Бед в 13-летней жизни Насти Пименовой столько, что хватило бы на десятерых. Но судьбе одного рака крови показалось мало: у Насти сразу два лейкоза — острый миелобластный и острый лимфобластный. То, что девочка жива и даже выведена в ремиссию, большая удача. Пока ее лечат в отделении гематологии Нижегородской областной детской больницы. Однако теперь спасти Настю можно только при помощи пересадки донорских стволовых клеток, ее готовы выполнить врачи Института им. Р. М. Горбачевой в Петербурге. Медлить с поиском донора нельзя, иначе ремиссия будет потеряна. Но прежде надо еще найти 1 млн руб.
В палате она одна. Другие дети с родителями, а она одна. Палата одноместная, стерильная, потому что Настя, по словам врачей, "в цитопении", то есть у нее дефицит некоторых клеток крови, а значит, сниженный иммунитет.
Настя не жалуется, она уверяет меня, что ей не скучно:
— Я же все время что-нибудь делаю,— говорит Настя,— вот сейчас вышиваю, а то телевизор смотрю. Я вообще-то веселая. Мне только иногда бывает грустно, так, что даже плачу.
— Когда же тебе бывает грустно?
— Когда домой хочу, к братику Паше,— отвечает она, и по ее лицу видно, что Пашу она очень любит. Домом она называет Богородский детский дом, где ее ждет 11-летний братишка.
К Насте мы пришли вместе с заместителем директора детдома Мариной Чикризовой. Марина встретилась с Настей прямо по-родственному.
Настя говорит, не умолкая. Похоже, намолчалась тут в одиночку.
Странно слышать, но говорить-то она, оказывается, начала с большим опозданием. Заведующая отделением Анастасия Шамардина рассказывала мне, что, когда Настя попала сюда первый раз, в четыре года, она почти не умела говорить, и с ней даже логопед занимался. Тогда она жила в другом детдоме, для маленьких, а там какие логопеды? Там и педиатров-то нет, разве что медсестры.
— А еще я очень люблю Виктора Николаевича, нашего библиотекаря,— тараторит Настя.— Мы с ним играем в дого... Ой, я перепутала! Мы с ним занимаемся математикой, русским языком, книжки читаем.
— Ты хотела сказать, что играешь с ним в догонялки?
— Я же говорю, перепутала! — хохочет Настя.
Она рассказывает о прочитанных книжках и увиденных фильмах. И когда Настя хвалит пантелеевскую "Республику ШКИД" (и книгу, и фильм), я думаю, сколько же сейчас благополучных детей понятия не имеют, что это за республика такая.
— Паша очень любит животных,— говорит Настя о брате.— Я тоже люблю. К нам часто приходит Рэкс. Он нас охраняет, а мы его. Как-то он с меня даже шапку сорвал и подрал ее. А ругали меня!
— Да ладно,— смеется замдиректора Марина,— тебя не очень-то и поругаешь.
— Не очень-то,— легко соглашается Настя и смотрит на Марину влюбленно.
Потом она выдает мне тайну: когда Марина Михайловна уходит из своего кабинета, то разрешает Насте поиграть на компьютере.
А еще Настя вспоминает, как когда-то давно они все вместе жили в деревне. Это когда еще были живы дедушка и бабушка. Насте тогда было четыре года, она еще была здорова, и дедушка катал ее на мотоцикле, в коляске.
— А потом все умерли, и у меня никого родных не осталось. Не считая мамы,— заключает она.
— А Паша?
— Я и говорю, только Паша, а больше никого. Не считая мамы.
И тогда я решаюсь спросить, как же она оказалась в детдоме.
— Мама тогда пила,— спокойно говорит Настя,— и даже била меня, но я не помню. А потом пришли две женщины с милиционером, и нас с Пашей увезли в детдом.
Почти все дети в этом детдоме сироты при живых родителях. Государство лишило родителей родительских прав. Оно забрало эти права себе. Эти дети теперь казенные.
Когда врачи объяснили Марине, что Насте понадобится трансплантация, когда объявили цену поиска донора и сказали, что бюджетом этот поиск не оплачивается, Марина только и сказала своему директору Владимиру Чернову: "Но ведь она же детдомовская!" Директор развел руками: государство не оплачивает поиск донора ни своим, ни чужим.
Они сделали все, что могли. Организовали местную прессу, встречались с разными начальниками и бизнесменами. Они собрали на Настину сберкнижку, куда начисляется ее пенсия по инвалидности, без малого полмиллиона рублей. И поняли, что больше собрать не удастся. О нашем фонде они узнали с подсказки петербургского Института детской гематологии и трансплантологии им. Р. М. Горбачевой, где Настю ждут на пересадку и дальнейшее лечение.
— Я собираюсь в Питер,— объявила мне Настя.— Вы были в Питере?
— Я там живу, оттуда к тебе и приехал.
У Насти загорелись глаза, она пошевелила губами, подбирая слова, наконец, спросила:
— А вот там красиво, очень красиво?
— Да,— ответил я,— там очень красиво.
И Настя зажмурила глаза в предвкушении красоты.