Запах войны

Евгений Петров

"Огонек" N 33, 12 октября 1941 года

"Дни к ночи проходят здесь совершенно незаметно — в постоянном напряжении тяжелого, кровавого труда. Вот опять наступил новый день, и в никогда не прекращающемся артиллерийском громе взошло солнце. Восход был необыкновенно красив. Но я поймал себя на том, что красоту эту я воспринимал только умом. Но сердце ничего не говорило мне. Во время войны красоты нет. В день, когда Гитлер будет побежден, люди снова поймут, как красива природа. А сейчас этот голый продолговатый холм, который только что был сиреневым в сумерках рассвета и сразу осветился солнцем и стал лимонным и сверкающим, — в сущности говоря, даже и не холм. Это высота номер такой-то. С нее виден Смоленск, и за обладание этой высотой уже недели две идет упорный бой. А эта русская березка, что стоит у дороги, — не березка вовсе, а отдельное дерево. Так оно и обозначено на карте. И речка — не речка, а рубеж. И опушка леса — не опушка, а отличная позиция для огневой точки"

Кино

Сеанс для немцев

"Огонек" N10-11, 20 марта 1943 года. Михаил Зощенко

Позади наших траншей натянули огромный экран. И объявили — будут показывать немцам кино.

Некоторые из нас выразили сомнение: дескать, немцы сорвут сеанс — откроют огонь и погубят нашу установку.

Которые натягивали экран говорят:

— А вы взгляните — какой это экран. Это марля. Пускай немцы в нее стреляют — с ней ничего не произойдет и катастрофы не будет.

Когда еще больше стемнело, начали сеанс.

Сначала показали кинохронику. Немцы вели себя прилично — не стреляли.

А когда начали вертеть комическую "Как фриц корову украл", немцы стали стрелять.

Только смотрим — действительно ничего не случается. Пульки проскакивают сквозь марлю, и сеанс продолжается.

Тогда немцы стали стрелять зажигательными пулями. Но и эти пули, видим, никакого вреда не приносят. Ну, кое-где вспыхнет экран и сразу гаснет. Марля.

Но когда стали вертеть карикатуры на их руководителей, тогда гитлеровцы открыли орудийный огонь.

Однако сеанс продолжался. И у всех у нас возникло одно желание — довертеть ленту до конца, не дать им сорвать сеанс, чтобы не предоставить им морального перевеса.

И под грохот орудий это было выполнено с превышением, поскольку после ленты показали еще комическую сценку из серии "Фриц-куроцап".

Рассказ

Как заяц казни избежал

"Огонек" N 51, 1942 год. Михаил Пришвин

"Однажды утром на рассвете глядим, а краем оврага идет наш весь партизанский отряд, и впереди Филат Антоныч.

— Живо смывайтесь, — кричат нам, — немцы далеко, деревня цела, идите очищайте нам землянки!

Мы, конечно, радешеньки, живо собрались, идем в прежнем порядке: коза впереди, корова позади, у меня за плечами дареный дробовик, у Авдотьи Ивановны заяц.

— Стой, любезный, — дивится Филат Антоныч. — Да никак это ты, Руська?

И только назвал Руська, заяц повернул к нему голову и заработал губами.

— Я же велел тебе застрелить его, — сказал Кумачев. — И ты мне соврал, что убил?

— Не соврал, Филат Антоныч, нет, — ответил я. — Ты меня спросил тогда: "Убил?" А я ответил вежливо: "Вы слышали?" И ты мне: "Да, слышал".

— Ах ты, плут, — засмеялся Филат Антоныч.

— Нет, — отвечаю, — я не плут, а это вот она, супруга моя, по женскому чувству к домашней скотине валенком в Руську — он шмыг под печь, а я весь заряд ввалил в печь.

Посмеялись, тем все и кончилось.

После этого рассказа председателя Авдотья Ивановна повеселела и говорит:

— Вот ты бранил меня за ружье, что не могла я, баба, понять неоценимую вещь. А Руська? Не кинь я валенком, ты бы, по мужицкому усердию своему, убил бы его. Бабьим умом, а все-таки лучше тебя, мужика, сделала. Ружье — вещь деловая и наживная, а заяц был — и нет. И другого такого Руськи не будет. И никогда на свете такого зайца не было, чтобы охотнику ружье приносил".

Стиль жизни

Командир полка

"Огонек" N17, 1943 год. Александр Фадеев

"Был час обеда, ротные повара разбирали ведрами суп и кашу для бойцов на переднем крае. Суп был мясной и наваристый, а каша пшенная, бойцы называют ее "блондинкой" и любят ее меньше, чем гречневую, которую они называют, впрочем, "брюнеткой". А чаще "нашей строевой" или "кадровой", но "блондинки" было достаточно, чтобы быть сытым. Я вспомнил, что, когда подъезжали к полку майора Мустафина, мы видели баню. Мускулистые бойцы с розовыми телами и загорелыми лицами, и шеями, и руками выскочили из блиндажа-бани, изрядно, видно, напарившись, все еще хлеща друг друга свежими березовыми вениками и весело гогоча".

