В моем списке лучших научно-популярных книг (то есть вбрасывающих в массового читателя знания о мире практически внутривенно) нет ни одного современного российского автора. Российского читателя у этих книг тоже нет.
Порою я читаю лекции по журналистике — не то чтобы часто, зато с географией от Хабаровска до Минска. И там проделываю один и тот же трюк: спрашиваю, кому известно имя Джона Перри Барлоу, заранее зная ответ. Меж тем Барлоу, ковбой из штата Вайоминг и по совместительству поэт, на излете 1990-х сочинил 12-страничную брошюру Cybernomics, "Киберномика", где сравнил нынешнюю информационную экономику с классической капиталистической. На этих 12 страницах он много чего понаписал. И про то, что принципы товарного производства (вещи создаются трудом, недоступным одиночке; их легко сосчитать и легко определить принадлежность) не подходят современной эре, когда, скажем, невозможно сосчитать и определить принадлежность выкладываемой в интернете программы. И про то, что современная экономика продает не вещи, а артефакты, то есть представления о вещах. И про то, что ценности в киберномике создаются не предметами, а разностью знаний (так функционируют биржи), и что вообще информационное общество напрямую копирует биологию жизни.
Барлоу написал предостаточно, чтобы самые недалекие увидели в нем знамя борьбы с копирайтом, самые продвинутые — основателя философской школы; в целом же 12 страниц потрясли Уолл-стрит. На сайте The Merrill Lynch Forum "Киберномика" установила рекорд читаемости и обсуждаемости. До России, повторяю, Барлоу не дошел, хотя осилить его на английском способен и старшеклассник.
Впрочем, с тем же успехом, что и про неизданного у нас Барлоу, я мог бы спрашивать, читали ли мои коллеги биолога и антрополога Джареда Даймонда. 10-тысячный русский тираж его книги "Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ" и раскупили за пару месяцев, а "Коллапс. Почему одни общества выживают, а другие умирают" — 3 тысячи экземпляров — продавался целых 2 года. В мире, для сравнения, у Даймонда миллионные тиражи.
Миллионные тиражи в мире и у феерического дарвиниста и воинствующего атеиста Ричарда Докинза (у нас "Бог как иллюзия" вышел в отличном переводе лишь благодаря усилиям фонда "Династия" Дмитрия Зимина — да-да, того самого, основателя "Вымпелкома", отошедшего со своими деньгами на пенсию, но не от дел!).
Аналогичная ситуация с историком Роджером Осборном ("Цивилизация. Новая история западного мира"), физиком Стивеном Хокингом ("Мир в ореховой скорлупке", "Кратчайшая история времени"), политологом Самюэлем Хантингтоном ("Стычки цивилизаций"), критиком экономики потребления Найоми Кляйн (No logo). Я не валю в одну кучу, а объединяю в команду мечты людей, которые в разных областях знания сумели сделать одно и то же: во-первых, выдвинуть гипотезу, меняющую наши представления о мире, а во-вторых, описать ее блестящим языком.
— А почему вы даете книги только западных авторов? — недавно спросили меня на одной из лекций.
Я хотел отмахнуться, поскольку на глупые вопросы, типа преимуществ социалистической математики над капиталистической, не отвечаю, но быстро понял, что вопрос вовсе не глуп.
Дело в том, что сегодня в России не просто иссяк слой читателей, которым необходимо непосредственное и свежее знание о себе, о мире, о Вселенной. У нас иссяк и водоносный слой авторов, которые дают эти знания, и который, кстати, существовал даже в СССР, когда, начитавшись Лотмана, в семиотику лезли никакие не единицы, а сотни тысяч честных советских людей, которые в результате нового знания — пусть даже в виде комментария к "Евгению Онегину" — превращались в не совсем советских и даже антисоветских. И — да-да! — завороженные поиском истины и ненавистью к мозговой трухе, потом эти тысячи и миллионы стали движущей силой перестройки, в которую, кстати, они так же упоенно, как Лотмана, читали Льва Гумилева. (И я был грешен; в моей библиотеке есть "Этногенез и биосфера" с автографом.)
И — отвечая на вопрос — в принципе, есть двое россиян, написавших в наше время труды, сильно повлиявшие на общество. Это математик Анатолий Фоменко с его исторической "Новой хронологией" и политолог и философ Александр Дугин, в адептах чьих "Основ геополитики" походили в свое время многие, от Лимонова до Курехина (а попробуй не походи, когда на первых же страницах Дугин пишет, что главной проблемой нашей эпохи является отчуждение человека от того продукта, который создает. Что больше нет булочников, пекущих булки, или кузнецов, кующих подковы, есть бездушный гигантский бизнес, в котором ты никто: песчинка, марионетка, офисный планктон).
Я с идеями Фоменко и Дугина знаком. И, к сожалению, должен включить их не в основной, а в дополнительный список — любопытных ложных идей. И то, что самые яркие научно-популярные книги российских авторов содержат ложные, с моей точки зрения, идеи — для меня тоже показатель.
В современной России вообще, обратите внимание, случился сдвиг по фазе. Научно-популярная литература не открывает устройство мира, а уводит от открытия; художественная же литература не создает новые миры, а занимается публицистикой. Быков с его "ЖД" и "Списанными", Сорокин с "Сахарным Кремлем", Пелевин с "Песнями Пигмеев Пиндостана" — чистейшей воды политические памфлеты (которым в наши дни заказано место в периодике, занимающейся не журналистикой, а скорее, потребительскими обзорами, будь то потребление политики, искусства или там дамских сумочек).
И вот это, дамы и господа, и есть сегодняшняя российская реальность. В которой нет ни читателей, ни писателей и в которой жажда познания сводится к информации о новых коллекциях, а также о скидках и распродажах в ближайшем шопинг-молле.
Кое-кого, понятное дело, такое положение злит и бесит, но нас таковых, судя по тиражам науч-попа, на всю страну наберется хорошо если 5 тысяч.
Так что остается либо ждать, когда остальные в своем потреблении нажрутся, либо мечтать, что шопинг-молл прогорит, либо — как сейчас я — заказывать через интернет свежую книгу научного обозревателя The Wasington Post Малкольма Гладуэлла о принципах распространения идей вкупе с "Джихадом. Экспансией и закатом исламизма" Жиля Кепеля да "Историей велосипеда" Дэвида Херлихи.
Присоединяйтесь.