"Сибирский цирюльник" обречен на успех. И дело тут не в художественных достоинствах фильма, а в том, как он подается зрителю. Михалков возрождает полузабытый жанр всесоюзной премьеры.
Кино занимало особое место в идеологическом арсенале советской власти. Сталин не зря так решительно ограничивал количество фильмов, снимавшихся в советских киностудиях. Присматривать следовало за каждым, чтобы каждый сделать не просто событием, но аргументом в системе политических доказательств. Схема премьеры родилась именно так, долгожданный фильм преподносился как назидательный подарок. И даже если фильм не был художественным открытием, шумная премьера автоматически поднимала его ранг.
В плановом хозяйстве на фильм делали большие ставки. Его специально готовили, мастера искусств получали почти генеральские полномочия, распоряжаясь тысячами статистов. Сергей Эйзенштейн делал инсценировку штурма Зимнего (которая потом войдет в учебники в качестве документальной съемки), танковые бригады Красной армии помогали снимать "Трактористов", а сама Выставка достижений народного хозяйства СССР была, казалось, выстроена специально для съемок Пырьева ("Свинарка и пастух") и Александрова ("Светлый путь").
На премьере фильма "Броненосец Потемкин" в 1925 году зрителей встречали статисты, наряженные матросами, а на фасадах кинотеатров строились макеты боевых рубок военных кораблей. Наивность этой бутафории была, впрочем, вполне извинительна — такова была стилистика всего агитационного искусства эпохи, от мейерхольдовских постановок до массовых шествий в честь первых октябрьских годовщин.
В день премьеры фильма братьев Васильевых вышла передовица в "Правде": "'Чапаева' посмотрит вся страна". Стоит ли говорить, что журналисты проявили удивительную прозорливость. На Чапаева ходили целыми заводами и военными подразделениями, причем это был один из первых фильмов, прокат которого начался одновременно в нескольких главных городах. "Чапаев" имел рекордный успех не только благодаря тому, что в его оценке совпало мнение власти и народа, но и потому что появление на экране усатого комдива было хорошо подготовлено.
Но демонстрации с плакатами "Мы идем смотреть 'Три песни о Ленине'" отошли в прошлое вместе с романтическим периодом советского кинематографа. Авангардизм Дзиги Вертова уступил место добротным полотнам в духе "Ленин в октябре" Михаила Ромма. Появление Ленина и Сталина на экране автоматически становилось событием, автоматически встречалось овацией.
В хрущевские времена прием психической атаки на зрителя употреблялся реже. Разве что на Московском фестивале 1965 года, когда "Война и мир" была показана в Кремлевском дворце съездов — впрочем, в ряду других фестивальных премьер. Фильмы стали лиричнее, а герои камернее; ни трагическая любовь стюардессы, ни даже прогулка по Москве молодого Никиты Михалкова не могли вызывать такой шумный прилив патриотизма.
К практике главных премьер успешно вернулись в 80-е годы. Тогда-то и появилось само понятие "всесоюзной премьеры". В год их бывало одна-две. Показ устраивался одновременно в первоэкранных кинотеатрах разных городов.
Репертуарный совет Госкино собирался раз в квартал, чтобы определить, какие фильмы будут удостоены всесоюзной премьеры. На нем присутствовали руководители республиканских кинокомитетов и крупные руководители прокатных контор. Окончательное решение принималось на высоком партийном уровне.
Если обычный фильм тиражировался, как правило, в количестве 500-1000 копий, то для всесоюзной премьеры печаталось 2000-2500.
В Бюро пропаганды советского киноискусства писали сценарий каждой премьеры — одинаковые методички с базовыми сценариями рассылались по всем городам, нюансы зависели от фантазии местных прокатчиков, которая, впрочем, была небогата. На премьеры приезжали артисты, выступали ветераны войны — если фильм был о войне, космонавты — если фильм был о космонавтах. Пионеры подносили членам съемочной группы цветы. Выступала местная самодеятельность.
Всесоюзная премьера не могла провалиться. Профкомы предприятий выкупали билеты для коллективного посещения. Но все-таки насильно в кино не гнали, можно было и отвертеться.
Первая всесоюзная премьера по новым правилам прошла в 1981 году — ее удостоился фильм Евгения Матвеева "Особо важное задание", героическая киноповесть о жизни тружеников тыла. Он был выпущен в количестве 1347 копий и собрал 43,3 млн зрителей. "На Пятом съезде кинематографистов меня потом просто заклевали за эту премьеру,— вспоминает Евгений Матвеев.— Но уверяю вас, я никак этому своему выдвижению не способствовал".
Ему удалось побывать на премьере в Москве (в кинотеатре "Октябрь"), Ленинграде и Ярославле, где он "не смог сказать ни слова, потому что комок стоял в горле". Премьеры в Москве отличались большей сдержанностью и официальностью, а в провинции благодарные зрители приносили в подарок банки с грибами и вареньем. Играли оркестры, пели хоры, выходили пионеры в галстуках, ветераны в орденах — словом, праздник строился по обычному, еще многим сегодня памятному сценарию.
Потом, по мнению Матвеева, жанр всесоюзной премьеры был опошлен и каждый, кому удавалось ее пробить, мог получить ее. Но пробить было делом нелегким, и только зубры отечественного кино, так сказать, супертяжеловесы, вроде Сергея Бондарчука или Юрия Озерова, могли твердо рассчитывать на всесоюзный масштаб, сравнимый с масштабом массовки в "Красных колоколах" или "Освобождении".
Этим опытом в 1988 году успешно воспользовался Сергей Соловьев, с помпой представлявший свою трилогию, начинавшуюся "Ассой". Шоу в помещении ДК Московского электролампового завода запомнилось историкам перестройки, но было все-таки чисто московским и слишком тусовочным. Можно сказать, что Соловьев творчески переосмыслил штампы всесоюзной премьеры. Но подняться на высоты большого стиля ему так и не удалось.
Это смог сделать только Михалков, превративший в шоу уже само ожидание фильма. С лета зрители ждали его разрешения от бремени, и трижды (если не четырежды) их ожидания были обмануты. "Сибирского цирюльника" не дождались даже члены американской Киноакадемии. Но ничего, наш праздник в Кремле заткнет за пояс их жалкую и ничтожную оскаровскую церемонию.
ЛИДИЯ МАСЛОВА
"СИБИРСКИЙ ЦИРЮЛЬНИК" — ЭТО "ЧАПАЕВ" НАШИХ ДНЕЙ