— Матушка познакомилась с Ахматовой через Фаину Георгиевну Раневскую. Эта была такая единая компания. Однажды Раневская и Ахматова пришли на день рождения к матушке. Анна Андреевна притащила в подарок свою статуэточку фарфоровую работы Данько — их всего-то не то 15, не то 20 было выпущено. И сказала, что вот, дарю я вам статуэточку, у нее отбита голова, я приклеила, пока держится. Эта статуэтка всю жизнь c матушкой так и пробыла — такая вот Ахматова с приклеенной самой Ахматовой головой. Этот символ художника с отбитой и приклеенной заново головой сопровождал матушку по жизни. Был очевидный риск, что ее собственная голова будет потеряна тем или иным образом, потому что матушка находилась в сложных отношениях со временем. Время она воспринимала очень своеобразно и не всегда адекватно: она постоянно была или впереди, или отставала от него. Скажем, она танцевала Джульетту совершенно не так, как Галина Уланова,— ближе к нашему восприятию, которое, так или иначе, выработал Дзеффирелли со своим фильмом. Джульетта в ее трактовке была страстной женщиной, которая любила не потому, что ее судьба так повернулась. Матушка шла наперекор этой судьбе, против рока. Она всегда говорила, что на сцене выпивала яд, как бокал с шампанским. И, будучи человеком театральным, она всю жизнь пила эту смесь яда и шампанского, которая находится в амфоре, называемой театр.
Театр — единственное, что ее на самом деле интересовало. Она всегда воспринимала театр как некое живое существо и всю жизнь была в него безнадежно и бесконечно влюблена. Она не могла регулировать свои отношения с театром, потому что любила его любовью властной женщины, властной натуры. Эти отношения были напряженными — или напряженно восторженными, или напряженно негативными, и всегда они переживались как очень частные отношения — не как с заведением каким-то или общественным институтом.