Спектакли тбилисских театров — "Макбет" Шекспира (Театр им. Руставели) и "Амфитрион-38" Жана Жироду (Грузинский театр киноактера) — игрались на фестивале им. Чехова при полных аншлагах. В Театре им. Вахтангова были заполнены ярусы, в старом зале "Таганки" люди сидели на полу и толпились у дверей, вытягивая шеи. Ажиотаж понятен: грузинский театр не только считался самым ярким и сильным из национальных театров СССР, он был самым любимым в спокойные 80-е годы.
Изо всех сил хотелось верить, что новые спектакли Роберта Стуруа и Михаила Туманишвили так же притягательны и обольстительны, так же остроумны и витальны, как давние. За несколько дней до приезда театров стало известно, что Михаил Иванович Туманишвили скончался; его имя в фестивальной программке успели обвести черной рамкой и проставить годы жизни: 1921-1996. Скорбная новость еще более всколыхнула театральные страсти, восприятие патетизировалось. Спектакль по пьесе Жироду — очень добротной и умной, но все же относящейся к "шедеврам второго сорта" — оказался последним словом и как бы творческим завещанием режиссера: последним словам приличествует сугубая весомость.
Новую встречу с театрами Грузии вряд ли уместно назвать счастливой. Однако поклонникам воздалось по их вере: прежняя любовь по-прежнему любви достойна. Черты не расплылись и почти не изменились. Острота сценических жестов, мужественность, сочетающаяся с изяществом, шарм и азарт игры — все сохранено, все узнаваемо. Спектакли Стуруа и Туманишвили отчетливо дали понять, как честно и упорно работает в искусстве инстинкт самосохранения — инстинкт, иногда равняющийся героической доблести.
Похоже, что, ставя "Макбета", Роберт Стуруа не имел продуманной режиссерской концепции. В спектакле не выделена ведущая тема. Скорее всего режиссера интересовали не проблемы насилия, власти, возмездия и даже не природа Зла (которое в сущности является главным героем "Макбета") — Стуруа искал повода, чтобы поделиться собственными жизненными ощущениями.
Шекспировские герои — Макбет (Заза Папуашвили), Дункан (Давид Папуашвили), Банко (Леван Берикашвили) — в программке названы "полководцами". Более к лицу им было бы назваться "предводителями незаконных вооруженных формирований". Именно незаконных: в этом мире нет никакого закона, и давно уже нет. Все привыкли.
В спектакле Стуруа героем мог бы стать любой — и в точности повторить все, сделанное Макбетом. Победить в битве, захотеть власти, убить врага, убить спящего гостя, убить ребенка, убивать и быть убитым. Глумливые безобразные ведьмы нацелились на Макбета только потому, что его в данной ситуации подтолкнуть к Злу легче легкого. Так "кладут" шар, зависший над бильярдной лузой: накатом, чтобы следующий встал на его место.
Ведьм у Стуруа играют густо набеленные пожилые актеры в нищенских лохмотьях: решение очень не новое. Вообще, в спектакле мало новоизобретенных режиссерских жестов, зато каждый имеющийся существен. Важно, что перед финалом молодая и красивая леди Макбет (Нино Касрадзе) сатанеет в буквальном смысле: превращается в четвертую ведьму, набеливает искаженное лицо, напяливает тряпье. Важно, что убитые недоуменно оживают — как грешники в аду, готовые к очередной муке. Важно, что Бирнамский лес у Стуруа вполне абстрактен: два больших квадрата голубого цвета. Когда они придвигаются к авансцене, это не означает, что в действие вступили силы неба и жизнь теперь изменится. Небо сработало автоматически: произошло нечто вроде отдачи после выстрела — никто не прекратит стрелять.
Можно предположить, что в творчестве Стуруа "Макбет" и знаменитый "Ричард III" составляют дилогию. Вероятно, это входило и в режиссерские планы: многие детали постановки выглядят как сознательные отсылки к прошлому. Спектакли, к сожалению, неравноценны. "Макбета" никак нельзя назвать художественным открытием, но сам факт его существования, должно быть, для режиссера дороже всех открытий.
"Амфитрион-38" — спектакль, значительность которого поневоле хочется укрупнить: к этому вроде бы обязывает долг памяти. Однако преодолеем соблазн. В последней режиссерской работе Михаила Туманишвили нет тяги к крупному, событийному, величественному: прекрасное вовсе не обязательно должно быть величаво. Дух этого спектакля — дух легкости, доброжелательной и гармоничной нормальности. Тем спектакль и замечателен.
Кому посчастливилось хоть раз в жизни почувствовать, что такое истинное грузинское гостеприимство, те знают: никакую беду и нужду, обрушившуюся на дом, гостю не дадут заметить. Хозяин останется веселым и радушным, чего бы это ему не стоило. "Амфитрион-38" в высшей степени гостеприимен. Мирный, светлый, забавный — если поверить ему, можно счесть, что театр по-прежнему живет счастливо и прекрасно. Юмор спектакля сродни юмору старых грузинских кинокомедий: с их вкусом к жизни, трогательным лиризмом и легкой ноткой самоиронии. С их талантом любви. Постановка нарочито проста, но она ни в коем случае не может (не смеет!) показаться бедной. Напротив, воинские доспехи Амфитриона (Заза Микашавидзе) и Созия (Гия Абесалашвили), пышные до смешного, свидетельствуют: дом — полная чаша. Чего душа ни пожелает — все есть, и поэтому давайте веселиться.
Давайте веселиться. Давайте беспечно радоваться, наблюдая, как красавец Юпитер (Георгий Пипинашвили) домогается взаимности земной женщины, как он млеет, ревнует, лукавит, робеет; как суетится проказливый Меркурий (Русудан Болквадзе); как хлопает ресницами восторженная дурочка Леда (Эка Кахиани); как Алкмена (Нинели Чанкветадзе) перестает понимать, кто перед нею: муж или бог. Существует долг гостя: он заключается в том, чтобы верить хозяину. Не поверить — неблагодарно. А поверить легко: как не ощутить излучение радости, исходящее от спектакля Туманишвили. Оно было, впрочем, у актеров Стуруа: это радость возвращения к работе, к естественному ритму существования. Утром, в 11.00, репетиция, вечером — спектакль, после спектакля — друзья и разговоры: о Боже, какое счастье.
И "Макбет", и "Амфитрион-38" — спектакли, обращенные к прошлому, однако их нельзя назвать ностальгическими. Художественная традиция, яркая и узнаваемая сразу, использована в них как плоскость опоры для противостояния горестному сегодня. Это антивоенные спектакли — в самом подлинном и полном смысле слова. Во взбаламученном настоящем важно было ощутить твердую почву под ногами, и вот она — настоящая, хорошая.
АЛЕКСАНДР Ъ-СОКОЛЯНСКИЙ