— Что значит для вас партия Манон?
— Как всякая красивая женщина, моя героиня верит, что может манипулировать миром, манипулировать мужчинами, она понимает свою власть и наслаждается ею. Может быть, она и любит де Грие, но она так юна и так наивна в своей вере в то, что ее красота сможет руководить миром.
— Какую роль сыграла она в вашей театральной карьере?
— Кеннету Макмиллану, хореографу "Манон", я обязана всем, что у меня есть. Мне было 15, когда он пригласил меня в труппу. Относился как к собственной дочери. Это был очень сдержанный в эмоциях человек, немногословный, всего несколько слов-ключей, обозначающих то, что должно происходить. Я помню, как на репетиции третьего акта "Ромео и Джульетты" он сказал мне: "Не бойся быть некрасивой, потому что, когда человек страдает, он некрасив". Именно тогда я поняла, что значат его балеты, все те же классические па, но каждый шаг, движение подразумевает какое-то слово, текст. Поэтому надо отрешиться от классики, ее чистого и холодного стиля. Когда Макмиллан, как всегда по-английски чопорно, сказал мне: "Я хочу, чтобы ты танцевала Манон",— я была удивлена. Как всякая девочка, я тогда мечтала танцевать Джульетту. Почему Манон? Почему не Джульетту? Я не понимаю Манон! И уже гораздо позже я убедилась, что это был правильный выбор. Не люблю танцевать сказки, люблю партии, в которых можно показать личность. Манон, как и Джульетту, могу танцевать вечно, потому что каждый раз я открываю все новые и новые оттенки.