В воскресенье в Самаре прошли похороны последних жертв трагедии 10 февраля. На кладбище Рубежное — 57 новых могил. Специальные корреспонденты "Ъ" Валерий Дранников и Андрей Федоров выяснили, что счет жертв будет продолжаться.
"Бог покарал ментов"
Водитель новенькой "шестерки", здоровенный амбал Слава, подобравший нас промозглой ночью в аэропорту Курумоч, девять километров молчал, а на десятом его прорвало:
— Ни черта в газетах по жизни не петрят. Бандиты сожгли ментов! Ни хрена себе! У них что, других проблем нет? Им что, с ментами мир не нужен? Не в том дело, москвичи! Примаков что сказал? Амнистию сделаем, чтобы камеры освободить. Для банкиров и финансистов. Вот наши местные менты и решили нескольких самарских богачей прищучить. А те прознали и подожгли...
Мы приехали в Самару в день всероссийского траура, который накануне объявил президент. Правда, губернатор Титов объявил в городе траур уже на третий день, но амбал Слава был доволен президентом.
— Может, он совсем православным стал и решил по христианскому обычаю помянуть на девятый? Только вот увидите, траура у нас сегодня не будет. Устали люди скорбеть.
Слава оказался не прав. С раннего утра по обледенелым и давно не чищенным улицам на Куйбышева, 42, на уже остывшее пепелище, потянулся народ. Оцепление не подпускало людей к руинам, и они просто стояли и смотрели издали, как самосвалы увозят последние следы сгоревшего здания.
Среди них, наверное, уже не было тех, кто в предыдущие дни приходил сюда в надежде узнать хоть что-нибудь о своих "пропавших без вести". Потому что утром объявили: все останки идентифицированы, погибли 57 человек, больше жертв не будет.
— Вот не поверите, а было мне видение. Как раз 7 февраля,— частил нестарый еще самарец внимавшим ему женщинам.— Будто сижу я в своем доме, где давно не живу, в квартире 42. А дом такой большой и высокий. И стоит как бы на насыпи. А под насыпью ров. И вот сижу я, сижу, и вдруг в комнату влетает сияние — огромное, во все стены, и яркое, что глазам больно. Я со страху-то из дома выскочил и хотел уже сигануть в ров, да удержался. Утром полез в сонник — мама родная! Упади я в ров, мне через два дня не жить. А так — к большому пожару. Бог покарал ментов. Точно говорю...
— Сволочь ты, а не провидец,— пожилая женщина аж захлебнулась от негодования.— Это за что же Господь покарал моего соседа Сашу Суходеева? Что до ночи торчал на службе? Что семью почти не видел? Что зарплату по пять месяцев не получал? Чтоб тебе в твой ров сигануть!
"Будет на что ребят помянуть"
Зарплату милиционерам выдавали как раз в день нашего приезда. Первую за несколько месяцев. В здании городского УВД, куда переехали уцелевшие сотрудники областного управления, не протолкнуться.
На столе кассира, которая почему-то обосновалась в комнате пресс-центра, где и без того жуткая толчея, рядом со стопками денег — фотографии погибших. Их понесут сегодня на кладбище Рубежное, на очередные похороны. Понесут и завтра, и послезавтра.
— Хоть будет на что ребят помянуть,— будто про себя говорит высоченный капитан и заходится в долгом кашле. Капитана зовут Борисом Крикулиным. Если бы не чудо, то быть бы ему одним из тех, кого пришлось бы поминать.
Крикулин приехал за зарплатой из госпиталя, где он лежал с ожогом дыхательных путей. Ему еще долго сидеть на больничном.
— Я работаю в отделе по связям с общественностью. Вроде ваш коллега. А кабинета у нас своего не было. Сидели с паспортистами на третьем этаже. И уже вечером, в 17.40, капитан Фролов говорит: "Никак опять дымом пахнет?"
Ну пахнет и пахнет. Мы привыкли. Здание старое, проводка древняя и иногда загорается. Игорек решил проверить. И ушел к центральной лестнице. Больше я его не видел. А через несколько секунд влетает сосед майор: "Ребята, пожар! Вон из кабинета!" Бросаюсь к сейфу спрятать документы. Потому что это главное в нашей работе. А сам кричу стажерке Свете: "Беги отсюда!" В коридоре уже тьма кромешная. Только жарища и тяжелый запах дыма. Куда идти, не знаем. Достаю фонарик, который всегда с собой ношу. Луч уперся в дым и завяз.
А через пару шагов я почувствовал, что с трудом продираюсь сквозь дым: такая плотная масса забила коридор. И тут я потерял стажерку. Крикнул: "Света!" — и словно расплавленный поток залил глотку. С трудом добрался до площадки, а там уже полыхает. Повернул назад, но дышать почти невозможно. Ноги подкосились, и я, здоровый парень, рухнул на пол. Прополз еще пару метров и понял, что, если я сейчас не нащупаю дверь в какой-нибудь кабинет, каюк.
