Только очень пристрастный человек возьмется отрицать тот факт, что важнейшим событием прошедшей недели стало появление обращения "Выйти из тупика!", подписанного тринадцатью крупнейшими представителями российского бизнеса. Безотносительно к тому, достигнет оно своей цели или нет, обращение знаменует наступление нового этапа в российской политике. Этапа, на котором национальный бизнес начинает играть роль заметного политического фактора.
Заметного, но пока еще далеко не решающего. В нынешней российской демократии главные роли по-прежнему принадлежат бюрократии и толпе, поэтому говорить о политическом влиянии деловых кругов приходится с определенными оговорками. Тем не менее развитие национального бизнеса и связанного с ним "среднего класса", ставшего главным фактором стабильности в наиболее экономически развитых странах мира, идет буквально семимильными шагами. "Восемь апрельских тезисов", преданных гласности в минувшую пятницу, являются первой попыткой российского бизнеса заявить о себе как о серьезной политической силе, с которой должны считаться ведущие политики страны. Одновременно обращение представляет в наиболее общей форме политическую платформу той части деловых кругов, которая на сленге социологов получила характеристику "элита первого класса (сорта)". Действительно, всего лишь двух-трех банков, сформировавших собственные финансово-промышленные группировки, и нескольких промышленных гигантов не хватает для того, чтобы считать список подписавших обращение справочником "Олимп бизнеса России".
Итак, что же хочет элита? Ее требования сформулированы в первых двух пунктах обращения. Его авторы предлагают всем, "от кого зависит судьба России, объединить усилия для поиска политического компромисса, способного предотвратить острые конфликты, угрожающие основным интересам России, самой ее государственности". Цель? "Российских политиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным уступкам, к стратегическим политическим договоренностям и их правовому закреплению".
Что это все может на самом деле означать? Отчасти на этот вопрос дают ответ остальные пункты обращения, анализ которых скорее позволяет говорить об обращении как об ультиматуме, а не как об эмоциональном призыве. Причем ультиматуме, имеющем вполне один конкретный адрес, а вовсе не два, не три и не много, как это могло показаться после прочтения первых строк документа. Адресатом являются российские коммунисты, и именно от них требуют уступок, "стратегических политических договоренностей" и их "правового закрепления". Во всем обращении практически нет ни одного места, в котором бы критиковалось нынешнее руководство страны. Исключение представляют несколько слов по поводу "неэффективной политики в Чечне" — но об этом не говорит разве только ее автор, если, конечно, таковой существует. Вот, собственно, и все. Зато полемика с левыми буквально пронизывает текст обращения. Чего только стоит одна фраза: "Серьезная политическая угроза таится в том, что в случае победы на президентских выборах коммунисты реально могут предпринять попытку идеологического реванша". Даже имея болезненно развитое воображение, с трудом можно предположить, что недвусмысленная угроза, прозвучавшая в конце текста, адресована нынешнему правительству: "Те, кто посягает на российскую государственность, ставя на идеологический реваншизм, на социальную конфронтацию, должны понимать, что отечественные предприниматели обладают необходимыми ресурсами и волей для воздействия и на слишком беспринципных, и на слишком бескомпромиссных политиков". Более чем прозрачно и предназначено явно не для Кремля. Уже хотя бы потому, что если в настоящее время единственный инструмент воздействия бизнеса на политику — деньги — начнет активно работать, с точки зрения Кремля, не в том политическом направлении, налоговые органы очень быстро смогут исправить это недоразумение.
Несмотря на ультимативное содержание, по форме обращение более соответствует жанру увещевания. Фактически нынешнему руководству КПРФ предлагается пойти на соглашение с правящей элитой при определенных гарантиях сохранения лица. О многом, если задуматься, говорит в устах крупнейших российских работодателей следующее высказывание: "Мы понимаем коммунистов и признаем их политическую роль как выразителей интересов социальных групп, пострадавших в ходе непростых, а часто и ошибочных реформ". Для многих высокопоставленных функционеров партии и ее экспертов эта фраза знаменует то самое общественное признание, которого они усиленно добивались с момента крушения КПСС. Именно на них прежде всего и ориентировано "обращение тринадцати". Признавая их полноправной частью политического истеблишмента, авторы требуют от них соблюдения главного правила ответственного политического поведения — признания незыблемости определенных фундаментальных принципов построения государства и общества: "Коммунисты не должны настаивать на отказе общества от мучительных достижений последнего десятилетия... Тот, кто игнорирует это обстоятельство, берет на себя всю тяжесть политической и исторической ответственности за очередную государственную и социальную катастрофу".
