о сохранении за собой 50% плюс одна акция.
— Какие-то угольные или золотые активы смотрите?
— А что смотреть, когда у тебя под ногами 5 млрд тонн железной руды? Другие активы будут стоить миллиарды долларов. Где их взять? У нас нет возможности заниматься поглощениями. Мы теоретически головой вертим по сторонам, это за разговором можно и "Норильский никель", и "Полюс" поглотить (смеется).
— Нет желания заняться разработкой трубки имени Гриба, расположенной неподалеку от "Севералмаза"?
— У нас с ЛУКОЙЛом (контролирует владеющее лицензией ОАО "Архангельскгеолдобыча".— "Ъ") дружеские отношения на уровне менеджмента, поскольку это территориально близко, в пределах 100 км. Они смотрели и нашу технологию, и сортировку, но предметных разговоров о совместной разработке трубки имени Гриба не было. Мы в свое время ее смотрели. Проект тяжелый, рудное тело залегает достаточно глубоко, требуется перекрытие рек и озер. И он требует значительных инвестиций, а они нам самим нужны. Если говорить всерьез об инвестициях, то IPO — модная штучка, но если бы у нас получилось его не делать, то я бы его не делал. Это значит перевернуть всю компанию — начиная с отчетности, которую надо будет сдавать чуть ли не с марта, придется менять все программное обеспечение... Я поговорил с людьми, которые сами делали IPO, и у всех позиция одинаковая. Написана масса книг и даже Нобелевская премия была получена лет пять назад на тему того, что IPO — это не благо. Когда привлекаешь дополнительных акционеров, создаешь угрозу разногласий между ними, что мы недавно видели на примере "Норникеля". Альтернатива — привлечь инвесторов непосредственно в наши точки роста: "Тимир", "Севералмаз". Мы должны отработать этот вариант до конца года. Еще один путь — распродажа активов, но не основных. Основные жалко.
— С какими непрофильными активами готовы расстаться?
— Да со всеми (смеется). Мы считаем, что сейчас хорошее время сосредоточиться на основном бизнесе, перестать заниматься энергетикой, перевозкой пассажиров, добычей нефти. Надо поставить точку. Планируем в декабре на наблюдательном совете принять решения по целому ряду непрофильных активов. Выглядит достаточно странно, что мы не можем найти деньги на инвестиции в алмазодобычу и при этом продолжаем содержать неосновные активы, которые ничего, кроме убытков, не генерят. Добычей и продажей алмазов я готов заниматься день и ночь. Но как только речь заходит о заселенности отелей или эффективности гидроэнергетики, у меня скулы сводит. Вот в Анголе у нас есть энергоактивы — АО "Гидрошикапа" (АЛРОСА принадлежит 55% акций.— "Ъ"). Мы строили там гидроэлектростанции в силу обстоятельств: это было одно из условий захода на алмазное месторождение Катока, но сейчас пора передать эти активы специализированной компании.
— Российской?
— Ну да, в первую очередь российской, коль скоро Дмитрий Анатольевич Медведев провозгласил стратегическое партнерство с Анголой. Мы уже направили свои предложения ряду профильных компаний. Рассчитываем, что в ближайшее время будут переговоры и мы получим свое "да" либо "нет". Ничего более конкретного сказать пока не могу.
— Кто заменит "Зарубежнефть", отказавшуюся от участия в вашем нефтяном проекте в Анголе?
— Ищем. У нас в Анголе поисковая лицензия, она показывает, что там перспективы есть. Но проект требует дальнейших инвестиций, а мы, если честно, такие инвестиции пока осуществлять не готовы. И поэтому мы предлагаем различные варианты нефтяным компаниям. Но какого-то ярко выраженного интереса нет — в связи со страновыми рисками в том числе.
— Когда АЛРОСА несколько лет назад входила в ОАО "Севералмаз", предполагалось, что она сможет решить задачу истощения якутских трубок. Ожидания не оправдались?
— У нас сейчас появился дополнительный оптимизм. Надеемся, что лет через пять мы выведем проект на рентабельную работу. Но пока только вкладываем, вкладываем, вкладываем... Показатели по продажам не радикальные, но несколько лучше, чем мы планировали. К сожалению, там экономить не приходится, потому что циклы строительства новых фабрик, расширение самого карьера требуют инвестиций. В настоящее время мы так же, как и по "Тимиру", проводим работу с потенциальными инвесторами. Интерес есть, причем интерес достаточно предметный, люди не просто смотрят цифры, а просят показать камни, делают спектральные анализы с выездом на карьеры.
— Это горнорудные компании?
— И горнорудные, и наши крупные клиенты-огранщики. Сейчас клиенты не то что не глупее, а еще во многом и умнее нас, поскольку они сидят на продажах и хорошо понимают рынок. Многие крупные клиенты с оборотом от $1 млрд задумались о создании собственной ресурсной базы, многие пытаются создавать запасы, так называемые алмазные стоки.
— Неужели мировой рынок настолько восстановился?
