Натюрморт Дориана Грея

Бутафорская экранизация Оскара Уайльда

Премьера кино

Очередная киноверсия "Портрета Дориана Грея" выходит под названием "Дориан Грей", несмотря на то что сам портрет в фильме живет, пожалуй, более насыщенной и бурной внутренней, да и внешней жизнью, чем герой, сыгранный Беном Барнсом с таким же царственным безразличием ко всему происходящему с ним, как принц Каспиан во второй части "Хроник Нарнии". Как опасно связываться с художниками, узнала из "Дориана Грея" ЛИДИЯ МАСЛОВА.

Хотя портрет Дориана Грея, показанный в фильме, ведет себя так, что способен надолго отвратить от посещения галерей и выставок, режиссер Оливер Паркер на правах давнего любителя экранизировать Оскара Уайльда беззаботно оставляет за бортом то, ради чего английский писатель, собственно, и затевался с "Портретом..." — всю эту уайльдовскую метафорику относительно природы искусства, трагичности красоты и смысла художественного творчества. В сухой остаток при этом выпадает готический триллер с кровавыми убийствами, растлением непорочных созданий, а также по нарастающей — пьянством, наркоманией и беспрестанными оргиями самой широкой сексуальной направленности. Кромсать огромным ножом какого-то нечастного (читатели Уайльда, впрочем, легко догадаются, кого именно) герой начинает в первом же кадре, прижимая к лицу окровавленную ветошь крайне театральным жестом. Настолько же театрально, будто аккуратно, но без вдохновения выполненная декорация, выглядит в "Дориане Грее" и Лондон, наводящий на невыгодное для Оливера Паркера сравнение с Гаем Ритчи, в "Шерлоке Холмсе" создавшем еще более стилизованный и еще менее подлинный викторианский Лондон, но при этом куда более убедительный как место действия.

Изобразив злодейство, Бен Барнс после титра "За год до этого" так же комично изображает былую чистоту и невинность, в основном с помощью приоткрытого рта, с которым он озирается на лондонском вокзале. В Лондоне богатый наследник Дориан Грей сразу попадает в сомнительную компанию. Автор злополучного портрета Бэзил Холлуорд в исполнении Бена Чаплина еще более или менее похож на "скромного служителя красоты", на самом деле вдохновляющегося юными красавцами. А вот что касается другого воспитателя Дориана Грея, циничного лорда Генри, то добродетельное лицо Колина Ферта странно видеть у человека, который всю дорогу учит восприимчивого юношу плохому — начиная от невинных сигареток, которые представляются детской забавой сравнительно с демоническими рассуждениями о том, что нельзя подавлять свои инстинкты, "единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему", и вообще всю жизнь надо "жечь" так, чтобы чертям тошно стало.

Сам режиссер Оливер Паркер настроен "жечь" самым решительным образом, поэтому психологические метаморфозы героя интересуют автора фильма гораздо меньше, чем знойные картины добросовестного разврата, которому пошедший по скользкой дорожке Дориан предается каждые минут десять экранного времени. Самое трогательное в картине именно то, как режиссер представляет себе беспробудный, несусветный разврат в роскошном старинном духе: то какую-то обнаженную гражданку выставит посреди зала изображать Афродиту в огромной жемчужной раковине, то устроит африканскую тематическую вечеринку, на которой пляшут полуголые негры, грохочут тамтамы и извиваются удавы на маслянистых негритянских торсах. Портрет, пока его хозяин куролесит, наливается злостью в самом прямом смысле слова: сначала начинает источать какую-то слезообразную жидкость, словно чудотворная икона, потом из одного глаза выпадает опарыш, а окончательно осатанев, портрет берет манеру открывать рот и издавать какие-то трудноописуемые, но леденящие животные звуки вроде "Гы!" или "Ыа!".

Единственным светлым лучом в этом темном царстве порока и имморализма оказывается придуманный кинематографистами персонаж — дочка лорда Генри (Ребекка Холл), жизнерадостная суфражистка. Она ничуть не смущается тем, что двадцатилетний Дориан Грей еще лет сорок назад в таком же точно юном виде фотографировался с ее отцом, и норовит без долгих проволочек добровольно отдаться герою, которому впервые за долгие годы не надо выступать в амплуа коварного соблазнителя — в его душу даже закрадывается сомнение, что из него не вышло такое ужасное исчадье ада, каким он всю свою вечно молодую жизнь старался стать. Однако злой портрет, несмотря на одолевающие его все более отвратительные признаки разложения, проявляет твердость характера и не позволяет кинематографистам поддаться наверняка посещавшим их малодушным мыслишкам о том, не запустить ли вообще всю эту историю в направлении всеобщего хеппи-энда и отправить Дориана Грея под венец с девушкой передовых взглядов, а портрет из опарышей — в музей современного искусства.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...