На открытии Панорамы европейского кино впервые в России показали фильм "Розетта" бельгийцев Люка и Жан-Пьера Дарденнов, победивший на последнем Каннском фестивале и вызвавший тем самым громкий скандал. Год назад многие предрекали триумф "Простой истории" Дэвида Линча. Теперь два каннских финалиста столкнулись в Москве, где состоялась также премьера "Простой истории".
Розетта-победительница
Некоторые зрители заподозрили в программе европейской панорамы "вкусы и пристрастия старых коммунистов". Ярлыки приклеивались и год назад, когда замарашка "Розетта" не слишком известных братьев Дарденнов победила в Канне "Простую историю" Линча, Джармуша, Гринуэя, Сокурова, Китано, Каракса, Альмодовара, Чен Кайге и других штатных фаворитов.
Награду "Розетте" дал возглавлявший жюри Дэвид Кроненберг. Он симпатизирует "Догме" и приветствовал именно ту идеологию "прямого кино", которую исповедуют Ларс фон Триер со своими товарищами. У нас же "Розетту" попытались встроить в другой ряд. В ней увидели родственницу и доперестроечного "соцреализма", и постперестроечной "чернухи". Ан нет. И в том, и в другой был достаточно силен момент инсценировки. Здесь же — простая история, никаких постановочных ухищрений, саундтрэк — одни лишь натуральные шумы и натуральная музыка, свет приближенный к естественному.
Но главное — сюжет и лица, вырванные из толпы. Чтобы акцентировать типичность происходящего, бельгийцы выбрали непрофессионалов для исполнения основных ролей в фильме и сняли его почти полностью "с руки". Их камера следует по пятам за Розеттой, а Розетта — девушка быстрая, подвижная, она всегда на ходу, ей некогда: она ищет работу. Всегда на ходу и камера: фильм снят быстро, смонтирован неровными короткими кусками, сюжет рассказан с энергией и стремительностью городского боевика.
Итак, Розетта ищет работу. В этом главное отличие кроненберговского фаворита от фильмов нашего черного вала. Наши герои от нужды шли на панель, в банду, в запой — из люмпенства в криминалитет. Работать они всегда считали ниже своего достоинства. Розетта существует за чертой налаженной, устроенной жизни. Возвращаясь домой в "социальные" выселки на окраине, отведенные властями для неимущих, она снимает городские ботинки и прячет их в тайник, а оттуда достает стоптанные резиновые чуни. Это единственная фигура-символ в прямой речи фильма. Розетте нужна работа не для того, чтобы прокормить себя и мать-алкоголичку, пособия им хватает. В душе Розетта — не Растиньяк, покорять Париж/Брюссель ей не к чему. Работа нужна, чтобы вырваться из гетто неудачников в настоящий, правильный мир. Но и это не цель, а средство, промежуточная проблема, а главный вопрос вполне экзистенциален: быть или не быть.
Проигравшая история
Сначала предполагалось придержать "Простую историю" до Московского фестиваля и завлечь на него самого Линча. Однако на этого мистификатора и обманщика рассчитывать трудно, так что скорее всего москвичи увидят картину достаточно скоро. Впрочем, давно улегся ажиотаж, который царил в Москве несколько лет назад, когда газеты отдавали целые полосы "диалогам о Линче", а надписи "Твин Пикс" гладью вышивали на майках известные интеллектуалки.
Культ Линча, официально объявленный в Канне десять лет назад, остался позади, а "Простая история" ни в том же Канне, ни на "Оскаре" лавров не снискала. Некоторые поклонники считают, что Линч изменил им и самому себе. На самом деле себе он остается верен, и "Простая история" сполна подтверждает это. Мало того, не столь явно, как раньше, но Линч остается законодателем кинематографических мод.
Только Линч мог позволить себе снять длинную, сентиментальную и абсолютно бессюжетную историю о старике-ветеране по имени Стрейт, который пропахал на своем допотопном тракторе пол-Америки, чтобы встретиться с тяжело больным братом, забыть давнюю распрю и посидеть вдвоем под звездным небом.
Вообще-то фильм надо бы переводить как "Правильная история". Слово "стрейт" занимает ключевое место в американском словаре политкорректности. Оно означает "прямой", "правильный" и противоположно по смыслу всяким отклонениям от нормы — моральной, общественной или сексуальной. Часто понятие "стрейт" ассоциируется с обывателем, почти примитивом, "молчаливым большинством" и вообще всякой гадостью и пошлостью. В то время как "гей", или "джанки", или какой-нибудь криминальный урод выглядят гораздо симпатичнее с точки зрения постмодернистского искусства.
Моду на экранных уродов нового типа ввел не кто иной как Линч, начиная с фильма "Человек-слон". В ту пору он протестовал, когда из его картин извлекали какие-то глубины: "Не знаю, почему считается, что искусство должно иметь смысл. Ведь все как-то смирились с тем, что жизнь не имеет смысла". Но смысл в его фильмах все равно упрямо проявлялся, а культ уродства уступал место культу нормальности.
"Дикое сердце" — самый знаменитый фильм режиссера — сводит воедино линчевские контрасты: трепетный мистицизм и попсовый угар, детскую веру в чудеса и изощренность порока. Герои фильма Сейлор и Лула — истинные дети американской поп-мифологии. За Сейлором стоит миф Элвиса Пресли, за Лулой — фигура Мэрилин Монро. Сейлор и Лула — дети старой и доброй, наивной и сильной Америки, не испорченной психоанализом и рефлексиями.
Нередко Линча называют жестоким критиком консервативного американского общества, говорят даже о гневном "суде Линча" над пострейгановской Америкой. Красивый образ, однако, довольно бессмысленный. Разумеется, Линч рисует одноэтажную Америку не без иронии, но испытывает гораздо больше восторга перед остатками ее природной мощи и первопроходческого варварства. Консерватизм позиции Линча все более очевидно обращает его к так называемым "позитивным ценностям" и "простым историям".
ИРИНА Ъ-РУБАНОВА, АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