Ревизия/ Плутония
Заборный патриотизм
Жители секретных городов после начала реформ оказались в наиболее уязвимом положении: совместить рыночную экономику и строгий пропускной режим пока еще никому не удавалось.
Железногорск (бывший Красноярск-26), где производится оружейный плутоний, — город закрытый. И хотя несколько лет назад закрытые города Минатома рассекретили, они не хотят расставаться с колоритом недоступности. Он же помогает им сохранить остатки той исключительности, которая десятилетиями служила залогом благополучия.
А потому Железногорск по-прежнему обнесен по 40-километровому периметру двумя рядами колючей проволоки, его охраняют 7 КПП и 300 стрелков. А за забором — 100-тысячный город с собственным мини-курортом и пляжем вдоль Енисея.
Из минатомовской "десятки", которая ковала советский ядерный щит, Железногорский горнохимический комбинат выделялся уникальностью замысла и исполнения. Его цеха расположены в толще скалы на берегу Енисея и соединены тоннелем, который напоминает тоннель метро. Старожилы утверждают, что при строительстве был вынут такой же объем грунта, что и при строительстве метро в Москве. Во всяком случае, земли хватило, чтобы насыпать "подушку" длиною 12 км, по которой вдоль берега Енисея идет шоссе и железнодорожный путь (в результате ширина русла Енисея уменьшилось на 80 м). А также для того, чтобы заполнить складки в рельефе, откуда вот уже 50 лет берут материал для дорожного строительства.
Прикрывает завод 200-метровая скала, которая вместе с 40-сантиметровыми чугунными дверями должна была защитить стратегическое производство в случае американского ядерного удара. Но, в отличие от Америки, где подобные гигантские сооружения стоили гигантских сумм, ядерные монстры в России строились даровым трудом заключенных. Не так давно писатель Виктор Астафьев, полемизируя с руководством комбината, заявил, что особо Железногорску гордиться нечем, поскольку весь он построен на костях заключенных. Руководство комбината обиделось: "У нас не на костях, всего триста человек из 70 тысяч работавших похоронено".
Посетив завод, Астафьев отметил в книге отзывов, что если бы был тут раньше и видел, какое здесь "чистое производство", то не писал бы так плохо о Железногорске.
Но это все уже история. Правда, не столь давняя, как рассказы старожилов о том, что к товарному изобилию тут привыкли задолго до рыночных реформ. И даже "талонный" период в городе был весьма условным и скорее напоминал упорядоченное изобилие.
Теперь же средняя зарплата в 1,4 млн рублей и стандартный набор продовольственного импорта не обеспечивают былого преимущества перед "большой землей". А совместить рынок и строгую государственную охрану не получается. Бросается в глаза суровый спартанский облик Железногорска — в городе практически нет кафе и ресторанов. Большинство мелких предпринимателей ушли на волю. Вести бизнес в зоне со строго контролируемым режимом передвижения и въезда-выезда они не хотят.
Тем не менее, несмотря на неудобства и дороговизну охраны, 90% жителей заявили, что забор снимать не хотят. Наоборот, они чувствуют себя с ним свободнее: в городе не угоняют автомобили, и уровень преступности на порядок ниже, чем в целом по Красноярскому краю. А жители и власти края до сих пор недолюбливают Железногорск за бывшую исключительность.
Как следует из разговоров с руководителями Железногорского горнохимического комбината, особого пессимизма никто не испытывает. Заместитель министра атомной энергии Лев Рябев вообще считает, что Железногорск, имея возможность просить средства из федеральной казны, живет неплохо. Зарплату, конечно, месяца на два задерживают, но при помощи кредитов "СБС-Агро" (31 млрд рублей в 1997 году) задолженность предполагается погасить. Так что забастовочный комитет, похоже, тут создан лишь как дань времени.
Сейчас плутониевое производство закрывают. В 1992 году в Железногорске в соответствии с российско-американскими договоренностям остановили два из трех реакторов, вырабатывающих оружейный плутоний. Тогда на комбинат впервые пустили журналистов — российских и западных, о чем оповещают специальные медные таблички у входов в залы управления остановленными реакторами.