А когда нащупал, открыл и вполз, чуть не потерял сознание окончательно. В кабинете трое мужиков пили чай! На первом уже пламя вовсю бушевало, люди прыгали из окон, а они еще ничего не знали. Через пару секунд в кабинет на свет вползла Светка, а потом в закрытое окно врубилась пожарная лестница...
"Это скорее халатность"
В жизни нечасто увидишь плачущего милиционера. Но начальник экспертно-криминалистического управления Самарского областного УВД подполковник Елена Борисовна Колуярцева даже не думала скрывать слез. Они капали на фотографии на ее столе. Фотографий было одиннадцать — столько сотрудников погибло у подполковника. И еще двадцать с тяжелейшими ожогами и отравлениями лежат в больнице.
— Мы ведь как одна большая семья всегда были. Понимаете, не сослуживцы, а семья. Все праздники, дни рождения — все вместе. А как готовились к 1 марта! Это же большой день — 80 лет экспертной службе. Капустник репетировали. Теперь вот на кладбище каждый день езжу. Как родных хороню.
Ее управление размещалось на пятом, последнем этаже здания. Там запасного выхода просто не существовало. И когда огненный смерч взлетел по центральной лестнице, люди оказались отрезанными от жизни. Но эксперты — народ смекалистый. Полковник Тогобицкий разорвал шторы в своем кабинете на длинные полосы, связал их и по этому канату спустил весь свой отдел с 20-метровой высоты.
У других, правда, крепких штор не оказалось. Ткань крошилась и секлась в руках, потому что солнце и время сделали свое дело. В генеральских кабинетах управления был сделан евроремонт, они были отделаны импортной синтетикой, но на новые шторы денег не хватило.
— Нам сейчас велели написать, в чем мы нуждаемся в первую очередь. Хотите посмотреть, что я написала?
В ее блокноте под первым номером крупно чернеет: "Веревочные лестницы".
— Елена Борисовна, вы опытный криминалист. Это поджог? Город только и говорит, что это ответ за вазовский "Циклон".
— Горько, но скорее это чья-нибудь халатность. Дело в том, что основные материалы по громким делам хранятся в прокуратуре, вся компьютерная база облуправления продублирована в Москве, а "массовкой" занимаются районные управления. И потом... Не бандитский это почерк. Уж если братве понадобится разрушить дело, изъять из него документы — они просто пустят шапку по кругу... Нет, на такой поступок они не способны.
В этот момент в кабинет вошли два бритоголовых здоровяка. Мышцы выпирают из кожаных курток, на лицах — торжественная скорбь. В руках — пишущая машинка "Оливетти".
— Примите от фирмы. Вам же работать надо.
— От какой фирмы? — еле вымолвила подполковник.
— Какая разница. Завтра принесем ксерокс.
И они испарились.
Когда мы выскочили в коридор, след представителей "фирмы" уже простыл. Зато там мы наконец встретили человека, который все эти дни бежал журналистов,— начальника областного УВД генерал-майора Владимира Глухова. Он и с нами поначалу не желал говорить. Но потом помягчел минуты на три.
— Нам очень тяжело. Особенно много потерь среди сотрудников экспертно-криминалистического управления, управления по борьбе с экономическими преступлениями, следствия, паспортно-визовой службы, финансово-экономического управления. Мы понесли невосполнимую утрату, но я заверяю общественность, что мы ее восполним. На место ушедших придут новые кадры. Оставшиеся в живых станут работать за двоих. Мы не дадим криминалу плясать на наших могилах. Я заверил в этом и министра, и губернатора.
Внезапно генерал приобнял нас за плечи:
— Мужики, я вам говорю: мы во всем разберемся. И мы найдем виновных. И с ними разберемся тоже.
"Крайними окажемся мы"
— Ага! Мы же знаем, мы чувствуем, они сейчас будут искать крайнего, и этим крайним окажемся мы! — чуть не кричал нам начальник службы пожаротушения управления Государственной противопожарной службы города Самары подполковник Вячеслав Абуняев.
Мы сидим в кабинете подполковника в старом доме начала века, и дом этот со всех сторон окружают его ровесники. Весь барочный, ампирный центр Самары, весь его модерн — это деревянные перекрытия, деревянные перегородки, деревянные стропила.
— А ваш дом сгореть может?
— В одну минуту. Но жертв не будет. Потому что мы профессионалы. А УВД... Сколько раз мы предупреждали: ваше здание — пороховая бочка. Там пустоты между полами и потолками по 70 сантиметров. Там центральная лестница — вентиляционная шахта. Там проводка не менялась годами. Одной искры достаточно. Постоянно твердили: следите за безопасностью, тренируйте людей на случай эвакуации.
