Потому что оно подошло к своему логическому концу. Как заявил первый вице-премьер России на пути в Вашингтон на сессию МВФ, Россия достигла финансовой стабилизации, а значит, кредиты, выделенные Международным валютным фондом, свою задачу выполнили.
— Что дало России сотрудничество с Международным валютным фондом?
— Хотя чисто финансовое значение сотрудничества с МВФ сейчас падает, в общеэкономическом плане оно по-прежнему имеет большое значение. В частности, отношения с МВФ определяют статус России как заемщика на международных финансовых рынках. Здесь связь очень жесткая: есть соглашение, даже минимальное (не 10, а 3 млрд долларов),значит, качественно улучшается отношение к России как к заемщику. Сразу понижаются проценты по евробондам, и мы получаем дешевые кредиты. Это принципиально важно. Другая сторона — требования по обязательным резервам при предоставлении кредитов западными частными банками российским предприятиям. Если нет соглашения с МВФ, если международное сообщество не признало Россию в качестве достойного, ответственного партнера, то тогда европейские банки, выдающие кредиты российским предприятиям, обязаны создавать финансовые резервы под каждый заем, выданный России, что чудовищно удорожает западные частные кредиты. МВФ — это как бы знак качества мировой финансовой элиты. Если она говорит: "Да, Россия ведет ответственную финансовую политику", то это значительно облегчает иностранным частным инвестициям путь в Россию. Не требуется уже такого большого вмешательства правительств, как сейчас, и взаимодействие идет непосредственно между частными банками и частными российскими предприятиями. Поэтому отношения с МВФ для нас принципиально важны.
— Как влияет на наши взаимоотношения с МВФ процесс постепенного сближения условий заимствований на внутреннем и внешнем рынках?
— В настоящий момент у нас уже разработана очень эффективная система управления внешним и внутренним долгом. Мы уже дожили до того момента, когда по эффективности заимствования на внутреннем рынке приближаются к заимствованиям на внешних финансовых рынках. Мы можем уже выбирать, что для нас в данный момент эффективнее — разместить эмиссию ГКО или заем в евробондах. В рамках этой системы находятся и займы МВФ. Мы подходим к ситуации, когда будет выгоднее не брать транш МВФ, а, скажем, осуществить авансовое финансирование под евробонды, размещаемые через какое-то время. Доходность этих финансовых инструментов сближается. Хотя, надо признать, кредиты МВФ и МБРР остаются до сих пор самыми дешевыми из всех — 4,5-5,5% в год, а евробонды существенно дороже — 10-15%. Заимствования же на внутреннем рынке еще более дороги.
— Однако удешевление займов в ГКО грозит тем, что иностранные кредиторы уйдут с этого рынка.
— Да, есть предел в 29-32% доходности, пройдя который, мы можем столкнуться с такого рода оттоком средств. Но мы не ставим задачу наращивать объем государственного долга. Хотя я допускаю, что в перспективе доля иностранных участников может и сократиться. Но это в целом вписывается в политику управления госдолгом, в рамках которой происходит замещение внутренних заимствований внешними. Мы уже осваиваем европейские рынки, и те же иностранные капиталы опять придут к нам, только уже не через ГКО, а через евробонды. Первые шаги в этом направлении сделаны. Рассчитываем на то, что, решив вопрос по долгам с Францией, мы выйдем и на рынок франков. Объем наших потенциальных возможностей на мировых финансовых рынках огромен.
— Вписывается ли в проводимую российским правительством политику заимствований планируемая переориентация с кредитов МВФ на кредиты МБРР?
— Да. Этот процесс является следствием оздоровления нашей финансовой системы и стабилизации экономики. Кредитование МБРР идет прежде всего под инвестиционные проекты. Но Мировой банк никогда не пойдет на масштабные кредиты, если в стране сохраняется высокая инфляция. Мы уже прошли в своих отношениях с международными финансовыми организациями решающую стадию — экономически ситуация в стране стабилизировалась. Этим и объясняется пока значительное превышение объемов кредитов МВФ по сравнению с кредитами Мирового банка (примерно в пять раз). EFF является последним крупным займом, поскольку цели, на достижение которых и направлены кредиты МВФ, уже практически достигнуты. Задачи решены, и наше сотрудничество с МВФ сворачивается.