Первоисточник

Четверо

"Огонек" N 42, 1942 год. Со слов бронебойщика Петра Болото записал Константин Симонов

"Беликов говорит: "Что это такое?" И мы все прислушались: ни слева, ни справа никто из наших больше не стреляет. А танки все ближе и ближе перед нами вдоль фронта ходят, и огонь от них все сильнее [...] Потом все совсем затихло, только где-то позади нас бой слышался. Переползли, собрались в один окоп, в кучку все, побеседовали, решив к своим выходить. Всю ночь, куда ни ткнемся — огонь. Заляжем, перележим, поползем дальше — опять огонь. И тут Самойлов на минуту засомневался. "Может, — говорит, — ружья закопаем". Но я ему сказал: "До тех пор ружья не брошу, пока живой буду, а убьют — так пускай вместе с ружьем убивают". И ползли мы дальше, опять-таки с ружьями своими, и так все до рассвета лазеек себе искали и нашли. К своим утром выползли, все четверо живые. Можете себе представить, какая у нас радость была, что все четверо живые, даже самим удивительно было! А тот окоп, где я сидел, — для меня самое интересное теперь место на земле, потому что самое надежное оказалось".

Стихи

Бойцу-грузину

"Огонек" N 38, 1942 год. Семен Кирсанов

"Дым над станицами нашими,

Немец усилил напор.

Заревом грозным окрашены

Белые головы гор.

Друг! Мы смешали с тобою

Кровь, и вино, и стихи.

Время к жестокому бою

Вместе направить штыки!

Друг! Мы братались и пели,

Шли вдоль клокочущих рек.

Пушкина и Руставели

Мы породнили навек.

В дыме ущелия узкого,

У ледяной седины

Руки грузина и русского

Дружбой соединены.

В наше родное предгорье

Да не пробьется тевтон!

Родину Сталина — Гори —

Горным прикроем хребтом.

Бей из-за каждого камня,

В бой за Эльбрус и Баку!

В немца врезайтесь клинками

С возгласом "Смерть чужаку!".

Крикни: "Кавказ неприступен!"

Встань как Арсен у тропы

И на германские трупы

Твердой нагой наступи!"

Репортаж

Переправа

"Огонек" N 14-15, 1944 год. Борис Полевой. Из фронтового блокнота

"Бойцы, поджидающие у костра своей очереди переправляться через Прут, с интересом слушают рассказ раненого, уже побывавшего "за границей". Попыхивают цигарки. Кто-то спрашивает:

— Ну, а сопротивляются здорово?

— Сопротивление есть. Сильно упираются. Румыны — ничего. Эти, пожалуй, не прочь и в плен сдаться, да немцы что делают: они сзади ставят свои части с пулеметами и гонят румын вперед. Да и техники они за последний день поднатащили. Танки есть, артиллерия. Ну, ничего. Нам не привыкать. И не таких били под Белгородом да у Днепра!

Личное

Жизнь

"Огонек" N 26, 1945 год. Константин Паустовский

"Ночью я проснулся от мальчишеского крика. Я прислушался. "Победа! Победа! Победа!" — звонко, задыхаясь, кричал кто-то снаружи. Я вскочил, подошел к окну. Какой-то мальчик бежал по переулку, стучал в стены, в окна. Кричал: "Вставайте — победа! Война окончена! Вставайте!" В его голосе явственно слышались слезы.

Всюду за окнами вспыхивал свет, и виднелись полуодетые, растерянные от счастья люди. [...]

Я прошел на Каменный мост, чтобы лучше увидеть весь разворот этой небывалой ночи. Улицы были еще безлюдны, но Москва сияла тысячами огней, тысячами освещенных окон — как будто за стенами домов уже начался феерический праздник.

Передо мной занималась в холодном и чистом небе заря девятого мая. Густая, медленная синева проступала над главками кремлевских соборов и отражалась в тихой реке. Голубая звезда медленно умирала на востоке. Предчувствие солнца было в смутном блеске небольших облаков, заброшенных на головокружительную высоту над городом".

Юмор

Антифашистский суп

"Огонек" N 33, 12 октября 1941 года

"-- Знаете ли вы, кто самый интернациональный писатель в мире?

— Нет.

— Это Фридрих Шиллер.

— Как так?

— Он написал "Марию Стюарт" для Англии, "Орлеанскую деву" для Франции, "Вильгельма Телля" для Швейцарии и "Разбойников" для Германии.

— Если Адам и Ева не были германцами, то кто же наши предки?

— Идиот! Разве ты забыл змия?

— Вы мне подали невытертую тарелку, кельнер.

— Я вам подал суп. Хайль Гитлер!"