На освобождающихся площадях руководство комбината собирается наладить иные производства: сборку телевизоров (сбыт близок к нулю), производство сплавов и драгметаллов (очень мало и очень дорого), а в перспективе — полуфантастический выпуск кремниевых пластин, которые, как уверены руководители предприятия, непременно обеспечат бум в российской электронике. Для этого завод хочет открыть "свободную зону экспортного производства", не отказываясь, впрочем, от традиционной колючей проволоки.
Главной проблемой во взаимоотношениях Железногорска с остальным Красноярским краем является его дурная слава источника ядерного заражения. В соседних деревнях радиофобия приобретает, к возмущению жителей города, почти анекдотические формы: семейные неурядицы, чрезмерное увлечение спиртным или болезнь домашнего скота списывают на действие радиоактивных отходов от производства плутония. Правда, специалисты комбината признают, что радиоактивные "пятна" на Енисее есть, но пострадать от них можно, только съев 100 кг рыбы.
В самом Железногорске очень спокойно относятся к радиации. Гостей постоянно пытаются убедить, что они в полной безопасности. Вопрос о том, как соотносится радиационный фон в помещениях не с нормативным (который в десятки раз выше естественного), а с собственно естественным, вызывает откровенное удивление: "Рак? Какой рак? У нас заболеваемость в разы ниже, чем в целом по краю". При этом средний возраст жителей города — 35-37 лет.
Перспектива превратиться в город-спальню, расставшись с образом города-легенды, длительное время причастного к ядерным таинствам, пугает железногорцев гораздо больше, чем радиация. Но уже сегодня автобус ежедневно возит на работу в Красноярск 2500 человек. И несмотря на заманчивость новых проектов, люди с ностальгией вспоминают времена, когда они работали на ядерную бомбу и когда от них требовалось только гнать на-гора больше и больше качественного плутония.
Николай Панаев
Жители секретных городов после начала реформ оказались в наиболее уязвимом положении: совместить рыночную экономику и строгий пропускной режим пока еще никому не удавалось.
Железногорск (бывший Красноярск-26), где производится оружейный плутоний, — город закрытый. И хотя несколько лет назад закрытые города Минатома рассекретили, они не хотят расставаться с колоритом недоступности. Он же помогает им сохранить остатки той исключительности, которая десятилетиями служила залогом благополучия.
А потому Железногорск по-прежнему обнесен по 40-километровому периметру двумя рядами колючей проволоки, его охраняют 7 КПП и 300 стрелков. А за забором — 100-тысячный город с собственным мини-курортом и пляжем вдоль Енисея.
Из минатомовской "десятки", которая ковала советский ядерный щит, Железногорский горнохимический комбинат выделялся уникальностью замысла и исполнения. Его цеха расположены в толще скалы на берегу Енисея и соединены тоннелем, который напоминает тоннель метро. Старожилы утверждают, что при строительстве был вынут такой же объем грунта, что и при строительстве метро в Москве. Во всяком случае, земли хватило, чтобы насыпать "подушку" длиною 12 км, по которой вдоль берега Енисея идет шоссе и железнодорожный путь (в результате ширина русла Енисея уменьшилось на 80 м). А также для того, чтобы заполнить складки в рельефе, откуда вот уже 50 лет берут материал для дорожного строительства.
Прикрывает завод 200-метровая скала, которая вместе с 40-сантиметровыми чугунными дверями должна была защитить стратегическое производство в случае американского ядерного удара. Но, в отличие от Америки, где подобные гигантские сооружения стоили гигантских сумм, ядерные монстры в России строились даровым трудом заключенных. Не так давно писатель Виктор Астафьев, полемизируя с руководством комбината, заявил, что особо Железногорску гордиться нечем, поскольку весь он построен на костях заключенных. Руководство комбината обиделось: "У нас не на костях, всего триста человек из 70 тысяч работавших похоронено".
