Сегодня компетентные органы испытывают кадровый голод и все чаще допускают проколы при вербовке сотрудников из студенческой молодежи (см. стр. 7). Лет десять назад таких проколов не было и выбор у КГБ был значительно лучше.
А вы сотрудничаете с кем надо?
Юрий Кобаладзе, управляющий директор инвестиционной компании "Ренессанс Капитал":
— КГБ меня не вербовал, я уже был завербован внешней разведкой. Сразу после института. И я не вижу ничего плохого в том, что вербуют студентов. Это нормальная практика: то же ЦРУ делает это вполне гласно. Но принуждать к сотрудничеству нельзя, это запрещено законом, и без согласия человека, насильно никого в разведку не берут. К спецслужбам я отношусь, естественно, лояльно, поскольку сам в них прослужил почти 30 лет. Но считаю, что за ними должен быть контроль — общественный, парламентский, журналистский.
Михаил Чванов, секретарь Союза писателей РФ, директор Дома-музея С. Т. Аксакова (Уфа):
— Вопрос о сотрудничестве с органами для меня неоднозначен так же, как неоднозначно все наше недавнее прошлое. Ни в диссидентах, ни в членах КПСС я не ходил. Никогда не боролся с властью и с органами не сотрудничал. Но при этом не знаю, плохо это или хорошо, если человек сотрудничает с органами. В органах всегда было достаточно и сволочей, и хороших людей, да и повороты в жизни бывают такие разные, что, на мой взгляд, все зависит от конкретной ситуации — с кем сотрудничать и по какому конкретному вопросу. Главное в любой ситуации — оставаться самим собой, не изменять своим принципам под влиянием обстоятельств.
Владимир Войнович, писатель:
— У меня давние отношения с органами, еще с 1959 года. В первый раз меня вызвали в КГБ по поводу антисоветских стихов одного студента; меня спрашивали, что я по этому поводу знаю: "Вы нам поможете — мы вам поможем". А я ничего не знал. Много позже меня вызвали в связи с публикацией "Чонкина" на Западе, и я даже спросил: "Вы меня вербовать будете?",— на что генерал, допрашивавший меня, сказал: "Конечно, нет". А вообще влияние органов на жизнь было ощутимо: студентов вербовали в основном из МГУ и МГИМО. Теперь в связи с избранием Путина органы опять оживились, но я считаю, что в отношении президента должна работать презумпция невиновности. В США Джордж Буш тоже был из органов, и все было нормально.
Алексей Митрофанов, депутат Госдумы:
— Никогда, и меня даже не вербовали, хотя я и учился в МГИМО. У моих родителей были связи, которые помогли мне избежать этого. Но вербовку студентов для внешней разведки я считаю нормальной практикой, так делается везде. И на Западе к сотрудничеству с органами относятся нормально, это у нас те, кто сотрудничает, считаются стукачами и доносчиками. Но ведь это не так. И разве Тургенев не был руководителем внешней разведки? Эмигранты первой волны через одного сотрудничали с НКВД. И не надо все валить на прошлое Путина. Сталин, учившийся в духовной семинарии, церковь уничтожил на корню — потому что знал, как она опасна для него.
Владимир Сунгоркин, главный редактор газеты "Комсомольская правда":
— В 1975 году, когда я заканчивал учебу в Дальневосточном университете, мне открыто предлагали работать с органами. Разговор был очень корректным, и я отказался. Сейчас я понимаю, что тогда могли под видом романтической работы тайным агентом сделать человека стукачом. Тогда многие были наивными и бредили Штирлицем, а некоторые сокурсники работали на КГБ, они потом стали кадровыми офицерами.
Владимир Сорокин, писатель:
— Нет, конечно, я ведь был человеком андерграунда, и с КГБ у меня были неприязненные отношения. Кроме того, я попал в этот круг 20-летним человеком, передо мной был опыт старших товарищей, которые просвещали меня по поводу общения с машиной ГБ. В определенной степени я был подготовлен и знал этого зверя, поэтому серьезных проблем удалось избежать. Сейчас спецслужбы начинают структурироваться, возрождаться после полосы как бы демократии. Но ничего страшного не случится. Это обычная российская жизнь. Эти существа, гэбэшники, были и есть в нашей жизни.
Александр Хинштейн, журналист:
— Скорее да, чем нет. Не в смысле агентурной работы, а в том плане, что представители спецслужб бывают источниками информации. Правда, был случай, когда один сотрудник после нашей встречи воспринял ее как мое желание завербоваться и доложил начальству. Я не исключаю, что потом на меня завели какие-то первичные документы. Но кадровым сотрудником я никогда не был. Есть такая форма подставы — завести на человека учетную карточку как на агента, не говоря ему ничего. Но факт остается фактом: ни одно государство не может обойтись без спецслужб и агентов, это нормально.
Алексей Бинецкий, адвокат Московской городской коллегии адвокатов:
— Ни в штате, ни вне штата я в этих организациях не был. К счастью, и предложений не было. Но мне приходилось оказывать содействие органам относительно преступлений, когда этого требовал гражданский долг. Оказание содействия — это один из способов защитить себя и окружающих, но между этим понятием и сотрудничеством огромная разница. А крики по поводу возрождения режима мне непонятны: режим никуда не исчезал, он есть и будет, пока есть государство. Другое дело, что он не должен нарушать закон.
Александр Осовцов, вице-президент Российского еврейского конгресса:
— Органы меня не трогали, знали, что с моей отмороженностью я мог и хай поднять. А с теми, кто сотрудничал, мы не разговаривали, хотя и понимали, что в той системе нельзя было требовать от всех героизма, могли ведь и всю жизнь искалечить. А те, кто сейчас восстанавливает систему, совершают преступление. Спецслужбы сейчас опаснее чеченцев. Это не вина Путина, просто они так интерпретировали его избрание президентом. А вообще мне было бы спокойнее, если бы президент был хотя бы генерал-полковником, все-таки это звание предполагает более высокую квалификацию.