На русском языке вышел роман Иэна Макьюэна "Амстердам", получивший позапрошлую, 98-го года, Букеровскую премию. Английскую, естественно. У них там, как и у нас, принято букеровские решения поругивать и над ними иронизировать: дескать, дали не тому и не за то. Раздавались упреки и в адрес Макьюэна. Самые любознательные, конечно, давно прочли роман по-английски, но теперь уже и остальным не отвертеться.
Два приятеля, преуспевающий композитор и главный редактор большой ежедневной газеты, ссорятся. После смерти дамы, которая когда-то была любовницей обоих, остались фотографии, компрометирующие видного политика. Редактор хочет их опубликовать, а композитор его пытается отговорить: не делай этого, не предавай память Молли, которую мы оба любили. Такова сюжетная затравка. Звучит несколько вязко, традиционно и не особенно впечатляет, не так ли? Первая треть романа и в самом деле нудновата. Но дальше действие уплотняется и ускоряется: в итоге примерно с середины книги от нее уже совершенно невозможно оторваться. Дочитав, обнаруживаешь, что это была вовсе не сентиментальная история из жизни зарубежных интеллигентов, но мрачная сатира, чистой воды черный юмор.
"Амстердам" весьма компактен, сюжет его локальный и героев немного — по русской классификации это, конечно, повесть. Однако я не могу припомнить среди пишущих сегодня по-русски никого, кто так умел бы строить композицию большой прозы. С рассказами справляются, но вот русские повести и романы, какой ни возьми из написанных в последнее десятилетие, к финалу словно устают, дряхлеют. Сюжетные линии не сходятся в одну точку пространства-времени, как у ловкого англичанина, но, напротив, расползаются. Автору ничего не остается, как напустить лирического тумана да поставить точку, приговаривая про себя: "Конец читатель должен додумать сам". Можно бы порассуждать о другой повествовательной методике и английской традиции сюжетосложения, однако русские классики отлично ладили с саспенсом и финалы умели писать такие, что закачаешься. Завидно, господа: наши так писать сейчас не умеют, как этот Макьюэн. Притом упреки критиков в том, что роман "Амстердам" хоть изящный, да неглубокий не вовсе лишены оснований: сделано здорово, но новых истин о человеке и его нравах не сообщается.
Другое дело, что частенько и читатель, беря в руки книгу, истин не взыскует, а хочет лишь отдыха. Забыться хочет. И тут на помощь приходит старый добрый детектив. Причем желательно брать проверенных авторов: кому-то люб Чейз, а кому-то Рекс Стаут. И чем более похож новый роман на предыдущие, тем лучше. Пусть автор повторяется — мы его за это и любим. Коньяк должен клопами пахнуть, а не розой.
Дик Фрэнсис тоже повторяется. Обилие книг этого автора, не отличимых одна от другой, даже пугает. Невольно подумаешь: да откуда ж столько? Может, это здесь какие-нибудь ловкачи клепают? Но нет, свидетельствую: недавно я зашел в книжный магазин в Лондоне в поисках какого-нибудь чтива в самолет. Шарил глазами по полкам, отыскивал знакомые буковки. Увидел Фрэнсиса — целый стеллаж! И в каждом романе есть лошади, обаятельный молодой сыщик, махинации жокеев и пр. Вообще-то, наш Дик весь вышел из рассказа Конан Дойла "Серебряный", а лучшим его романом как был, так и остался "Фаворит", переведенный и экранизированный еще в советские времена.
Но что ж с того? "На полголовы впереди" (The Edge) — тоже стопроцентный Фрэнсис. Молодой сыщик (sic!) оказывается в спецпоезде, который едет через Канаду, останавливаясь в разных городах с целью проведения там скачек. В поезде, помимо лошадей и сыщика, едут разнообразные негодяи. Надо ли говорить, что козни их с треском провалятся? Но только в самом конце, а на протяжении пятисот страниц герой будет биться как муха о стекло, не в силах ни схватить преступников, ни даже понять, что же они замышляют.
Отнесенность самого преступления в глубь романа, на мой вкус, несколько вредит занимательности; несомненным достоинством книги является хороший перевод на русский. Что же, детективы тоже подтверждают непреложность закона сохранения, сформулированного Ломоносовым: если в одном месте чего убудет, значит, в другом непременно прибудет.
Еще одной иллюстрацией этого фундаментального закона мироздания может служить книга Евгения Рубина "Пан или пропал!" Издатель Игорь Захаров — фанат мемуаров. Заключая с очередным автором договор, он, как утверждают в московских окололитературных кругах, просто говорит: "А пиши-ка, братец, все как есть: 'я родился...' и так далее". Мария Арбатова и Виктор Топоров, руководствуясь немудрящим советом, выдали вполне успешные книги. Что же Рубин? Кто он?
Он — советский спортивный журналист, футбольно-хоккейный обозреватель, в 1978 году уехавший на ПМЖ в Штаты. Очевидно, профессионал, о чем свидетельствует, в частности, то, что в Штатах Рубин остался журналистом. Здесь он встречался со всеми великими спортсменами 60-70-х, от Яшина до Харламова; со многими литераторами, так или иначе касавшимися спорта, от Трифонова до Евтушенко; в Нью-Йорке работал, страшно сказать, с самим Довлатовым. Но в одну воду нельзя войти дважды: о Стрельцовых да Старостиных Рубин все написал в предыдущей, советской жизни. Второй раз — явно не пишется. К тому же сказалась советская выучка: мемуары в том, что касается спорта, получились пресными, а интонации их — неуместно выспренними. "С первого дня вступления на тренерскую стезю этот внешне бесстрастный, не умеющий повышать голос, безразличный к жизненным благам человек — нет, не горел — пылал одной, но пламенной страстью — к хоккею".
Знания Рубина о спорте и отпущенный на него пыл оказались истраченными в "совке": второй раз использовать их оказалось невозможно. Подробности же обустройства иммигранта в США (тема, на которую повествователь сбивается постоянно), хоть и вносят в текст известную теплинку с человечинкой, для непредвзятого читателя по эту сторону Атлантики интереса, видит Бог, не представляют никакого. Там прибыло, здесь убыло. Farewell.
Иэн Макьюэн. Амстердам / Перевод В. Голышева. М.: Независимая газета, 1999
Дик Фрэнсис. На полголовы впереди. М: Эксмо-пресс, 1999
Евгений Рубин. Пан или пропал! М.: Изд. Захаров, 2000