— Мы ориентируемся на нефтяной и лесопромышленный комплексы, телекоммуникации, потребительские товары и вложения в интернет-технологии.
— Почему именно эти отрасли?
— Мы выбираем те отрасли, где российские компании могут быть конкурентоспособными на мировом рынке, прежде всего это отрасли ресурсные. Этим же мы руководствуемся, инвестируя в телекоммуникации и интернет-технологии, ведь это общемировой бизнес.
— А потребительские товары?
— У отрасли производства потребительских товаров, как и у телекоммуникаций, большой потенциал роста. Прежде всего потому, что они не были особенно развиты в советские времена.
— Каковы ваши критерии оценки инвестпроектов?
— Главный критерий — люди. Прежде всего мы инвестируем в порядочных менеджеров, и то, насколько хорошо управляется компания,— первый и самый главный критерий. Второй вопрос — насколько мы сами можем контролировать ситуацию. Поэтому мы предпочитаем получать контрольные пакеты предприятий, в которые вкладываем деньги. Если это не получается, пытаемся достичь контроля в пуле с другими инвесторами, которые имеют такую же стратегию, как и мы. Очень важно, чтобы менеджеры тоже имели интерес либо долю в этой компании и согласованную с нами стратегию; об этом надо договариваться изначально.
— Но есть ведь и какие-то экономические критерии?
— Главный экономический критерий — в каком секторе работает предприятие. Мы уже определили четыре-пять секторов, работаем с ними несколько лет, знаем ведущие компании. Второй экономический критерий — размер компании. Мы не можем инвестировать в маленькие компании в силу того, что реально можем управлять десятью, максимум двадцатью проектами.
— Какова цель ваших инвестиций? Сделать предприятие дороже и продать или получать прибыль от его деятельности?
— И то, и другое. Без текущей прибыли невозможно работать. Но в принципе мы можем реинвестировать текущую прибыль, чтобы нарастить капитализацию компании. Для нас реинвестирование прибыли — залог того, что выход компании на открытый рынок либо ее продажа в дальнейшем будут успешными.
— Какая средняя рентабельность предприятий в названных вами отраслях?
— Невозможно сравнивать нефтяные и интернет-компании. Когда цена на нефть $10 за баррель, даже копейка прибыли — хорошо, а когда $30 — нужно получать минимум 40% годовых.
— А в более устойчивых отраслях, таких, например, как производство потребительских товаров?
— Прибыль этих компаний после кризиса серьезно упала, потому что долларовые цены продуктов снизились примерно на 60%. С другой стороны, конкуренция со стороны международных компаний тоже снизилась. Например, позиции наших кондитерских компаний сейчас очень сильны. После кризиса укрепились их конкурентные преимущества, хотя прибыль снизилась. В результате 5-10% годовых мы сейчас считаем хорошей прибылью.
— Так не проще ли заработать на финансовом рынке?
— Нет. 5-10% — это текущая прибыль самого предприятия. Мы стремимся ее реинвестировать, увеличивая капитализацию предприятия, чтобы при выходе из проекта получить прибыль от его продажи. Наш доход определяется ростом капитализации компании. За шесть лет работы в России прибыль нашего инвестиционного фонда была около 40% годовых в валюте.
— Кто ваши клиенты-инвесторы?
— У нас около 200 инвесторов. В основном это пенсионные фонды, страховые компании и паевые фонды в США и Европе.
— Вы не думали привлекать российских инвесторов?
— У нас здесь много партнеров, с которыми мы вместе реализуем проекты, но они не клиенты, а именно партнеры.
— А что мешает сделать их именно клиентами?
— На Западе основными клиентами наших фондов являются страховые компании и пенсионные фонды. В России эти финансовые институты пока недостаточно масштабны. К тому же они сильно зарегулированы законодательно — существуют большие ограничения по возможностям и срокам инвестирования.
— Последнее относится и к западным фондам, но это не мешает привлекать западный капитал в реальный сектор...
