По правилам конкурса раз в год всегда на новом месте собираются балетные мастера и называют лучших в своей среде. Сама церемония вручения за девять лет его существования не отлилась в законченные формы — каждый город награждает лауреатов по-своему. Штутгартский "Бенуа" был выстроен не без интриги — церемония завершала четырехчасовой гала-концерт номинантов, еще не знавших, кто из них стал победителем. Публика "болела" и строила прогнозы. Из Штутгарта — АЛЕКСАНДР Ъ-КОЛЕСНИКОВ.
Предсказать можно было далеко не все. Сомнений не вызывала 78-летняя Алисия Алонсо: легенда кубинского балета, по болезни не приехавшая в Штутгарт, была обречена на признание. Среди балетмейстеров бесспорным лидером выглядел Начо Дуато. Его работа для веймарского проекта Viehauktionshalle под названием "Многогранность, формы тишины и пустоты" — пример нового хореографического инструментализма. Он не имеет ничего общего с традиционным инструментализмом баланчинского типа, переплавляющего музыкальные формы в танцевальные.
У темпераментного испанца — густой, вязкий метафорический язык. Это — балет на тему музыки, солисты танцуют дирижера, музыкантов и музыкальные инструменты. Во фрагменте, показанном на вечере, действовали "пианист" и "скрипач". Соло пианиста исполнил сам хореограф, совершенно покоривший публику (особенно женскую ее часть)."Скрипач" танцевал дуэт со "скрипкой": "пилил" смычком женское тело — по шее, животу, ногам — тело оживало, начинало звучать. Возникал сложный, чуть жутковатый музыкально-пластический ряд, вызывающий ассоциации с фантасмагориями Дали.
Эстетическое и идеологическое противостояние академических классиков и современных радикалов в наши времена утеряло свою остроту. В гала-концерте мирно уживались "Психический удар" Гаэля Ламбиотте и Прелюды Рахманинова в исполнении Тамары Рохо, диковатая версия "Лебединого озера" канадцев Греты Ходжкинсон и Александра Антоневича и хрестоматийное па-де-де из "Дон Кихота", в котором Галина Степаненко с Юрией Клевцовым сорвали горячие аплодисменты. К концу века балет вновь объединился и (как архаический, так и авангардный) по-старинке живет своими цеховыми конфликтами.
В одном из них немецкие зрители приняли самое живейшее участие. После выступления Маргарет Иллманн — балерины профессиональной, славной, но не более — в зале началось что-то невообразимое: публика ревела, выла, топала, цветы дождем летели на просцениум, балерина несчетное количество раз выходила кланяться, и каждое ее появление в прорезе занавеса доводило зрителей до экстаза. Известность Иллманн принес ее скандальный разрыв с худруком Штутгартского театра Ридом Андерсоном. Тот вызвал балерину из Канады на главную партию в "Онегине" Кранко, но с премьеры снял. В ответ несостоявшаяся Татьяна дала ряд интервью, не стесняясь в выражениях по адресу шефа Штутгартского балета. В глазах балетных правозащитников неугомонная Иллманн стала чуть ли не Антигоной, и вопли публики на "Бенуа" были своего рода политической демонстрацией в ее поддержку.
Гвоздем программы стал Михаил Швыдкой. Сияющий министр культуры сообщил о состоявшемся в Царском селе обмене реликвиями: Россия наконец получила фрагменты Янтарной комнаты, Германия — 101 рисунок из Бременской кунстхалле. Не относящееся к балету известие публика восприняла с ликованием — вместо одного события получилось сразу два. Вообще четырехчасовой концерт ничуть не утомил зрителей — церемонию последующего награждения воспринимали с энтузиазмом, бурно реагировали на каждую шутку ведущего ее Рида Андерсона и не скупились на аплодисменты. Лишь однажды по рядам пронеслось нечто похожее на ропот — строптивица Маргарет Иллманн получила всего-навсего диплом.