Сами каждый год пожарно-тактические учения там проводили. Знаете, когда последние? За неделю до пожара. Так от нас отмахивались, как от назойливых мух, только что матом не посылали. Ну как же — полковники, генералы... Мы им не указ. А вот в 97-м загорелась медицинская академия. Так там курсанты в пять минут освободили здание. Ни одной жертвы.
А УВД... Вот говорят: огонь занялся в 17.30. Неправда. Он уже полчаса как минимум прогуливался по пустотам, набирался сил. Потом и полыхнул сразу в разных местах. Скорость самого медленного распространения огня — полметра в секунду. Чтобы ему раскинуться по зданию в 120 метров, достаточно 10 минут.
— Так кто же виноват?
— Наш всеобщий бардак. Противопожарная сигнализация не сработала, во-первых. Когда обнаружили очаг возгорания, занялись самодеятельностью, не вызвали нас. "Громкая связь" оказалась настолько тихой, что люди в кабинетах не слышали сигнала тревоги. Это, в-третьих. В-четвертых, люди не знали, куда бежать.
Подполковник Абуняев загибает пальцы, и становится ясно, что скоро мы увидим яростные кулаки.
— Теперь бардак городской,— продолжает он.— Наша первая машина примчалась на место через четыре минуты. На снегу уже лежали трупы. Через несколько минут вокруг здания толпилось около двадцати расчетов. И наши ребята рубили лед, чтобы отыскать колодцы. Водоканал испугался дать напор, потому что могла полететь к чертям собачьим вся водопроводная сеть, которая здесь с царя Гороха. Пришлось рубить на Волге проруби, тащить километровый рукав, ставить насосную станцию. А ведь это все — время.
У нас в Самаре на все машины всего пять лестниц, достающих до пятого этажа. О тентах мы забыли, об импортных "кубах жизни" и не мечтаем. А в чем бойцы идут в огонь? Эту смеходежду мы называем "рыбачий костюм" — от воды прикроет, от огня нет. И все равно мы вытащили 60 человек. А теперь пусть они ищут виновных...
Администратор нашей гостиницы "Жигули" (когда-то центральной, а теперь порядочно обветшавшей, тем более что зданию уже за 100 лет) перед отъездом долго пытала нас о причинах пожара. Что мы могли сказать?
— Знаете, а в номере розетка искрит.
— Да не волнуйтесь вы, летите. Не сгорим!
-----------------------------------------------------
"Бандиты сожгли ментов! Ни хрена себе! — никак не мог успокоиться здоровенный водитель подвозившей нас 'шестерки'.— У них что, других проблем нет?"
Генерал приобнял нас за плечи: "Мужики, я вам говорю: мы во всем разберемся. И мы найдем виновных. И с ними разберемся тоже"
------------------------------------------------------
Что говорят в городе
Николай Александрович, сторож ГСК #731:
— О том, кто поджег УВД, спросите лучше у нашего мэра Лиманского и его компании. У меня даже никаких сомнений нет, что милицию подожгли. И сделали это не бандиты и не те, кто на ВАЗе машины воровал. Это сделали те, у кого денег много и кого называют властью. Милиция собрала много материалов на наших народных избранников, а здесь выборы — им дальше лезть надо. Что надо сделать, чтобы никто не помешал дальше по головам идти? Правильно — сжечь к чертовой матери все уголовные дела. А они были, об этом все говорят.
Михаил Штепо, сотрудник самарского филиала Альфа-банка:
— Мне кажется, что виной всему неорганизованность. Я в момент начала пожара случайно оказался у здания УВД. Видел, как разворачивались пожарные. Один расчет уже огонь заливает, а второй ищет колодец для подключения гидранта. А колодца нет, потому что вся проезжая часть покрыта слоем льда — дороги в Самаре ведь почти не чистят! Пожарному пришлось ломом лед сбивать... Потом, здание УВД только снаружи было кирпичным, а внутри — сплошное дерево. Между перегородками — щели. По ним огонь в момент перекидывается. Я в свое время работал примерно в таком же, и мне все это наши пожарные объясняли. В таком доме должна быть надежная система предупреждения о пожаре, а ее, как говорят, не было.
Дмитрий Толстых, водитель:
— Виной всему наше наплевательское отношение к самим себе и окружающим. Всю жизнь надеемся на авось. Я в свое время на флоте работал, был матросом на нефтеналивном танкере. Там перед каждым рейсом пожарные должны принимать судно. А они? Им водки выставят, упоят в усмерть, они нужные бумаги и подпишут. Ну и здесь то же самое. Пожар начался, увэдэшники чухнулись, когда уже горели коридоры и выходы. Пожарные приехали, а напора в водопроводе нет. Лестниц не хватает, брезентухи, чтобы людей ловить, нет. Кого здесь винить? Только самих себя.
