Отрывки из будущей книги об одной из самых трудных в нашей спортивной истории — Олимпиаде-2002
...Пришло время матча с чешской сборной. Конечно, страшный мандраж: команда у них сильная, а игра на вылет. Перед началом провели собрание, и я использовал те психологические приемы, которые наработал в "Нью-Джерси" (в качестве одного из тренеров Вячеслав Фетисов завоевал с этой командой Кубок Стэнли в 2000 году.— "О") во время установки перед решающими играми. Я вышел на площадку минут за десять до начала встречи. В зале уже собирались зрители. Смотрю, как рассаживаются наши жены с детьми и рядом с ними жены чешских игроков. И перед выходом команды я сказал: "Ребята, я сейчас посмотрел: там, в зале, собрались тоже две команды наших и их жен и детей. Чьи дети после игры будут плакать, зависит сегодня от вас!" Они встали и пошли. Я сам не ожидал, что эти слова у меня появятся. Но я понял, сейчас они готовы разорвать кого угодно.
В наше время профессиональному тренеру полагается еще быть и сильным психологом. Скотти Боумэн (легендарный канадский тренер, чьи команды девять раз выигрывали Кубок Стэнли.— "О"), когда собрал русскую пятерку (в "Детройт Ред Уингз" в 1995 году.— "О"), однажды нам заявил, закрыв всех пятерых в своей тренерской перед установкой на игру: "Я, ребята, не могу такое объявить при команде, но я не понимаю, в какой вы хоккей играете и как вы это делаете, я даже не хочу сейчас в этом разбираться, но прошу вас ничего не менять. Действуйте так, как вы считаете нужным". То есть разворачивайтесь и давайте чешите! На установке же он сказал совершенно обратное. Мы вышли на лед, помня его слова в тренерской. И сыграли так, что соперник оказывался в ступоре, не понимая, как и наш тренер, что мы делаем на площадке. Негласная установка Скотти говорит о его умении управлять... Когда человек по натуре полный индивидуалист и видит себя кумиром, но командная победа для него выше, чем забить 50 или 60 голов,— это означает одно: тренеру удалось донести до команды через лидеров, насколько важен даже суперзвездам коллективный результат.
***
Я узнал о знаменитой пресс-конференции, где президент ОКР Тягачев грозился увезти команду из Солт-Лейка обратно в Москву, а Рожков, тогдашний глава Госкомспорта, предлагал проводить альтернативные зимние Игры, как уже о случившемся факте. Меня никто не предупреждал... Зато журналисты, причем не только российские, знали, что ожидаются жесткие заявления. По-моему, только тренеры и спортсмены не были в курсе предстоящего демарша. Я, например, готовил команду к полуфинальному матчу с США.
...Когда кто-то из американцев мне сказал, что русские уезжают, я не мог найти ни одного руководителя в штабе олимпийской сборной России. Никого нет, будто их корова языком слизнула. Те мелкие функционеры, кто находился на месте, ничего ответить не могли. Я же со своим советско-американским менталитетом искренне считал, что подобные заявления — ответственный шаг и к нему надо всем серьезно относиться. А получившийся бардак лишний раз показывал степень профессионального подхода наших начальников.
Если хоккей на Играх для страны — ключевой вид спорта, то, наверное, неплохо было бы с тренерами собственной команды предварительно если не посоветоваться, то хотя бы их проинформировать. Как результат — недоумение у моих ребят, они не понимали, куда и зачем в итоге приехали. Так я получил, не без помощи руководителей российской сборной, первый провальный период в матче с американцами.
Ни ни стратегии, ни тактики в этом ультиматуме не было — в общем, обычная наша беда: сперва заварим кашу, а потом посмотрим, что получится. В конце концов, от придворного журналиста ОКР спустя пару лет после того, как меня назначили председателем Госкомспорта, я получил обвинения, что сознательно сдал матч американцам. После такого заявления полагается проводить расследования, и если факты подтверждаются, то тебя, несмотря на личное приглашение президента, должны гнать с работы. Иначе можно поверить, что живешь в сумасшедшем доме... Кто что хочет, тот и говорит, более того, пишет...
Еще за день до полуфинала ребята уже были нацелены на игру. Пришлось всех перенастраивать заново, что это такое, профессиональным тренерам понятно. Отголоски скандала дошли до нас, сидящих в Олимпийской деревне, после 11 вечера, и на первых порах приходилось просто успокаивать ребят. Подобная ситуация, безусловно, сказывается на игре, и не только в хоккее.
Явных возмутителей спокойствия в команде не оказалось, но ребята все вместе вышли из своих комнат и постучались ко мне: "Что происходит?" А я сам ничего не знаю. Я готовился к матчу. Тем более что ко мне в номер телевизор не поставили. У Олимпийского комитета таких возможностей не оказалось. Я составлял план, кто против кого должен играть, что можно ожидать от такой-то комбинации игроков и так далее... Ребята меня вызвали, я к ним вышел. Они требуют, что надо выяснить, для чего и зачем это все затеяно? Для чего мы сюда приперлись, если завтра должны уезжать обратно? Для чего мы убивались с чехами накануне?.. Возникали разговоры, что, может, лучше мы сейчас уедем без громкого позора? На пресс-конференции ведь объявили дедлайн до 12 часов следующего дня. Кто-то даже стал звонить домой, говорить, что завтра вернется...