Посетив завод, Астафьев отметил в книге отзывов, что если бы был тут раньше и видел, какое здесь "чистое производство", то не писал бы так плохо о Железногорске.
Но это все уже история. Правда, не столь давняя, как рассказы старожилов о том, что к товарному изобилию тут привыкли задолго до рыночных реформ. И даже "талонный" период в городе был весьма условным и скорее напоминал упорядоченное изобилие.
Теперь же средняя зарплата в 1,4 млн рублей и стандартный набор продовольственного импорта не обеспечивают былого преимущества перед "большой землей". А совместить рынок и строгую государственную охрану не получается. Бросается в глаза суровый спартанский облик Железногорска — в городе практически нет кафе и ресторанов. Большинство мелких предпринимателей ушли на волю. Вести бизнес в зоне со строго контролируемым режимом передвижения и въезда-выезда они не хотят.
Тем не менее, несмотря на неудобства и дороговизну охраны, 90% жителей заявили, что забор снимать не хотят. Наоборот, они чувствуют себя с ним свободнее: в городе не угоняют автомобили, и уровень преступности на порядок ниже, чем в целом по Красноярскому краю. А жители и власти края до сих пор недолюбливают Железногорск за бывшую исключительность.
Как следует из разговоров с руководителями Железногорского горнохимического комбината, особого пессимизма никто не испытывает. Заместитель министра атомной энергии Лев Рябев вообще считает, что Железногорск, имея возможность просить средства из федеральной казны, живет неплохо. Зарплату, конечно, месяца на два задерживают, но при помощи кредитов "СБС-Агро" (31 млрд рублей в 1997 году) задолженность предполагается погасить. Так что забастовочный комитет, похоже, тут создан лишь как дань времени.
Сейчас плутониевое производство закрывают. В 1992 году в Железногорске в соответствии с российско-американскими договоренностям остановили два из трех реакторов, вырабатывающих оружейный плутоний. Тогда на комбинат впервые пустили журналистов — российских и западных, о чем оповещают специальные медные таблички у входов в залы управления остановленными реакторами.
На освобождающихся площадях руководство комбината собирается наладить иные производства: сборку телевизоров (сбыт близок к нулю), производство сплавов и драгметаллов (очень мало и очень дорого), а в перспективе — полуфантастический выпуск кремниевых пластин, которые, как уверены руководители предприятия, непременно обеспечат бум в российской электронике. Для этого завод хочет открыть "свободную зону экспортного производства", не отказываясь, впрочем, от традиционной колючей проволоки.
Главной проблемой во взаимоотношениях Железногорска с остальным Красноярским краем является его дурная слава источника ядерного заражения. В соседних деревнях радиофобия приобретает, к возмущению жителей города, почти анекдотические формы: семейные неурядицы, чрезмерное увлечение спиртным или болезнь домашнего скота списывают на действие радиоактивных отходов от производства плутония. Правда, специалисты комбината признают, что радиоактивные "пятна" на Енисее есть, но пострадать от них можно, только съев 100 кг рыбы.
В самом Железногорске очень спокойно относятся к радиации. Гостей постоянно пытаются убедить, что они в полной безопасности. Вопрос о том, как соотносится радиационный фон в помещениях не с нормативным (который в десятки раз выше естественного), а с собственно естественным, вызывает откровенное удивление: "Рак? Какой рак? У нас заболеваемость в разы ниже, чем в целом по краю". При этом средний возраст жителей города — 35-37 лет.
Перспектива превратиться в город-спальню, расставшись с образом города-легенды, длительное время причастного к ядерным таинствам, пугает железногорцев гораздо больше, чем радиация. Но уже сегодня автобус ежедневно возит на работу в Красноярск 2500 человек. И несмотря на заманчивость новых проектов, люди с ностальгией вспоминают времена, когда они работали на ядерную бомбу и когда от них требовалось только гнать на-гора больше и больше качественного плутония.
Николай Панаев