На старый Новый год мне трижды рассказали один анекдот: "Идет грустный человек с гирляндой.— Чего грустный? — Гирлянда не работает.— Что, не светит? — Нет, не радует". Так вот, от наступления нового тысячелетия такое же ощущение.
Тысячелетие, конечно, не гирлянда, на опыте двух прошедших можно уверенно сказать, что радоваться нечему. Но ладно не радует — просто не работает. В смысле — не чувствуется, что наступило. Я обращался к друзьям, знакомым, даже к начальству ходил узнавал. Никто не чувствует.
И хоть бы что-нибудь такое произошло — я имею ввиду в культурном смысле. На биллбордах в Москве время от времени встречалась надпись "Комитет по встрече третьего тысячелетия", но сидя в газете, на пересечении информационных потоков полутора десятков агентств, ничего о деятельности этого комитета я не узнал, кроме его состава. Поскольку создан был комитет для поддержки разных культурных инициатив, то, надо полагать, никаких инициатив не поступило и поддерживать было нечего. То есть вся культурная общественность ничего не чувствует. Невольно думаешь, что первому президенту России пришлось ложиться грудью на амбразуру, чтобы прикрыть разгильдяйство общественности в целом и этого несчастного комитета в частности. Надо же хоть чем-то отметить эту важную не только в российском, но и в мировом масштабе дату.
Многие говорят, что надо подождать еще год — и тогда покатит. Поскольку нулевого года не было, то был сразу первый и потому надо считать с единицы. Меня это вообще не устраивает. В каком смысле нулевого года не было? Считаем от Рождества Христова — один, два, три и так далее. Ну хорошо, в первый год ему был год, во второй — два годика, а нулевого не было. Так ведь бывают дети до года? Я вот ходил с сыном в детскую поликлинику, так там специальное отделение "для детей до года" и льготы для них, как для пенсионеров, так что это официально признано. Или он сразу годовалым родился?
Я вот что подумал. Все историки пишут, что хронологические границы веков не совпадают с их "логическими" границами. Что XIX век начался не в 1800-м, и даже не в 1801 году. Он начался в 1789-м — с Великой французской революции. Конец его тоже затянулся. Шпенглер, правда, датировал конец века 1914 годом, да и Ленин во время первой мировой войны так думал, но все же теперь с семнадцатого года считать стало естественней. То есть XIX век был исключительно долгим и длился 128 лет.
Вдумываясь, отчего же нет ощущения, что началось что-то новое, вдруг соображаешь, что это новое не вчера началось и оттого уже порядком приелось. Век логически закончился не тогда, когда Ельцин вышел из Кремля, а когда оттуда ушел Горбачев. ХХ век длился 74 года и закончился в 1992-м — развалом советской империи. С этого момента прекратила свое существование основная оппозиция ХХ века — оппозиция свободы и равенства.
Во-первых, приятно, что победило не равенство, а свобода. Во-вторых, ХХ век явно был веком России. Любой историк, строящий периодизацию, будет отталкиваться от ее судьбоносных дат. На этом приятности заканчиваются. В XXI веке Россия превращается в провинцию.
Означает это следующее. Двуязычие (правда, уже не русско-французское, а русско-английское) становится нормой для образованного человека. Журналы и газеты в основном публикуют рецензии на западную литературу, коей в России потребляется достаточное количество для того, чтобы эти рецензии были интересны. Во всем, что связано с пластическими искусствами, не говоря уже о кино, импортные товары безусловно лидируют, образованный человек смотрит на Запад, местное производство интересует национально-ориентированных купцов вроде Павла Третьякова. Исключения делаются для нескольких мастеров, имеющих репутацию на Западе. Всю значимую архитектуру делают иностранцы.
Самое парадоксальное заключается в том, что насколько сам вывод о провинциальности России звучит оскорбительно, настолько все конкретные выводы из этой провинциальности не только радуют, но даже и являются позитивной программой действий большинства культурных граждан по крайней мере в течение последних семи лет. Меньшинство некультурных, пользуясь ржавыми государственными рычагами, пытаются отстоять традиции национального своеобразия, но мы их давно числим устаревшими фигурами прошлого века. Что означает: идея провинциальности начинает действовать как-то сама собой и уже завоевала умы передовой части будущих провинциалов. От чего, разумеется, не весело. Но тут уж ничего не поделаешь: XXI век наступил, а сколько он продлится — сто лет или, не дай Бог, десять,— не знает никто.