Иными словами, руководству КПРФ предложено открыто продекларировать свой социал-демократизм и отречься от наиболее одиозных положений марксистской теории. Прежде всего от того, что сам ее основоположник считал в ней важнейшим, — учения о диктатуре пролетариата. В противном случае... угроза звучит недвусмысленно. Именно эта причинно-следственная связь, по-видимому, и является ключевой в обращении лидеров российского бизнеса. Если немного приоткрыть завесу над подлинными истоками его появления, то становится понятным, на первый взгляд, странный пафос одной из заключительных фраз текста: "Трагичность нынешней ситуации как раз и состоит в том, что политическая борьба толкает каждую из основных сил на действия, вольно или невольно наносящие ущерб и без того хрупкой государственности России". Прочесть правильно этот пассаж помогут вскользь брошенные одним из влиятельных сотрудников администрации президента слова о том, что Борис Ельцин полон решимости бороться до конца за свое переизбрание и ни при каких обстоятельствах не намерен отдать свое кресло коммунистам. В этой сугубо неофициальной фразе таится многое — и ответ на вопрос, почему до сих пор так непотопляем был министр обороны Павел Грачев, и объяснение того, почему новая структура президентской администрации формально копирует структуру силовых ведомств, или, наконец, почему Служба охраны президента превратилась в одну из мощнейших российских спецслужб. Упорное стремление левых к реваншу при весьма двусмысленных, допускающих двойное и тройное толкование, публичных высказываниях их лидера делает возможным повторение событий 1993 года. Без кровопролития оно, вероятно, не обойдется, но это, как показывает история, не остановит российского президента и значительную часть общества, активно отвергающую перспективу коммунистического возрождения. Не остановит оно и Запад, который после очередных мучений совести вновь с пониманием отнесется к решимости российского президента преградить дорогу реставрации коммунизма в стране.
Тем не менее престижу страны в случае отмены не устраивающих Бориса Ельцина итогов выборов будет нанесен непоправимый урон. Что в принципе угрожает и экономической стабильности, поскольку совершенно неизвестно, как поведет себя потенциальный западный инвестор при известии о демонтаже демократии в России. Скорее всего он выберет выжидательную тактику, что российскую экономику, конечно, устраивает менее всего. Однако менее всего подобная перспектива устраивает руководство самой КПРФ. Совершенно очевидно, что у него никогда уже в будущем не будет таких благоприятных шансов на победу в президентской гонке, а следовательно, таких возможностей материализовать свое политическое влияние, как в настоящее время.
Лидеры российского бизнеса, выступая фактически в роли той самой "третьей силы", которая обеспечивает в конечном итоге решающий перевес одной из сторон, недвусмысленно указывают на возможные границы политических амбиций компартии. Учитывая, что все подписавшие обращение представляют структуры, тесно связанные с государством и с правящей политической элитой (на федеральном или московском уровне), их демарш может быть элементом предвыборных маневров самого Кремля. Геннадию Зюганову при посредничестве представителей деловых кругов предлагается почетный мир при условии отказа от претензий на лидерство в государстве в ближайшие четыре года. В дальнейшем, в случае его готовности признать стабильность экономического базиса страны в качестве одного из краеугольных камней своей предвыборной идеологии, дверь в большую политику перед ним не закроется. Тот факт, что для этого объединились представители даже враждующих группировок (единство было подчеркнуто самим фактом интервью президента группы "ЛогоВАЗ" Бориса Березовского телекомпании НТВ, что при других условиях было бы, вероятно, невозможно), говорит о серьезности намерений российского бизнеса внести свой вклад в предвыборную игру и решить неизбежный конфликт если и не полюбовно, то по крайней мере без фронтального столкновения.
Это будет трудно. Пока известно о намеченной на сегодня встрече Зюганова с авторами обращения. С его стороны будет, по-видимому, сделана попытка выяснить, что реально ему предлагается сделать и что предлагается ему взамен, поскольку очевидно, что возможностей у него, равно как и у президента, в плане заключения гражданского согласия не так уж и много. Назначить Зюганова премьером было бы невозможно по двум причинам. Во-первых, его экономические воззрения исчерпываются краткой и емкой фразой "заводы должны работать, люди должны получать зарплату". В 1918 году этого, вероятно, было бы достаточно, но сейчас уже нет. Во-вторых, перед выборами такой шаг может вызвать панику среди избирателей, составляющих электорат Ельцина и Зюганова, и заставить их перебежать к другим, более твердым претендентам.
С другой стороны, Конституцией России не предусмотрен пост вице-президента, и поэтому невозможно использование опыта первых лет существования Соединенных Штатов, когда основные соперники на выборах становились президентом и вице-президентом. В принципе появление поста вице-президента не обязательно требует внесения изменений в Конституцию. В Сирии, например, глава государства может по своей воле изменять число вице-президентских постов (которых до последнего времени было семь), а то и вовсе ликвидировать их. Однако находиться в Кремле на птичьих правах Зюганов вряд ли согласится, поэтому потребуются именно конституционные изменения. Изменения нужны и для реализации другой идеи — перенести президентские выборы. Однако такого рода конституционные поправки требуют времени, которого до выборов ни у кого уже нет. Возможно, никто и не готовится вносить какие-либо поправки в Основной закон, и игра ведется ради воскрешения нового варианта Договора об общественном согласии. Цена подобного договора не очень велика, однако он позволил бы четко зафиксировать обязательства компартии в отношении неизменности, по определению Бориса Березовского, вектора экономической политики при согласии Кремля внести в него некоторые коррективы. О том, какие коррективы могли бы быть внесены в правительственный курс, Ъ напишет в следующий вторник, а сейчас стоит добавить, что история свидетельствовала пока лишь об одном: как только человек или партия приходили к власти, они уже по-иному начинали смотреть на свои предвыборные обещания и предвыборные соглашения.
РОМАН Ъ-АРТЕМЬЕВ