Шведский режиссер Ингмар Бергман избегает прессы и крайне редко дает интервью. Недавно он согласился побеседовать со своим старым другом перед телекамерами шведского канала TV4 и рассказал, таким образом, всему миру о своих весьма экстравагантных планах ухода из жизни.
— Меня пугает только одно — внезапно оказаться обреченным на растительное существование и стать обузой для окружающих. Душа, заточенная в теле, у которого постепенно отказывают внутренние органы,— вот образ, который меня ужасает,— сказал великий режиссер.— Но ведь человек сам может решить, когда ему уйти из жизни, и у меня хватит здравого смысла принять соответствующее решение.
— С моей стороны это не пустые слова,— продолжал Бергман, после того как интервьюер уточнил, идет ли речь о самоубийстве.— Для меня это был бы совершенно естественный финал. Надеюсь, у меня достанет ума, чтобы спланировать и организовать все это.
Достигший 81 года режиссер пояснил, что после смерти своей жены Ингрид в 1985 году он совершенно потерял интерес к жизни и воспринимает ее как тяжкий груз.
Невосполнимые утраты — участь большинства людей; идея заранее продумать обстоятельства своей смерти также не нова: можно вспомнить хоть египетских фараонов, хоть Иоганна Себастьяна Баха, написавшего музыку для собственных похорон. Однако постановочные планы шведского мастера, изложенные с удивительной, поистине скандинавской смесью бодрой невозмутимости и непреодолимого отчаянья, вносят в мрачно-модную тему эвтаназии уникальные обертоны.
Чем-то его спокойные рассуждения напоминают предсмертную молодость какого-нибудь отошедшего от дел академика или миллионера, разрабатывающего собственную методу оздоровления и продления жизни. Помнится, магнат Брэгг предлагал голодать, физик Микулин рекомендовал усиленно вибрировать. Варианту Бергмана — на склоне лет заняться не продлением, но сокращением своих дней, к тому же играя, не откажешь в художественном радикализме.
Вспоминается классический фильм Бергмана "Седьмая печать", где последние дни жизни рыцаря представлены как шахматная партия, разыгрываемая героем со смертью безо всяких надежд на победу. Фильм снят больше сорока лет назад, но кажется, именно теперь жестокая философия картины настигла ее создателя и заставила планировать нечто вроде римейка.
МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