Эльдар Рязанов знаменит тем, что умеет соответствовать тайным и явным ожиданиям публики.
Во времена "оттепели" режиссер был певцом интеллигентности и благородной бедности. Его героям, технарям-лирикам, бескорыстным чудакам, стоило немалых сил утаить от всевидящего ока государства свой единственный капитал — мир интимных чувств, или, как теперь выражаются, privacy. Законной частью которого было право на своих, как бы приватизированных Окуджаву или Цветаеву.
Когда застой стал особенно махровым, Рязанов утратил вкус к комедийно-лирическим краскам и чередовал сатиру ("Гараж") с мелодрамой ("Жестокий романс", "Вокзал для двоих"). И то и другое было востребуемо массами, и именно тогда Рязанов получил почти официальный статус народного героя.
Проблемы начались, когда СССР стал разваливаться. Уже "Забытая мелодия для флейты" прозвучала анахронизмом — в то время как "Маленькая Вера" задавала тон всей перестройке. И в дальнейшем маститому режиссеру не удавалось попасть в этот новый тон или навязать времени свой — рязановский. Однако даже в этих обстоятельствах он не только не сдался, но использовал разрыв со временем как тематический и жанровый ключ. Так появились "Небеса обетованные" — гимн экс-интеллигентным люмпенам, которые в финале прямо со свалки взмывали в небо на паровозе. Если это и был, как выражались критики, последний советский фильм ("наш паровоз вперед летит"), то подкрашенный на манер религиозной мистерии.
В "Старых клячах" четыре реликтовые героини (Гурченко--Крючкова--Ахеджакова--Купченко), устав бомжевать, наезжают на крепость "новых русских", осваивают искусство шантажа и промышленного шпионажа. Словом, заново открывают в себе вкус к авантюре, забытый со времен "Берегись автомобиля" и "Стариков-разбойников". Женщины, как известно, более живучи: нет уже героев Смоктуновского, Евстигнеева, Никулина, а они — есть. Скрываясь от преследования, они запросто используют автомобиль как подводную лодку ("врагу не сдается наш гордый 'Варяг'"), чтобы вынырнуть аккурат у Театра эстрады и явиться на его сцене в полной красе и в перьях. Рязанов печальными глазами старого человековеда смотрит в финале на своих любимых героинь, дав им до этого полную возможность насладиться реваншем.
Прямо скажем, этот реванш происходит далеко за пределами хорошего вкуса. Рязанов прочно обосновался на территории, где господствует кич и где более изощренное западное кино сформировало убежище под названием "кэмп". Не в смысле "лагерь", а в смысле эстетской метаморфозы, когда кич настолько сгущен, что начинает казаться концентратом новой художественности. У нас к этой зоне подбирается с одной стороны Астрахан, с другой — в последней картине — Пичул.
Рязанов неожиданно оказался к цели ближе всех и, преодолев анемию "Дуралеев", снял свой собственный "фильм десятилетия". "Старые клячи" не стесняются вульгарности, юмора ниже пояса и даже "милитаристской конъюнктуры", вербуя армию поклонников для своих героинь из солдатской казармы во главе с благородным генералом Гафтом. В новой системе координат все это никакого значения не имеет. Как и несколько финалов, и качество песенно-танцевальных номеров квартета "Старые клячи".
Имеет значение только то, что Рязанов снял энергично-агрессивный фильм, который будут смотреть с удовольствием или с отвращением — как и смотрели на первом просмотре в Госкино. Впервые в практике пресс-клуба было негде яблоку упасть, а потом следовали кулуарные откровения, что "такого шока я никогда не испытывала", и тут же — "народ пойдет". Если действительно пойдет и Рязанов снова "возьмет кассу", придется признать, что для этого благородного дела все средства хороши.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