— Да, но есть еще вопрос времени, на которое инвесторы могут вкладывать деньги. Наш фонд существует шесть лет, срок реализации проектов — от трех до шести лет. И я пока не видел ни одного российского инвестора, который бы серьезно рассматривал варианты вложения денег на такой срок.
— Деньги частных вкладчиков не могут быть привлечены к таким проектам?
— В принципе, могут. Но это просто редкость. Единичные вклады — просто мизер по сравнению со стоимостью проектов. Хотя акции нашего фонда торгуются в Люксембурге, и частные инвесторы могут купить их там.
— Но есть же механизм паевых фондов...
— Есть, но это опять же не те объемы средств, которые необходимы для прямых инвестиций. В России у многих после ваучерной приватизации осталось довольно большое недоверие к различным фондам. Кроме того, ПИФы также имеют ограничения по возможностям инвестирования в долгосрочные проекты, связанные с необходимостью поддержания ликвидности своих паев. Даже на Западе мы практически не работаем с частными клиентами. А имеем дело в основном с крупными клиентами, которые могут сразу вложить десятки миллионов долларов. При этом мы не можем привлекать российский капитал, который находится за рубежом,— это нелегальные схемы, мы на них просто не пойдем. А если рассматривать капитал, который здесь, то пока мы просто не видим возможности собрать такие деньги. Впрочем, через несколько лет доля русского капитала на рынке будет гораздо больше, и у нас есть идеи, как работать с российским фондом, сформированным за счет капитала физлиц или российских страховых компаний, банков и т. п. Но пока мы считаем, что это нереально. Может быть, через три-четыре года получится.
— Вернемся к инвестициям. С какими проблемами вам приходилось сталкиваться при реализации проектов?
— Во-первых, в России очень часто меняется налоговая система, что затрудняет долгосрочное планирование. Правда, говорят, что уклонение от налогов — русский национальный вид спорта, но сути дела это не меняет. Во-вторых, и это основная проблема, российским компаниям очень трудно получать долгосрочные кредиты, поскольку здесь нет нормальной банковской системы. Мы обеспечиваем акционерный капитал, но для решения локальных проблем необходим кредитный капитал.
— Но можно же привлекать западные кредиты...
— Иногда мы можем помочь компании получить кредит от западных банков, особенно если предприятие ориентировано на экспорт. Но это все кредиты на короткий срок — год-полтора.
— А проблем с местными властями не возникало?
— Это не проблемы, это просто неотъемлемая часть самого процесса бизнеса в России: приходится очень активно и тесно работать с органами власти. Но мы уже знаем, как это делать, так что для нас это просто увеличение объемов работы.
— В России часто имеют место конфликты между инвесторами и менеджерами или между разными группами инвесторов. У вас были такие случаи?
— Безусловно, у нас возникали проблемы, но не особо серьезные. Кстати, именно поэтому мы предпочитаем прямые, а не портфельные инвестиции. При прямых инвестициях практически нет границы между инвестором и менеджментом. Мы очень активно участвуем в процессе управления предприятием, и это позволяет на ранних стадиях выявлять возможные конфликты и гасить их.
— Если говорить об общих тенденциях, прямые инвестиции в Россию будут расти или уменьшаться?
— Я уверен, что будут расти.
— Вы отвечаете за инвестиции не только в Россию, но и в СНГ. Если сравнивать привлекательность России и других стран СНГ, куда вы предпочитаете вкладывать средства?
— Конечно, в России самая современная инфраструктура бизнеса, и на нее приходится 95% наших вложений в страны СНГ. На Украине у нас есть два проекта, но не очень больших. Есть проект в Грузии — производство минеральной воды "Боржоми".
— А если брать еще шире: куда в мире сейчас будут вкладывать деньги — в Азию, Европу, бывший Советский Союз?
— Для группы "Бэринг" сейчас самый главный новый рынок — Азия. Затем — страны бывшего СССР и Южная Америка.