Звонок, раздавшийся вчера утром в редакции Ъ, был и неожиданным, и приятным. Управление правительственной информации официально уведомило нас, а вместе с нами и всех российских налогоплательщиков, о том, что постановлением правительства наконец-то образована комиссия по налоговому законодательству, за скорейшее формирование которой наша газета активно боролась. Мы удовлетворены тем, что мнение общественности все-таки что-то значит в России. Хорошо и то, что через два дня после нашего возмущенного выступления против бюрократической волокиты, грозившей замотать президентское поручение о создании комиссии, искомое постановление было представлено российской общественности. Но неужели для того, чтобы аппарат управления четко работал, требуется ни на минуту не прекращать борьбу? Неужели налогоплательщики должны превращаться в сторожевых псов своих денег, которые идут на содержание миллионной армии чиновников?
Честно говоря, начиная нашу окопную войну за права налогоплательщиков, мы не предполагали, что она превратится в тяжелую повседневную работу. Причем довольно унизительную. Бесконечные попытки дозвониться и получить хоть какой-нибудь ответ от министерств и ведомств, многодневные попытки ухватить за фалду пиджака очередного начальника и выяснить, делается ли хоть что-нибудь. Оказалось, стоит перестать спрашивать, перестать демонстрировать свою заинтересованность в принятии решения — и происходить не будет ровным счетом ничего. А если что-то и произойдет, то нас, налогоплательщиков, могут и не спросить, согласны мы с этим или нет. Поэтому нам пришлось постоянно напоминать о себе. Сегодня мы можем порадоваться своей очередной победе: комиссия, так необходимая всем нам, создана. Ожидается, что 44 ее члена соберутся на свое первое заседание в первых числах июня. К этому времени все они должны будут подготовить свои предложения. Где пройдет первое заседание, пока неизвестно, но возможно, в Белом доме, ведь председатель комиссии — первый вице-премьер Владимир Каданников, который, напомним, поддержал "Обращение российских налогоплательщиков", призвавшее власти сделать разумной нынешнюю убийственную систему налогообложения.
Побывав, как говорится, в аппаратных кругах, "за стеной", проект постановления о создании комиссии вернулся из администрации президента с существенными изменениями. Правда, они коснулись не столько основ деятельности комиссии, изложенной в положении, сколько ее состава: значительно расширено представительство отраслевых министерств, охватывающих теперь практически весь социально-экономический блок федерального правительства. В принципе такое представительство можно приветствовать, поскольку курирующие реальный сектор министерства являются в вопросах налогообложения союзниками налогоплательщиков и, как показывает пример Министерства топлива и энергетики, активно отстаивают идею ослабления налогового пресса.
Но опыт миллионов жителей России, сотен тысяч ее фирм и предприятий, которые исправно (или неисправно) платят налоги государству, свидетельствует только о том, что особых надежд возлагать на министерства, ведомства, депутатов не стоит. Не стоит потому, что до сих пор в России мысль о том, что государственный аппарат является не более, чем слугой народа, содержащего его за свой счет, воспринимается, скорее, как шутка. Чиновник не считает себя не только слугой, но даже и должником налогоплательщиков страны. Возможно, государство не выше права, но то, что оно выше налогов, которые мы платим на его содержание, — это точно.
Нельзя сказать, что такая форма взаимоотношений нас устраивала. Ее нельзя назвать ни справедливой, ни разумной, ни эффективной, ни демократичной. Представьте себе: каждое утро тысячи чиновников просыпаются, повязывают свои галстуки, завтракают, время от времени выглядывая в окно, пришла ли уже служебная машина, потом они в эти машины садятся, мирно беседуют по дороге с водителем или, например, настраивают радиоприемник на любимую волну. Потом они приезжают в свое учреждение, горячо или сдержанно — в зависимости от темперамента — приветствуют своих секретарш, любуются оргтехникой у себя в кабинете и начинают свой скорбный труд. И все это — и завтрак, и машина, и радиоприемник в машине, и водитель, и секретарша, и кабинет, и сверкающая от нечастого употребления оргтехника, и сам скорбный труд — оплачиваем мы с вами. Да мы, в общем-то, и не против, мы даже готовы согласиться с тем обидным фактом, что оргтехника будет стоять у чиновника, а не у нас с вами. Нам налоги не позволяют быть расточительными, тем более, что содержать-то приходится как минимум две семьи: свою и чиновника. И не то чтобы мы очень ждали благодарности, просто иногда очень интересно — что же он там делает в своем кабинете с оргтехникой, над чем размышляет? Но зря мы думаем, что кто-то поспешит удовлетворить наше любопытство. Потому что не такой он человек, наш чиновник, — он человек государственный. А мы всего-то навсего простые налогоплательщики.
Вчера корреспонденту Ъ пришлось услышать от одного из сотрудников аппарата правительства слова, поразительные сами по себе: "Я прочитал вашу статью ("Госаппарат раздавлен собственной мощью" от 15 мая. — Ъ). Некрасиво звучит. Ваша информация компрометирует аппарат и само правительство, как будто все там чиновники". Да, в том-то все и дело, что в России чиновник — слово не ругательное. Чинолюбие — это наша национальная черта. Мы хорошо учились в школе по литературе, а значит, помним, что чиновника должно быть жалко: он — образ маленького человека, а мы все вышли из "Шинели" Гоголя. Другое дело, что шинель-то современному Акакию Акакиевичу мы с вами давно справили.
Все равно жалко. Помните, как злые глупые юнцы в департаменте изводили Акакия тем, что сыпали ему на голову мелко нарванные бумажки и говорили, что это снег? Ужасная картина. А самое ужасное, что нам с вами, взрослым, и в обычной жизни спокойным людям, то и дело хочется взять какое-нибудь важное распоряжение чиновника или письмо, где он пишет, что мы мало денег на шинель дали, надо больше, а иначе плохо будет, — так и подмывает взять, изорвать, посыпать ему на голову и сказать, что это снег, а не распоряжение. Но мы сдерживаемся. Мы просто говорим: уважаемый, я тебя кормлю и, разумеется, буду кормить. Но скажи мне бога ради, что же ты там такое делаешь? Вот я тебя давеча просил, чтоб ты с шинелью подождал — денег у меня сейчас не густо. Что же ты молчишь? Что отмахиваешься своей холеной рукой — мол, занят очень? Я же не чужой человек тебе и хотел бы знать, могу я сейчас немного спокойно поработать — на тебя и на себя — или же мне бежать сразу в долговую тюрьму? Молчит чиновник, будто забыв про то, кто кормилец его семьи. А нам с вами остается только пылко мечтать о дальних странах, где чиновник — человек скромный и вежливый, с младых ногтей приученный отчитываться перед кормильцем-налогоплательщиком, который в тех краях суров и требователен, может и выгнать взашей и куска хлеба лишить.
ДЕНИС Ъ-ЗОЛОТОВ