В Мариинском театре стартовал фестиваль памяти прославленного танцовщика Константина Сергеева. На открытии показали стародавнюю "Спящую красавицу" в редакции мэтра. В ней не были заняты звезды, но интерес она вызвала исключительный: в зале наблюдалось такое количество "знакомых лиц", какое нечасто увидишь и на премьерах.
Суть интриги в следующем. В Мариинке — две "Спящие красавицы". Автором обеих как бы является Петипа. Первый спектакль — это редакция заслуженного балета, осуществленная Константином Сергеевым в 1952 году согласно вкусам времени. Именно такой знали "Спящую красавицу" большинство нынешних артистов, критиков и зрителей. До тех пор пока Мариинка не сделала второй спектакль. Он появился в прошлом сезоне и совсем недавно удостоился спецприза жюри "Золотой маски": это версия, максимально приближенная к премьере 1890 года. То есть к самому Петипа.
Затевая новую постановку, театр даже не представлял, в какой скандал ввязывается. Пресловутая "балетная общественность" встала на дыбы. Балетное население младше 35 хныкало, переучивая с детства знакомые па и подлаживаясь под непривычные темпы, наконец-то приведенные в соответствие с пометками композитора. Но танцевало. Ветераны были непримиримы: театр осквернил прах Петипа, разбазарил наследие (версию Сергеева) и слепил безвкусную фальшивку.
Редактора-реставратора Сергея Вихарева назвали неучем и выскочкой. Театр долго и бессмысленно разъяснял актуальность ревизии. Потом махнул рукой и пообещал сохранить в репертуаре обеих "Красавиц". Страсти было улеглись. Но версия Константина Сергеева в течение года, прошедшего со дня премьеры новой редакции, так ни разу и не появилась на сцене. Со временем, похоже, ее и вовсе бы замяли. Но тут случился юбилей Сергеева (90 лет со дня рождения).
Вольно или невольно, но вынуть из запасников старую "Спящую красавицу" театру пришлось. Оппоненты торжествовали. Инспирированный ими спич у занавеса перед началом спектакля — в пику театру — упирал скорее на рвение и пиетет Сергеева-реставратора, чем на прочие (куда более весомые) творческие и человеческие достоинства юбиляра.
Однако моральная победа осталась за Мариинкой. После этого спектакля стало ясно: версия Сергеева, несомненно, мертва. Танцовщики уныло отбывали трудовую повинность. Скучали солисты. Во всем спектакле живой была лишь хрупкая Аврора Майи Думченко, со сдержанным любопытством оглядывающая нежилую постройку вокруг. Впрочем, скука имела свой плюс.
Грамотное, но обезличенно-стертое исполнение целиком переключило внимание на собственно текст. После долгого репертуарного отсутствия спектакль смотрелся будто впервые. Итог получился неожиданным. До сих пор версия Сергеева казалась объективной, нетленной, надвременной: эталоном, классикой par exellence (тем более что в редакции Сергеева в Мариинке идут почти все классические балеты). Теперь миф рухнул. Священное чудовище стало просто спектаклем. И этот спектакль вернул себе четкий исторический адрес: перед нами словарь заблуждений 1950-х годов.
Главное среди них: Петипа не ведал, что творил. Были, мол, у него удачные куски — допустим, вариации Авроры. Были и неудачные — большие парады персонажей и пантомимные сцены. Случались и вовсе чудовищные проколы — фея Сирени, например, не танцевала, а ходила по сцене пешком в античном шлеме и с жезлом. В 1950-е казалось, что Петипа нужно и можно сделать "умнее". То есть "танцевальнее". Для этого Сергеев удалял со сцены массу безымянных герольдов, пажей, фрейлин и придворных, оставляя лишь горстку статистов у кулис. На освобожденной сцене Аврора танцевала свою вариацию — один на один со скрипичным соло: балерина будто состязалась с первым скрипачом в непрерывности линий и уверенной беглости пассажей. Ничего плохого в этом нет. Просто это уже не Петипа. Две редакции "Спящей" действительно отменяют друг друга. Надо было увидеть новую версию спектакля, чтобы стало ясно: фея Сирени не может, как у Сергеева, делать в Прологе балеринский трюк — виртуозные итальянские фуэте. Потому что в балете Петипа только одна прима — принцесса Аврора. И в сцене зарастания дворца не могут выходить на пуантах сиреневые эльфы, потому что после засыпания Авроры у Петипа должен "заснуть" и танец.
Наконец-то объяснилось нынешнее волнение балетных пенсионеров. Новая редакция "Спящей красавицы" разбила самое устойчивое, что было в советском балете: репутацию Сергеева-реставратора. И под ее обломками погибла концепция театра-музея, долгие годы служившая оправданием ленинградскому балетному консерватизму. Пока другие театры жаловались на кризис новых идей, ленинградцы имели полное право посматривать на них свысока: суетиться им было не к лицу, они "хранили наследие". Теперь тоже придется хлопотать.
ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА, Санкт-Петербург