Выставку "СССР: история в фотографиях", которая открылась в Париже, готовили в полемике и с просоветской, и с антисоветской историографией. Экспонаты должны были сами рассказать историю исчезнувшей в 1991 году страны. Так оно и вышло. И при этом неожиданно обнаружилось, что новая, правдивая, история СССР ничем на вид не отличается от старой, неправдивой.
Парижскую выставку собирали в Москве. Пересмотрели десятки архивов, сотни частных коллекций. Добрались даже до секретных папок КГБ. И она не осталась незамеченной среди 120 выставок Месяца фотографии — о ней рассказывают газеты, ее посещают зрители.
Увидев, как французы стараются понять нашу историю, можно сообразить, насколько мы сами измучены попытками ее понять. В залах Павильона искусств посетители (а их на удивление много) медленно и вдумчиво движутся вдоль стен, по которым в строгой хронологической и тематической последовательности развешаны фотографии. Держась предложенного экспозицией маршрута, постепенно, кадр за кадром, зрители вглядываются в лица красных, белых, эсеров, бедноты, кулаков, рабселькоров, нэпманов, беспризорников, красноармейцев, краснофлотцев, освобожденных трудящихся Востока, физкультурников, колхозников, метростроевцев, блокадников, целинников, афганцев, диссидентов, ликвидаторов, защитников Белого дома.
Слишком много непереводимых слов и требующих особых объяснений понятий: советский период русской истории чудовищно трудно понять западному человеку. Но французы не ленивы, любопытны и достаточно благополучны, чтобы использовать свой досуг в познавательных целях. Студенты, старшеклассники, преподаватели, журналисты, фотографы, госслужащие, критики, историки, литераторы, слависты, переводчики готовы сделать усилие и изучить-таки историю советской империи в фотографиях. Точно так же, как на других выставках изучали декоративное искусство Таиланда, памятники древней цивилизации Йемена, фаюмский портрет.
Куратор проекта "СССР. 1917-1991. История в фотографиях" — директор Московского дома фотографии Ольга Свиблова — сделала все возможное, чтобы история нашей страны открылась западному зрителю. Для выставки собрали едва ли не все хрестоматийные и образцово-показательные снимки советской поры плюс редкие, никогда не публиковавшиеся, сохраненные в семейных архивах. Собрав, обнаружили, что одни фотографии нагло врут (французов поразило, что за исторический выдавался снимок взятия Зимнего дворца, сделанный на съемках фильма Эйзенштейна), другие подвирают, третьи хоть и правдивы, но не в силах противостоять ни количеством, ни качеством первым двум.
Главное противоречие истории СССР — между реальностью и ее официальным образом — с помощью фотографий не передается. Прямое столкновение изображений счастливых людей на Первомайских демонстрациях со снимками голодающих крестьян и измученных лагерников невозможно просто потому, что голодающих никто не фотографировал,— разве что однажды в пропагандистских целях делали фотографии голодающих Поволжья. Конечно, внимательному зрителю даже официальные снимки проговариваются: продовольственное изобилие начала пятидесятых ("СССР первым из стран-союзников отменил продуктовые карточки",— поясняет каталог) подтверждено гомерическим изобилием баранок на прилавках.
Добавили тексты. Если из фотографий объективная картина не складывается, на помощь должны прийти правдивые слова, объясняющие лживые изображения. Хотя обычно бывает наоборот: фотография документально подтверждает верность высказывания. Почти к каждой из 246 фотографий в выставочном каталоге дан исторический комментарий, а также объяснения фундаментальных для советской истории понятий — "красный террор", "показательные процессы", "большой террор", "коллективизация", "БАМ", "молодость страны советов" и так далее. Как иначе объяснить французу не только пафос, но и смысл многих снимков? Например, фотография Хрущева, с задором демонстрирующего с трибуны кукурузный початок, может создать ложное впечатление, что русские в те времена обещали догнать и перегнать Америку в сфере более интимной, чем сельское хозяйство.