Борис Фадеев, бухгалтер:
— Не верю я, что такое большое здание сгорело от замыкания или от окурка. Подожгли его. Кто? А кому выгодно, чтобы все дела сгорели? Понятно, что бандюги об этом и мечтать не могли... Но, мне кажется, они на это не пошли бы. Спалить все дела выгоднее всего было милицейским начальникам и тем, кому они служили. Я имею в виду не руководство МВД. В прошлом году много говорили о том, что на генералитет управления внутренних дел есть уголовные дела, а "стрелки" идут на руководителей властных структур. Смотрите, какая интересная получается закономерность: в прошлом году горела тольяттинская милиция, 10 февраля сгорела наша, а 13-го, когда хоронили первых погибших, загорелось транспортное УВД. Это что, совпадения? Да в жизни не поверю!
Ирина Д., жена офицера ФСБ:
— Причиной всему расхлябанность. Я видела документальные кадры о пожаре — видиокассету принес муж. Там в углу кадра фиксируется время. Так вот, где-то около семи, когда дом уже горел час с лишним, пожарные во дворе только начали разворачивать шланги. А в это время спасшиеся милиционеры и сотрудники ФСБ ловили тех, кто выпрыгивали из окон. Это что, нормальная организация тушения пожара?
Арнольд Эпштейн, собственный корреспондент газеты "Спорт-экспресс" в Самаре:
— Это стопроцентная диверсия. Мне знакомые рассказывали — а они связаны с правоохранительными органами,— что эксперты уже определили, что возгорание началось из кабинета, который занимала женщина-следователь, курирующая самые громкие уголовные дела. Говорят, что она много курила. Этим и воспользовались. Кабинет подожгли, когда ее не было в управлении. Поначалу никто особенно не обратил внимания на дым в коридоре. А когда поняли, что в кабинете пожар, и попытались выбить дверь, то она не поддалась, так как внутри оказалась чем-то припертой. Когда дверь все-таки вышибли, пола в кабинете уже фактически не было — он сгорел и провалился в межэтажное перекрытие. Так что это стопудовая диверсия. Но тех, кто ее устроил, вряд ли найдут...
Пожарный, тушивший пожар в здании областного УВД:
— Первый расчет был на месте уже через 3-4 минуты после вызова. Сначала был объявлен пожар по второму номеру, а уже потом объявили третий, четвертый. Когда приехала наша машина (примерно через полчаса), техники там было много, но работало всего несколько стволов, потому что в гидрантах не хватало напора. Давление воды в этом районе всегда слабое, на небольшой пожар его хватило бы, а на такой...
Заливать стали со всех сторон. Наши пошли по этажам, сначала даже без противогазов, и стали выгонять людей из кабинетов. Заглядывают — они там сидят, бумаги, вещи собирают. "Что сидите?" — "Ждем, когда потушат". Чуть ли не силком многих толкали. Причем не так давно в областном УВД противопожарные учения проводили, так что все должны были знать, куда бежать.
Когда дым гуще стал, наши надели противогазы, идут, видят: один задохнувшийся лежит, другой, третий, пятый... Что делать? То ли тушить, то ли мертвых выносить, то ли живых искать...
Светлана Полякова, предприниматель:
— Винить, видимо, некого: все произошло из-за совпадения сразу нескольких роковых случайностей. О пожаре узнали поздно, выходы в дыму. Да, наверное, никто толком и не знал, как в такой ситуации спасаться. Вон у нас висит засиженный мухами план эвакуации при пожаре, так ведь на него никто и внимания не обращает. Я не думаю, что сотрудники областного УВД относились к этому как-то иначе.
Евгений Травкин, дизайнер рекламного бюро "Эффект":
— Масштабы трагедии могли бы быть меньше, если бы не наш традиционный бардак. У самарских пожарных нет ни одной лестницы, с помощью которой можно бы было спасать людей с верхних этажей. В Новокуйбышевске, Тольятти, Сызрани такие лестницы есть, а в столице губернии нет.
Я вот думаю сейчас: научит чему-нибудь эта трагедия наши власти или нет? В старой части города полно таких же зданий, как бывшее УВД. Если там случится пожар, то его последствия будут аналогичными.
Андрей Иванов, юрисконсульт областного УВД:
— Наверное, можно было бы спасти больше людей, если бы некоторые окна не были зарешечены.
Мы, когда начался пожар, были в кабинете на втором этаже. Попытались выйти в коридор, а там от дыма не продохнуть, уже появился огонь. Мы вылезли через окно по связанным шторам. А рядом окно с решеткой, там женщины. Хорошо, что в это время во дворе здания была пожарная машина. Взяли там лом и с трудом, но оторвали решетку с окна. Только так и удалось спасти женщин.