Прежде чем отшумят страсти вокруг 49-го Каннского, выделим крупным планом несколько его фрагментов, показательных с точки зрения тенденций и перспектив следующего года — когда наступит полувековой юбилей крупнейшего в мире кинофестиваля и состоится присуждение суперприза "Пальма Пальм". Рассказывает АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ.
Аль Пачино, в свои пятьдесят шесть начинающий в Канне режиссерскую карьеру. Элизабет Тейлор, героически борющаяся со СПИДом, — что ни год на Лазурном берегу. Катрин Денев, прячущая от посторонних глаз свою хрупкую красоту в апартаментах отеля "Маджестик", оформленных в стиле Людовика XVI. Некогда пылкий "латинский любовник" Марчелло Мастрояни, вышедший на пресс-конференцию после третьего инфаркта и не позволивший снимать себя телекамерами. Фигуры совсем уж из области антиквариата: Мишель Морган, ставшая свадебной генеральшей кампании подготовки к каннскому юбилею, и Жан Маре, снявшийся у Бертолуччи, но приехавший полу-инкогнито (на пресс-конференции, посвященной фильму, его не было).
Канн в этом году увидел редкого масштаба нашествие звезд — но они поражали своей эфемерностью, принадлежностью к легенде и непричастностью к реальной жизни, которая протекала в офисах кинорынка. Недаром фестиваль показался опустевшим за два дня до финала: основные сделки были заключены, и остались одни потенциальные призеры и зеваки.
Сюжеты, жанры, названия, излюбленные сцены
Гостям Канна пришлось как никогда много плакать и смеяться: основными жанрами фестиваля стали мелодрама и комедия, нередко в нерасторжимом переплетении. В этом смысле закономерно, что высший приз достался фильму Майка Ли "Секреты и обманы" — героиня, пытливая чернокожая девушка, ищет бросившую ее мать. Картина могла бы остаться на "индийском" уровне, если бы не блистательный эксцентризм британской актерской школы. Заслуженно награжденная призом за лучшую женскую роль Бренда Блентин играет потрепанную жизнью пролетарку-мать. Ее коронная сцена: рано состарившаяся, дебелая слезливая тетка испытывает шок при виде своей дочери — оптометриста по специальности, а по виду — самой настоящей негритянки. Долго и искренне отнекиваясь от такого странного материнства, героиня вдруг вспоминает про грех, совершенный в роковом 1968 году, и ее лицо в течение нескольких секунд выражает все стадии трагикомического прозрения.
Поиски родителями детей, детьми родителей, словом, тема воссоединения семьи — бродячий сюжет фестиваля. Он с навязчивостью проходит через конкурсную программу, достигая полной эстетической неуклюжести в закрывавшей показ американской ленте "Заигрывая с несчастьем" Дэвида О. Рассела. Он сочетается в "Похищенной красоте" Бертолуччи с другим модным мотивом сезона — расставанием с девственностью (эту утрату для юной героини психологически вполне компенсирует обретение отца). Он обыгрывается в отношениях метафорических "отцов"-яппи и "детей"-маргиналов ("Охотник за солнцем" Майкла Чимино, "Восьмой день" Жако ван Дормеля). Он оборачивается то страданиями семилетней девочки из-за развода родителей (австралийская "Тихая комната" Рольфа де Хира), то страданиями родителей, чьи отпрыски стали наркоманами ("Жизнь проходит, как поезд" англичанина Дэнни Бойла) или политическими фанатиками (ирландский фильм Терри Джорджа, название которого по-русски звучит не вполне прилично — "Сын какой-то матери").
К слову сказать, в мелодике названий тоже прослеживаются лейтмотивы. В этом году преобладают английские "инговые" формы, которые в русском языке лишь очень спрямленно могут быть выражены причастиями и деепричастиями: "Breaking the Waves" фон Триера, "Stealing Beauty" Бертолуччи и наиболее трудный "Trainspotting" Бойла, что буквально означает наблюдение за движущимися поездами — манию, возникшую в XIX веке и напоминающую наркотический транс. Между тем "инговые" формы из названий популярных лент перекочевали в деловой жаргон кинорынка: в одном из журналов даже появилась рубрика "Talent Spotting" (дальше шло название страны). Что означало в каннском контексте: талант, делающий честь (Германии, Швеции, Италии), а вовсе не просто в ней разместившийся или даже позорящий ее — как консервативно утверждает словарь.