— Происходит очевидное улучшение. Следующее десятилетие будет десятилетием дефицита сырья. В этой связи мы ожидаем роста цен к 2018 году на 31% по отношению к докризисному 2008 году. Если, конечно, не будет второй волны кризиса. Я пришел в компанию 1 июля 2009 года, вскоре мы возобновили продажи по долгосрочным контрактам, и когда продали первую партию, считали это чудом. В августе у нас уже брали более охотно, а уже в сентябре почувствовали, что абсолютно уверенно закроем год.
— Получается, что в кризис долгосрочные контракты работали и Гохран не был 100-процентным покупателем сырья?
— Да, люди боялись их потерять. В кризис мы продали алмазов на $1 млрд Гохрану и фактически столько же — на $1,2 млрд — в свободный рынок, и львиная доля как раз пришлась на такие контракты (их около 24). И до сих пор они являются существенной частью продаж. И даже когда мы поставили вопрос о переходе на более мягкую формулу цены, когда цена может меняться ежеквартально, клиенты пошли нам навстречу опять-таки с целью просто сохранить ассортимент и доступ к сырью. Считаем, что эти контракты действительно очень хорошая база, которая позволяет нам становиться компанией номер один не только по объему производства, которой АЛРОСА стала в прошлом году благодаря падению производства De Beers, но по объему продаж.
Другой вопрос, что в условиях дефицита сырья надо создавать механизм для более широкого доступа клиентам, поскольку закрытых торгов уже недостаточно. И такой опыт у нас есть — это организация торгов с помощью электронных площадок и увеличение доли конкурсных продаж. В настоящее время таким образом мы продаем около 12% и ставим задачу на следующий год увеличить этот объем до 20% (хотя лично я считаю наиболее приемлемым 30%). Базу мелких и средних клиентов надо задействовать. Они важны для нас в качестве подушки безопасности. Конечно, велик соблазн продавать весь ассортимент по твердым контрактам. Особенно сразу после кризиса, как только наши клиенты поняли, что рынок пошел в рост, тут же возникли консорциумы из четырех-пяти компаний, которые говорили: давайте мы у вас на миллиард купим. Сужение рынка и возврат к тому опыту, который мы имели с De Beers, бывшим несколько лет назад монопольным покупателем российского сырья,— вот этого важно не допустить. Поэтому мы диверсифицируемся и географически: с Индией заключили контракты, планируем усилить работу в Азии.
— Сколько сейчас сырья закупают резиденты?
— На $500-600 млн, то есть где-то 15-18%. Из них на $180 млн закупает смоленский "Кристалл", где-то на $200 млн — якутские огранщики в целом, остальное — компании, которые просто работают на рынке. В кризис этот сегмент умер напрочь.
— Какой объем закупок со стороны Гохрана планируется в следующем году?
— Бюджета я еще не видел, но, насколько мне известно, у Гохрана нет больших потребностей в алмазном сырье. Поэтому, думаю, будет какой-то стандартный уровень на $150--200 млн, или, может, будет принято решение вообще не покупать. Но для нас это уже не страшно. Для нас максимально важной была поддержка Гохрана в кризис. Без этого тяжко нам бы пришлось.
— Компания вынуждена переходить на подземную добычу и сейчас строит три рудника. Насколько вырастут издержки АЛРОСА и уменьшится ее маржа?
— С переходом к "подземке" наши издержки вырастут примерно на 30%. Но многое зависит от технологий. Допустим, на "Интере" содержание алмазов около $1 тыс. на тонну руды, на "Мире" сырье тоже высокого качества и с высоким содержанием, $350 на тонну, но у нас уже возникли вопросы по "Айхалу", где содержание примерно $160 на тонну руды. Эти рудники сейчас фактически уже на стадии завершения, и мы переходим к наиболее крупному руднику "Удачный", который потребует до 2016 года $1 млрд инвестиций. Он большой — 4 млн тонн руды, и рудное тело залегает почти на километровой глубине. Это около 15% добычи компании. Очень сложный проект. Наш прогноз показывает, что фактическая рентабельность по "Удачному" будет в районе 2-3%. Вот и вся маржа. А мы-то приучены к 30%! В нефтяных компаниях бытует пословица, что баррель стерпит все, а у нас говорят: карат стерпит все. Поэтому управление издержками становится ключевым вопросом.
— Планируется ли сокращение персонала в связи с переходом на подземный способ добычи и что будет с якутскими моногородами, Удачным, например?
— Никаких социальных потрясений и массовых переселений не будет. В следующие десять лет нам надо будет сократить около 3-4 тыс. человек. Для сравнения: в 2005 году в компании работало чуть более 36 тыс. человек. Сейчас — 32 тыс. Ближайшие десять лет добыча останется на уровне 32-34 млн карат, то есть на уровне сегодняшнего дня. Фабрики будут обрабатывать такой же объем руды, опять-таки у нас много социальных объектов, ремонтные базы, мастерские. Сейчас на "Айхале" 200 вакансий, которые мы не можем заполнить: не все хотят работать на "подземке". Временные трудности создала остановка на год строительства рудника в Удачном, которое сейчас возобновляется. Пришлось на переходный период занять сотрудников на других работах. У нас масса отработанной руды, которую мы решили еще раз переработать. Есть трубки, которые были заморожены, например расположенная около Удачного "Зарница". И плюс близко расположен "Айхал", где людей будем задействовать вахтовым методом. Проблемы есть, но все они решаемы.