Но что бы ни думали авторы, визуальные документы одержали над текстами сокрушительную победу. Советская фотография рассказать "всю правду" отказалась наотрез. И странно было бы ожидать чего-нибудь другого. Фотография была изобретена как отпечаток реальности, она изображает только то, что изображает. Весь контекст, в котором она существует, остается за кадром. Возможно, эти фотографии могли бы сохранить объективность в толстой книге, существуя в виде редких иллюстраций. Здесь же, собранные вместе, они аккумулировали такой заряд пафоса, который сбивал с ног не только непривычного француза, но даже и русского скептика.
Действительно, советская фотография не существует вне идеологии. Таковы были условия задачи. Фотограф не мог оставаться только свидетелем события. Он делал важное государственное дело, был частью государственной воли, никогда не снимал "как есть", но снимал "как должно быть". В реальности он должен был увидеть черты идеала. Если из ста тысяч московских домов, грязных, запущенных, с коммунальными квартирами, населенными героями Булгакова, Зощенко, Ильфа и Петрова, один только что построен, и это невиданный ранее дом-коммуна, фотограф идет и снимает дом-коммуну. Вместо буржуазного трактира он отправляется в социалистическую рабочую столовую.
"Правильно ли фотографировать человека, зевающего на концерте? — спрашивал автор одного из пособий по фотографии и сам же отвечал: — Неправильно, потому что человек этот, наверное, отстоял целую смену у станка. И он зевает случайно, а вовсе не потому, что не поглощен фортепианной музыкой". Фотограф стыдливо отведет объектив в сторону и найдет внимательные лица. Он не просто фотограф. Он сам себе цензор.
Эволюция советской фотографии — это эволюция фотографа, превращение его из репортера-наблюдателя в творца события. Этот путь непременно приводил на вершины пафоса, обычно противопоказанного летописцам. Фотография становилась очень литературной, даже газетной. Взяв в руки камеру, человек уже мыслил образами газетной фотографии. Снимок, который не мог бы встать на полосу "Правды" или "Известий", был заведомо второсортным. Профессиональная фотография такого себе не позволяла. Лирический словарь ее был весьма ограничен, потому что в любом частном событии следовало отразить общественную тенденцию. Не существовало криминальных репортеров, невозможно было проникнуть в частную жизнь знаменитостей, катастрофы не выносились на страницы газет, эротическая фотография грозила тюрьмой. По сути, фотография могла быть только парадной. Реальная жизнь заменялась идеальной.
Но из того, что советская фотография рисует идеальную историю, не следует, что она не правдива. Просто ее тема — не время, а дух времени. Она показывает историю как развитие мифов. По видимости она следует истории СССР. Но в ней ничего невозможно понять ни в том случае, когда к ней подходят с позиции просоветской, ни тогда, когда к ней подходят с позиции антисоветской.
Для той и другой точек зрения советская фотография является всего лишь серией ценных исторических свидетельств. Для одних — вехами славной истории, для других — пятнами позорной истории. Собственно фотографии при этом слова не давали. На сей раз субсидии Комитета по культуре московской мэрии, деньги "Филип Морриса" и группы "Ренессанс-страхование" позволили поставить удивительно эффектный опыт. Идея Московского дома фотографии как раз и заключалась в том, чтобы снимки сами говорили за себя.
То, что сказали снимки, удивило самих авторов. Обнаружилось, что советская империя произвела, кажется, единственный сверхпрочный продукт, со временем не исчезнувший, не развалившийся, не заржавевший,— миф об СССР. Искусство в очередной раз победило идеологию: оказалось, что у нас нет никакого другого зримого образа времени, кроме пионеров, полярников, летчиков, политруков, колхозников со снимков Родченко, Шайхета, Игнатовича, Альперта, Петрусова. Этот миф обслуживали лучшие русские фотографы, и, что бы ни предпринимали теперь публицисты, изменить его невозможно. Союз — нерушим, республики — свободны, и есть до сих пор могучий секрет у крепкой Красной Армии, и неисчислимая помощь, и глубокие тайные ходы. А больше мы им, буржуинам, ничего не скажем. Как бы ни старались.
ОЛЬГА КАБАНОВА, АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ
Для выставки собрали едва ли не все хрестоматийные снимки советской поры плюс редкие, никогда не публиковавшиеся. И обнаружили, что почти все они врут
Из того, что советская фотография рисует идеальную историю, не следует, что она не правдива. Просто ее тема — не время, а дух времени. Она показывает историю как развитие мифов