О живучести социального кино, возрождающегося, как Феникс из пепла, и о диктате политкорректности писать скучно. И самим авторам фильмов, похоже, не в радость следовать установленным правилам. Желая разнообразить схему, они охотно прибегают к неожиданным и порой смелым решениям: например, персонажу, оказавшемуся в состоянии аффекта, рекомендуется в этот момент немного поблевать. Это, оказывается, куда более действенное средство, нежели приевшийся обмен любезностями с целью выяснить, кто из спорящих больший "мазефакер". Актеры и актрисы научились воплощать данную физиологическую реакцию с предельной натуральностью — а ведь это, согласитесь, куда труднее, чем изображать выдуманные переживания или симулировать оргазм, и потому несомненно может быть причислено к художественным достижениям конца XX века.
Жизнь проходит, как поезд
В Канне уже замечены персонажи, чья звездная жизнь только начинается. Это герои уже упомянутого фильма "Trainspotting", одного из самых "горячих" на фестивале. Они живут в сюрреальном мире наркотических грез. Главный из них (набирающий популярность актер Эван Макгрегор) ненароком роняет пакетик с героином в унитаз и с головой погружается в дерьмо. И тут же мы видим его плывущим со счастливой находкой сквозь кристально голубую морскую бездну. Соединяя агонию и экстаз, реализм увеличительного стекла, поэзию смертельного риска и ненормативную лексику (по английски four-letter words — четырехбуквенные слова), фильм, уже объявленный критиками "Заводным апельсином" 90-х годов, открывает новый уровень брутальности в современном кино.
Точно так же "Разбивая волны" Ларса фон Триера открывает новый уровень эмоциональности. С мощью, достойной своих великих скандинавских предшественников Дрейера и Бергмана, молодой датский режиссер живописует победу жертвенной любви над протестантским ригоризмом. Отдав себя на поругание, героиня картины, которую играет удивительно трогательная Эмили Уотсон, производит чудо: умирая сама, она воскрешает почти из мертвых своего мужа. Столь монументальной мелодрамы, такой чувственной откровенности и одновременно духовного накала, столь осмысленного соединения Большого Стиля и постголливудского кича мы не видели со времен Фасбиндера.
Во всяком случае в европейском кино. За его пределами куда больше отвоеванной свободы. Удостоенная Золотой камеры "Любовная серенада" демонстрирует уже привычную у молодых австралийцев легкость и одновременно глубину выражения чувств. Если у Джейн Кэмпион совершенным инструментом любви стало пианино, то в дебюте Ширли Барретт герой (Джордж Шевцов) соблазняет двух сестер-провинциалок с помощью волшебного радиоголоса.
Отдельного разговора заслуживает "Pillow Book" ("Книга у изголовья") Питера Гринуэя, снятая в Японии и Гонконге. Одержимость сексом и смертью остается главной темой художника, но посредником между ними становится на сей раз не стол, а постель, не еда, а чтение. Если "Повар, вор, его жена и ее любовник" сводится к формуле "You are what you eat" (Ты — то, что ты ешь), то в новом фильме формула другая: "You are what you read" (Ты есть то, что ты читаешь). Часто обвиняемый в маньеризме, Гринуэй все больше проявляет себя как чистейший концептуалист. В качестве "книги" — точнее, рукописи — у него выступает человеческое тело, а сам режиссер становится посредником между старой японской каллиграфией и новыми японскими же технологиями. Привет ему от Александра Сокурова. Двух последних могикан авторского кино роднит и серийность проектов: Сокуров намерен снять 25 "элегий", Гринуэй — 13 "книг".
