дебют балет
Через два дня после официального начала фестиваль балета "Мариинский" открылся по-настоящему: в бой пошли приглашенные звезды, ради которых, собственно, все и было затеяно. Парад открыл премьер Большого театра Николай Цискаридзе. Его дебют в реконструированной "Баядерке" 1900 года задал приехавшим коллегам-соперникам планку, взять которую будет очень непросто, считает ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА.Все было как всегда, когда в Мариинке танцует Цискаридзе: полный комплект балетных критиков обоих городов, петербургские солисты, ревниво выглядывающие из лож, эмоциональный тонус обычно вяловатому петербургскому залу задавали московские фанаты, одинаково щедро приветствуя и своего любимца, и местных девушек. Атмосфера быстро накалилась. Все заинтересованные лица знали, а незаинтересованные поняли, что это был матч-реванш. К тому же двойной: для Цискаридзе и для самой "Баядерки".
История началась в конце прошлого сезона собственно на премьере спектакля. Тогда, как будто до конца не уверенные в том, нужен ли этот проект театру, выпустили полуфабрикат: кое-как одетый, кое-как подсвеченный, наспех срепетированный. И к тому же без Цискаридзе, на теле которого провели всю черновую работу. На спектакле, доставшемся местному Игорю Колбу, Николай Цискаридзе криво улыбался в антрактах, ссылаясь на интриги. Игорь Колб роль фактически завалил, и от этого бремя несправедливости было, надо понимать, вдвойне тяжелее.
Сейчас на фестивале впервые увидели "Баядерку" такой, какой она должна была быть на премьере полгода назад. С полным комплектом роскошных костюмов, выставленным светом, дисциплинированным кордебалетом, подтянутыми темпами. И конечно, с Николаем Цискаридзе в роли индийского воина Солора. Как почти всегда бывает, прежняя обида наверняка была подогрета страстным желанием показать, как надо танцевать этот балет, и Цискаридзе это показал. В первом же выходе сумев подавить нервозность и амбициозный пыл, он с редкостным самообладанием распределил краски на длиннющей дистанции четырехактного спектакля. Плавно взвинтил температуру спектакля к финалу, нигде не форсируя эмоции, не сминая контуры поз, обдуманно обыгрывая аксессуары — от невесомых бутафорских колон, которым он придавал объем и вес одним лишь касанием, до сверкающих перстней, которые его Солор нервно теребил на руке.
Партия Солора в принципе невелика: пешие диалоги, танцевальные обрезки в сцене "теней", одно полновесное pas de deux в финальном акте; все внимание на двух балеринах. Но Цискаридзе напрочь задвинул в тень обеих героинь этого женского царства. Разряженный в шикарные костюмы 1900 года, он сумел выжать максимум из каждой позы и каждого жеста, обнаружив не поймешь откуда взявшуюся культуру старинной пантомимной декламации. Простое сидение на VIP-табуретке, когда по сюжету царственные особы смотрят дивертисмент подданных (в советских версиях солисты в этот момент просто отдыхают до и после изнурительного свадебного pas de deux), Цискаридзе превратил прямо-таки в романтический монолог истерзанного бесами героя. Самообладание, впрочем, не помешало ему в аффектации смазать виртуозные прыжковые эпизоды фантастического "царства теней".
Но поразительнее всего абсолютная, животная органика, с которой танцовщик принял все предлагаемые обстоятельства этого ни на что не похожего "театра русской Индии". Счастливый бог старинных балетов, который соединяет влюбленных за гробом,— его бог. Наивный мир, где сходят с ума от обмана, а умирают от разбитого сердца,— его мир. И когда смотришь, как Николай Цискаридзе танцует "Баядерку", чувствуешь, что тебе не надо больше краснеть и мучительно оправдываться за любовь к этому странноватому искусству, где кувшины и прочая посуда падают на сцену с картонным звуком, змея вцепляется в горло бедной баядерки покрепче бульдога, а среди Гималайских гор худые девушки в пушистых пачках танцуют канкан.