А с МБРР все наоборот. Я даже знаю, что в частных разговорах Камдессю (исполнительный директор МВФ. — Ъ) замечал Вулфенсону (президент МБРР. — Ъ): "Смотри, сколько у нас уже выдано России, а ты только еще собираешься". Тем не менее происходят подвижки и в структуре займов МБРР. В 1997 году мы еще берем в основном бюджетные займы: второй угольный заем (на 500 млн долларов), на реформу социальной сферы, на структурную перестройку и другие. Но помимо общего увеличения объема займов Мирового банка, в ближайшем будущем произойдет и увеличение их инвестиционной части. Мы дошли до обсуждения очень масштабных проектов, которые нам абсолютно необходимы. Например, Бурейская ГЭС. Ее строительство радикально меняет ситуацию на всем Дальнем Востоке, восстанавливая энергетический баланс и резко снижая финансовые потери, связанные с транспортировкой угля. Но поскольку цена вопроса составляет 2 млрд долларов, за счет бюджета эту задачу нам не решить. В этом я вижу основную особенность изменения нашей политики заимствований.
— Скоро ли МВФ примет решение о дополнительной эмиссии специальных прав заимствования (СДР)?
— Эта проблема постепенно решается. Надо иметь в виду, что МВФ и МБРР являются крупными бюрократическими структурами, которые обладают определенной инертностью. Тем не менее, по неофициальной информации, в скором времени МВФ примет решение о дополнительной эмиссии СДР примерно на 20 млрд долларов. Если это будет решено, то Россия, конечно же, получит свою долю. Это еще одно подтверждение того, что МВФ является не департаментом ЦРУ по работе в России, а международной организацией, в которой Россия является полноправным членом.
— Как влияет рост государственного долга на бюджетную политику? Связана ли с ним поставленная сейчас правительством задача провести секвестр бюджета?
— Мы не можем больше наращивать объем нашей задолженности. Доля внутреннего долга к ВВП пока еще находится в рамках разумного, но совершенно ясно, что мы не можем позволить себе в 1998-1999 годах продолжать расширять объем заимствований. В переводе на русский язык это значит, что мы обязаны пойти по пути сокращения дефицита бюджета. Именно такая задача поставлена при разработке бюджета на 1998 год.
В политике заимствований мы последовательно проходим три этапа. На первом мы вынуждены были идти на очень высокие и очень дорогие заимствования на внутреннем рынке, потому что были не в состоянии как-либо иначе покрыть дефицит бюджета. Альтернативы у нас не существовало. По мере экономической стабилизации в России и сокращения инфляции мы пробили себе дорогу на европейские рынки. Сейчас мы улучшаем структуру внешних заимствований и повышаем их эффективность, сокращая объем внутренних и увеличивая объем внешних кредитов. И последняя стадия: мы реформируем свою экономику, прежде всего, повышаем производительность труда, о чем у нас обычно забывают. Как следствие — мы должны сократить дефицит бюджета при одновременном сокращении объема заимствований и урегулировать проблему задолженности бывшего СССР.
Летом должно состояться историческое событие — подписание договора о реструктуризации задолженности Лондонскому клубу. Окончательное решение вопроса о соглашении с Лондонским клубом снимет и все вопросы по обязательным резервным фондам при кредитовании российских предприятий, о которых я уже говорил. Мы, очевидно, в конце года поставим вопрос о пересмотре кредитного рейтинга России. После этого даже среднее российское предприятие сможет выйти на мировые кредитные рынки и будет брать займы не обязательно у российских банков, а у любого европейского банка.
— Такая перспектива во многом обусловлена принятием закона о секвестре бюджета. А если Дума не утвердит секвестр?
— В пятницу (25 апреля. — Ъ) правительство приняло принципиальное решение по секвестру бюджета. В ближайшие дни наши предложения будут направлены в Госдуму. Мы надеемся, что Дума с пониманием отнесется к ним. Принятие соответствующего закона станет выходом из бюджетного кризиса. Вся страна получит четкие цифры. Вот то, что правительство вам должно и реально выделит. За эти цифры мы несем полную ответственность. У нас уже прошли встречи с экономическими комитетами Думы, с теми, кто влияет на ее экономические решения. Мы готовы к диалогу, готовы пойти на компромиссы и рассчитываем найти решение. Но мы не можем себе позволить оставить страну в подвешенном состоянии, когда всем абсолютно очевидно, что действующий бюджет выполнить невозможно, а никакого документа, фиксирующего новую бюджетную ситуацию, не существует.
При всех наших усилиях, однако, мы не можем быть окончательно уверены, что Дума пойдет нам навстречу, поэтому наши действия будут следующими: одновременно с внесением в Думу законопроекта о секвестре выпустим постановление правительства, в котором зафиксируем для себя ключевые расходные параметры секвестрированного бюджета. Это постановление будет носить исключительно важное значение со всех точек зрения — и экономической, и политической. Оно нанесет удар и по коррупции, потому что в условиях, когда имеется неограниченная свобода маневрирования расходами, при денежном дефиците можно ожидать чего угодно.
