Гелаева не берут даже урки
       Продолжавшиеся почти две недели бои за село Комсомольское подходят к концу. Боевики удерживают лишь с десяток домов, в том числе и дом своего командира Руслана Гелаева — бывшего уголовника, трижды судимого за разбои и изнасилование, а ныне одного из главных организаторов чеченского сопротивления. Военные говорят, что он тоже здесь, вместе со своей семьей. В Комсомольском побывал и корреспондент Ъ СЕРГЕЙ Ъ-ГЕРАСИМЕНКО.

Мертвая зона
       — Что такое Комсомольское? — перекрывая гул вертолета, объясняет мне минер, майор Виталий.— Две центральные улицы, пять переулков поперек и никакого стратегического значения. Зато вони от него — на всю Россию! Как ни мочим этого Гелаева, все равно держится. Откуда боеприпасы-то у него? Ведь десятый день в полном окружении!
       Его недоумение понятно. Буквально за день до начала блокады в селе прошла зачистка. Рассказывают, как милицейские бронетранспортеры разъезжали здесь по дворам, где их встречали свежевыбритые мужики.
       — Оружие есть? — спрашивали милиционеры.
       — Нету! — отвечали мужики. И "бэтээры" уезжали.
       Зато сейчас все небо над селом затянуто дымом: едва кончаются вечерние перестрелки, его утюжит артиллерия.
       — Комсомольскому, как и Грозному, уже не жить,— говорит Виталий.— Это уже мертвая зона, братская могила гелаевских боевиков. В будущем — идеальный полигон для тренировки внутренних войск. Отстроить село заново просто невозможно.
       
Охота
       Едва мы вышли из вертолета, два проходящих мимо полковника предупредили, что эта зона простреливается. А сами спокойно направились по асфальтовой дороге к штабу, расположившемуся в километре от села на старой лесопилке. Вслед за ними потянулся журналистский кортеж. Блестят на солнце штативы трех съемочных групп, а где-то на окраине в это время идет нешуточная перестрелка.
       Почти пасторальную картинку испортили мины. В 100 метрах от нас земля поднимается столбом, и тут же — еще раз, и еще. Уже ближе. С разбегу валимся в кювет. Обдираясь о кусты, ползем к какой-то бетонной пирамиде, сооруженной омоновцами.
       Минометчик тем временем выпускает еще пять мин и замолкает. Видимо, меняет позицию, чтобы не засекли артнаводчики. Воспользовавшись паузой, на полусогнутых добираемся до передового пункта управления операцией — старого сарая с забитыми окнами.
       У ворот три БМП, внутри не продохнуть от генеральских погон, по окнам шмаляют снайпера. На командирском столе возле карты лежат в рядок осколки.
       — У нас тут тоже неспокойно,— "обрадовал" начальник штаба группировки федеральных сил генерал-лейтенант Баранов.— Сами только что под этот миномет попали. Сейчас вычисляем, где он прячется. Разведгруппа уже ушла на охоту.
       Тут же команда: всем, вплоть до последнего хлебореза, взять оружие и занять оборону! Боевики пошли на прорыв.
       
На запад
       — Деваться им некуда,— спокойно продолжает Баранов.— Они уже пытались пробиться на юг к селу Мартан-Чу на соединение с другой бандой. Сейчас рвутся на запад.
       Из окопа на западной окраине Комсомольского виден зазеленевший склон, по которому носятся исхудавшие коровы. Вокруг свистят пули.
       — Так война же... — рассуждают сидящие рядом бойцы из нижегородского десантного полка. Пули ложатся все ниже.
       — Так это ж по нам долбят! — спохватывается десантник.
       Все хватаются за автоматы, а завернувшийся в овчинный тулуп зенитчик неожиданно утыкается каской в прицел.
       — Ты живой, браток? — тормошим его за плечо.
       Живой, устал только: на позициях не отдыхали уже трое суток. Заснул под обстрелом.
       — Сейчас бандюки из леса повалят. Так ты их там и оставляй,— инструктирует пулеметчика подполковник.
       Но "бандюки" не появились. После небольшой перестрелки они отходят глубже в лес. В небе сразу появляются боевые вертолеты, и под их прикрытием в село заходят БМП внутренних войск. Мы влезаем на их броню.
       
Это урки!
       На территории села меня почти насильно затолкали внутрь.
       — Мин на этой дороге уже нет, а вот шальной свинец в голову только так поймаешь, — объясняет механик-водитель. — Зальешь своей кровищей все стекла — на хрена мне это надо?
       У механика-водителя Васьки на передней панели картонный иконостас. Верит, что именно иконки уберегли его в Грозном.
       - А тут тоже самое... Думаешь, почему тебя с утра обстреляли? Ведь видно, что ты не наш, не "федерал"... Да потому что им уже по фигу, в кого стрелять! У Гелаева здесь одни отморозки остались!
       Он не успел закончить: мы въехали во двор полуразрушенной школы, где сейчас оборудовано что-то вроде наблюдательного пункта. В проходах ящики с гранатами, по углам горят костерки. На парте во дворе сипит и матерится на всех диапазонах радиостанция, а рядом лежит учебник алгебры за шестой класс. Тут же солдаты собираются пустить на бульон пойманного где-то петуха. К нам подходит генерал Фоменко.
       — Те еще не взятые нами дома,— объясняет он,— обороняют самые отпетые отморозки. - Заняли круговую оборону и бьются до последнего. Иногда пытаются прорваться из окружения, но мы им не даем.
       Рядом заработали танковые пушки. По боевикам бьют даже объемными зарядами, но самой эффективным способом борьбы с ними считается "урка" — установка разминирования. Толстый тридцатиметровый шнур со сверхмощной взрывчаткой внутри обычно выбрасывается ракетой на минные поля и огромной силы взрывная волна заставляет срабатывать все мины. В Комсомольском шнуры связывают по три и даже по пять в один и выстреливают на крыши занятых боевиками домов. В тех местах, где поработала "урка" можно заново прокладывать и строить новые улицы, а тела погибших вытащат из под завалов разве что спасатели МЧС.
       
Эпитафия
       У медицинской машины, неподалеку от взлетной площадки вертолета, стоят трое носилок. Все пребывающие осторожно приподымают брезент над головами убитых и всматриваются в раздробленные ранами лица.
       — Откуда эти парни? — спрашиваю у подошедшего капитана.
       — Даже не знаю, — не сразу отвечает тот, уставившись в вытекший на воротник бушлата глаз молоденького бойца.
       — Да они тут решили нас всех в говно положить! — цедит за спиной майор из спецназа ВВ. Оборачиваюсь. Майор стоит рядом с носилками своего бывшего бойца, сержанта Бельтюкова: обгорелый камуфляж, раздробленные ноги, перерезанное осколком горло...
       Подходят его товарищи — пропыленные, увешанные подствольными гранатами, предельно усталые. Молча достают из-за пазух пистолеты, дают залп в воздух и идут обратно к своему БТРу. А всего пяти метрах хохочет прапорщица-фельдшер. Летчики рассказали ей анекдот, как новый русский купил в антикварном магазине барабан Страдивари.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...