В Театре Армии состоялась премьера спектакля "Много шума из ничего". Театральная Москва ждала ее еще и потому, что постановкой шекспировской комедии в качестве главного режиссера армейского театра дебютировал Борис Морозов.
Театр Армии по традиции считается неблагодарной вотчиной для режиссеров, для главных — в особенности. Никому из них еще не выпадало покинуть площадь Коммуны бесспорным победителем. Большую сцену театра-звезды за всю ее историю покорить удавалось всего несколько раз. Внушительных размеров труппа и специфика взаимоотношений с армейским начальством (во главе театра стоит не "директор", а "начальник" — военный чин в погонах) проблем не убавляют. Решившихся несмотря ни на что выйти на бой с пятиугольным колоссом провожают как отчаянных безумцев. Общественное мнение в нарушение жестких столичных правил даже может дать храбрецу "фору" на пару первых спектаклей.
Когда Борис Морозов, в последние сезоны ставший неформальным главным режиссером Малого театра, почти год назад покинул "дом Островского" ради Театра Армии, многие пожимали плечами и сулили ему нелегкую жизнь на новом месте. В ответ скептикам Морозов сделал решительный жест — не скрылся на малой сцене, а сразу вышел на большую, и сразу с "большой" драматургией.
Первый спектакль свидетельствует, что новое назначение он воспринял всерьез: "Много шума из ничего" поставлено не столько Морозовым-режиссером, сколько главным режиссером Морозовым. Разница очевидна: второй должен помимо конкретных сценических задач (а иногда и в ущерб им) решать задачи стратегические, открывать перспективу движения. В этом смысле почти полный зрительный зал на этом спектакле — самое верное свидетельство правоты Морозова: в Театре Армии давно привыкли к десятипроцентному соотношению количества зрителей и количества приготовленных для них мест.
Должно быть, именно из тех же стратегических соображений режиссер решительно отказался от драматических мотивов пьесы. Как и почти во всех прочих комедиях Шекспира, в "Много шума из ничего" они переплетены с мотивами откровенно комическими. Трагический взгляд автора на жизнь еще не побеждает, но недвусмысленно кроется за историей оклеветанной Геро. Морозов же эту связку мотивов расплетает и без остатка отдается беззаботной праздничной буффонаде. Заодно, правда, и Геро, и ее жених Клавдио вместе со своей "сюжетной линией" в спектакле оказываются такими блеклыми, что не запоминаются вовсе. На их место выдвигаются вперед норовистые Беатриче с Бенедиктом и история их брака, шутки ради спровоцированного принцем Арагонским.
Морозов не зря взял с собой из Малого в Театр Армии Дмитрия Назарова. В роли Бенедикта он выступает как главный союзник постановщика. Ему досталась львиная доля комедийных красок, и он — единственный, кому позволено общаться через рампу напрямую со зрителями. Предоставленный режиссером карт-бланш Назаров использует без стеснения, не оглядываясь по сторонам и завершая каждый монолог тем, что в старину называлось "просьбой об аплодисментах". Просьбы удовлетворяются. Публика вообще с благодарностью откликается на этот немудреный спектакль, — на шутки Шекспира и шутки актеров, на громко и внятно произносимый текст, на яркий свет софитов, на серебристо-золотистые, точно из тюзовского детства, островерхие башенки художника Иосифа Сумбаташвили.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