Секвестр в данном случае исключительно важен, он упорядочивает всю систему государственного управления финансами. Мы обсуждали это с коллегами в Минфине и пришли к выводу, что, возможно, мы даже сможем отказаться от такого векового инструмента, как ежемесячные лимиты. Известно, что реальная финансовая жизнь идет не по бюджету, а по лимитам, которые ежемесячно утверждаются Министерством финансов. Однако если у страны появится реальный бюджет, необходимость в лимитах отпадет: все уже записано и степень маневра невелика. Поэтому правительство, добиваясь компромисса с Думой, не может спокойно сидеть и ждать, когда этот компромисс наступит. Мы предварительно зафиксируем это все в постановлении.
— Однако появление такого постановления может быть признано незаконным.
— Это было предметом нашего тщательного юридического анализа. Такая точка зрения высказывалась. У меня есть на нее ответ: как может быть незаконным постановление, которое утверждает то, что обычно утверждается приказами министра? Это же абсурд! Если пойти этим путем, то получится, что нарушение бюджета приказами министра возможно и законно, а фиксирование этого же постановлениями правительства невозможно. Данная логика мне кажется странной, тем более, что в постановлении правительство формально не корректирует бюджет, а устанавливает целевые ориентиры с сохранением тех пропорций, которые заложены в бюджете.
Тем не менее, понимая, что дискуссии по этому вопросу не избежать, мы особенно тщательно прорабатывали юридическую сторону постановления.
— Предполагается ли секвестрировать средства, предназначенные в бюджете Чечне?
— Да. Чечня находится в бюджете в перечне регионов, получающих трансферты. Однако в бюджете есть одно очень важное дополнение. Там сказано, что право на получение трансферта имеют только те субъекты федерации, которые заключили федеративный договор.
— Можете ли вы обрисовать контуры подготавливаемого сейчас Минфином проекта бюджета на 1998 год?
— Да, но только предварительные цифры. Имейте в виду, что их пока нельзя назвать официальными. Мы рассматриваем вариант, в котором бюджет следующего года может быть сформирован по доходам на уровне 15% ВВП. Это существенно ниже, чем бюджет 1997 года. По этому варианту дефицит бюджета будет полностью ограничен расходами на финансирование внутреннего долга. И все. Это означает примерно 2% ВВП. Отсюда расходы бюджета должны соответствовать примерно 17% ВВП. Я повторяю, что это еще очень предварительные цифры, которые мы пока только обсуждаем. Однако я считаю, что это реальные цифры, которые могут быть достигнуты.
— В последнее время средства массовой информации много писали о противоречиях в правительстве. Подобные заявления звучали и в Госдуме. Насколько верно они отражают реальную ситуацию внутри правительства?
— Люди, которые так говорят, забывают об одном факте: Чубайса в правительство привел Черномырдин. Я никак не могу согласиться с теми заявлениями, что в правительстве имеет место противостояние пожилого Черномырдина и молодой команды Чубайса с Немцовым. Другое дело, когда шло формирование правительства, когда я уже был назначен, а по остальным членам правительства решения еще не были приняты, прозвучало жесткое требование президента привлечь молодежь и региональные кадры. В это требование мы постарались вписаться, когда шло назначение зампредов. Делать из этого вывод о наличии противоречий в правительстве нельзя. По моему глубокому убеждению, из всех проблем, которые существуют, эта проблема наименее значима. За последнее время был подготовлен целый ряд очень важных решений. Часть из них уже приняты. На всех стадиях их подготовки (часть их известна, а часть — пока еще нет) не было ни одного случая, когда Черномырдин говорил: "Нет, все! Я против, я это отменяю". Даже в случае с "Газпромом", когда все ожидали, что неизбежно возникнет противостояние, с одной стороны, Черномырдина и Вяхирева, а с другой — Немцова и Чубайса. Однако этого не произошло. Попытки искать трещину в правительстве бессмысленны. Я абсолютно ответственно заявляю, что ни по одному из важнейших вопросов: ни по "Газпрому", ни по РАО ЕЭС, ни по МПС — ни по одному нет разногласий между Черномырдиным, Немцовым и Чубайсом. Без этой общей позиции нам не удалось бы сделать того, что уже сделано. В этом мы исходим из содержательных, а не из политических соображений. Именно поэтому мы и выступаем с единых позиций.
РОМАН АРТЕМЬЕВ