Мы с Юрзиновым начали обсуждать выход из положения... К полуночи пришлось еще раз всех собирать, успокаивать. Я честно им сказал, что не могу дозвониться ни до кого из руководителей российской делегации, но обещаю, что бы ни произошло, мы все равно будем играть, для этого и приехали. Не знаю, насколько мои слова успокоили хоккеистов, но, по словам доктора и массажиста, которые обходили ребят, они угомонились только к середине ночи.
Естественно, утром внятно объяснить, что происходит, никто из руководителей не смог или не пожелал. Поскольку игроки поздно встали, а игра начиналась в четыре дня, то в отличие от американцев мы на раскатку не поехали. В итоге — первый период на площадке команда просыпалась. В общем, эта пресс-конференция подложила нам порядочную свинью...
Вячеслав Фетисов, двукратный олимпийский чемпион по хоккею на льду, сенатор
Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ
***
Накануне матча я разговаривал с президентом Международной федерации Фазелем по поводу судейства, поскольку арбитром полуфинала выбрали канадца. Я спросил у президента, уверен ли он, что решение правильное? Наверное, ни в одном виде олимпийской программы такого не происходило, чтобы местные судьи судили важнейшие матчи, тем более игры на вылет. Президент федерации мне ответил: "Решение принято, пересматривать его мы не будем". Что мне оставалось? Я сказал, что не хотел бы оказаться на месте этого судьи. Я давно его знал по НХЛ и с профессиональной точки зрения не могу сказать о нем ничего плохого, он хороший специалист, но человеческий фактор здесь, как ни крути, присутствует. Тяжело в такой игре не поддаться давлению как зрителей, так и политики, да еще и бизнеса. К тому же зная, что весь мир, прежде всего Канада и США, будут за всем происходящим на льду внимательно следить. Как потом стало известно, полуфинальный матч США — Россия собрал самую большую телеаудиторию за всю историю хоккея.
До сих пор помню, как наш рефери Михаил Галиновский в последнем матче Кубка Канады-87 не зафиксировал положение "вне игры", когда канадцы Уэйн Гретцки и Марио Лемье забивали нам решающий гол. Момент был спорный, на усмотрение судьи, и Миша не дал свисток. Галиновский, казалось бы, поступил непредвзято, хотя своим-то мог бы и помочь. Но за всю мою спортивную практику, то есть более чем за 40 лет, этот случай единственный.
Правильно "продавать" хоккей (с точки зрения рекламного бизнеса), имея такой интерес телеаудитории, становится основной задачей у проводящей первенство стороны. И даже при абсолютно справедливом судействе не ошибиться при таком ажиотаже арбитру очень трудно. Вот почему я сказал Фазелю, что такое назначение — большой риск для Международной федерации хоккея.
Перед игрой ответственный сотрудник федерации зашел в коридор, где были раздевалки обеих команд. Сначала он отправился к американцам, они расположились напротив нас, после он со Стеблиным (президент Федерации хоккея России.— "О") вошел в нашу раздевалку. Не знаю, о чем они предварительно договаривались, но мне сказали четко: передай своим ребятам — судья нами инструктирован таким образом, что будет гнать со льда за любое нарушение. Только после игры я узнал, что, зайдя к американцам, он объявил: эта игра пройдет по североамериканским правилам. А надо сказать, что различие в судействе, особенно в трактовке нарушений, которые ведут к удалению, довольно сильно отличается. Многое, что разрешается в североамериканском хоккее, категорически запрещено в европейском.
Я не буду писать, что я подумал о человеке, который в течение пяти минут сообщил двум генеральным менеджерам двух команд-соперниц диаметрально противоположную информацию. Так возникла разница в настрое на игру, когда американцы вылетели на лед заряженные, зная, что их не будут при фоле тут же гнать с площадки. И наши ребята — сперва после ночных дискуссий, а потом и объявления, что за любое нарушение тут же грозит двухминутный штраф. В общем, эти два фактора и определили результат — 0:2 в первом периоде (общий счет — 2:3 в пользу американцев, и всего лишь третье место на Олимпиаде.— "О").
Олимпийский финал
После полуфинала Россия — США было странно наблюдать чувство удовлетворения на лицах президента ФХР Александра Стеблина и его окружения. Учитывая их откровенную нелюбовь к тренеру сборной Фетисову трактовка "радости" хоккейных функционеров напрашивалась: его поражение — их победа. Позже чиновники говорили: "С такой сборной, но с другим тренером, золотые медали были бы у нас, ведь многие специалисты, в том числе и американские, и канадские, еще до начала Игр поставили ее на первое место". Но такой сборной при другом тренере быть не могло: почти все хоккеисты сказали, что согласились играть на Олимпиаде только потому, что во главе встал Фетисов. И когда они прощались со мной в Русском доме, все говорили: "Извини, Слава".