Американские Independents были представлены не только академичным Олтменом и безупречными формалистами Коэнами. Оба фильма — "Канзас-сити" и "Фарго" — основаны на полуфактах-полулегендах, оба полны холодной ностальгии по американской мечте, в обоих играет "принц независимого кино" Стив Бушеми. Он же дебютировал как режиссер фильмом "Бар под деревьями", который представляет собой такую же, как у "королей", гремучую смесь реализма и сниженного иронией, но все же не убитого американского мифологического пафоса.
Принцессой "независимых" назначена Лили Тейлор. Она сыграла в фильме Мэри Харрон "Я стреляла в Энди Уорхолла" феминистку Валери Соланас: от нанесенного ею в 1968 году ранения художник не оправился до конца дней. Автор пьесы под названием "Задницей кверху" и трактата с призывом кастрировать мужчин, она оказалась чересчур радикальной для "бархатного" окружения Уорхолла и познала краткий миг славы, лишь выстрелив в суперзвезду. Остальная жизнь прошла мимо, завершившись нищетой, "вэлфером" и болезнью. На премьере женщинам из съемочной группы, одетым в походном нонконформистском стиле, вручили цветы, которые тут же с отвращением были переданы близстоящим мужчинам. Лили Тейлор в девчачьей красной куртке сидела на покрытых красным ковром ступенях каннской лестницы и принимала поздравления. Ее слава обещает быть более долгой.
Еще один вагон
Французы выстроились на перроне в порядке исторической очередности: лукавый "нравоучитель" Эрик Ромер, салонный эпигон Андре Тешине, молодой безумец Арно Деплешан. В "Летней сказке" Ромера (показанной в "Особом взгляде") герой, начинающий композитор, мечется между холодной блондинкой Леной и страстной брюнеткой Соленой, исповедуясь в своих чувствах влюбленной в него Марго. Окончательно запутавшись в сплетенной им же сети, он в итоге обманывает всех трех и бежит "учиться, учиться, учиться", ибо его наваждением остается музыка. В "Моей сексуальной жизни" Деплешана разыгран почти такой же сюжет, но не со снисходительной иронией, а с занудным мазохизмом. Что касается "Воров", то Тешине, кажется, все сделал, чтобы добиться драматургической оригинальности. Пресной паре Даниэль Отой — Катрин Денев (в последний раз они изображали брата и сестру) режиссер решил придать толику драматизма, сделав из них соперников, а из Денев — лесбиянку. Смена ориентации на пользу фильму не пошла, хотя патриотичная местная пресса поспешила выставить ему (как и остальным французским конкурсантам) самые высокие оценки.
Жюри же проигнорировало все чисто французские фильмы, кроме одного — "Ненавязчивого героя" Жака Одияра, и то наградив его только за сценарий, чем достоинства этого произведения в основном и исчерпываются. Не получили признания искусные имитации чувств у Бертолуччи ("Похищенная красота") и испанца Хулио Медема ("Земля"). Роскошные пейзажи и клиповое музыкально-монтажное решение не смогли одухотворить мертворожденный замысел. Фестиваль, показавший витрину европейского кино, не сумел скрыть и того, сколько здесь залежалого, вышедшего из употребления товара.
На эту тему ядовито высказался Оливье Ассаяс в фильме "Ирма Веп" — лучшем во французской программе. В традиции "Американской ночи" Трюффо действие происходит во время съемок: Режиссер (его играет не кто иной, как Жан-Пьер Лео) намерен снять римейк немых классических "Вампиров" Луи Фейяда с тайваньской актрисой Мэгги Чеун в главной роли. Режиссер становится жертвой нервного срыва, а актриса подвергается лесбийским домогательствам и получает в итоге отказ от роли. Мир незамысловатых интриг и добровольного самоуничижения — вот что такое французское кино по Ассаясу. Если в эпоху "новой волны" здесь обожествляли Голливуд, то теперь европейских интеллектуалов столь же властно гипнотизирует крутой азиатский "экшн". Собственная же идентичность по-прежнему остается проблемой.
Те, кто еще вчера был в авангарде процесса, сегодня тащатся в последнем вагоне, надеясь не отцепиться от поезда. Спасает их до поры до времени только страстная любовь к кино: она затуманивает зрение и не дает сознаться, что вагон давно переведен на другую колею и безвольно курсирует по кругу.