В Санкт-Петербурге и в Москве в рамках европейского турне с большим успехом прошел шоу-мюзикл "Страсть и танго". Гастроли были организованы Росинтерфестом под эгидой Министерства культуры России и Посольства Республики Аргентина.
В ночном саду под гроздью зреющего манго
Максимилиан танцует то, что станет танго.
Тень возвращается подобьем бумеранга,
Температура, как под мышкой, тридцать шесть.
Мелькает белая жилетная подкладка.
Мулатка тает от любви, как шоколадка,
В мужском объятии посапывая сладко.
Где надо гладко, где надо шерсть...
В стихотворении Бродского описано фактически все, из чего танго состоит. Кроме политики, которая, как ни странно, играла особую роль в судьбе танго. Происхождение этого слова не совсем ясно. Возможно, в его основе — название африканского ударного инструмента "тамбо". В конце 80-х годов прошлого века креольское танго появляется в пригородах Буэнос-Айреса. Его исполняли жители предместий — эмигранты, и с тех пор, по словам посла Аргентины, в танго поселилась ностальгия человека, покинувшего родину. Авторы танго говорят о нем так, как негры с Миссисипи о блюзе: "Это грустное чувство, которое танцуется". Впрочем, "грустное чувство" танцевалось в притонах с проститутками. Танго воспринималось когда-то как вызов маргиналов европейской культуре.
Таким танго и открывается шоу-мюзикл, поставленный в 1992 году известным бродвейским продюсером Мелом Ховардом в сотрудничестве с лучшими аргентинскими танцорами, вокалистами и прославленным инструментальным ансамблем "Секстетто Майор" во главе с виртуозом-бандонеонистом Хозе Либертелло. Хореограф Эктор Зараспе (в прошлом личный педагог Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева) строит представление как чередование танцевальных, вокальных и инструментальных номеров и прослаивает их небольшими (и необязательными) драматическими интермедиями. Действие происходит в ночном заведении. В глубине рассаживается оркестр, составленный из весьма немолодых и воистину фантастических музыкантов: две скрипки, ударные, рояль и два бандонеона. Бандонеон пришел в танго ближе к началу нынешнего века и представляет собой очень широкую низенькую гармонь. В отличие от баяна или аккордеона, его держат не перед грудью, а на коленях, причем колени ритмично движутся, а музыканты таким образом участвуют в танце. На задник проецируется изображение огромного человека с тяжелыми рубленными чертами лица и столь же огромным (во весь рост задника) бандонеоном.
Шоу следует истории танго — от первоначальной простонародной формы до того салонного и, наконец, эстрадного танца, который нам знаком по конкурсам бальных пар. Декорация остается неизменной в течение двух с половиной часов. Зато меняются костюмы: на смену кричаще-красочным платьям приходят вечерние — черные в блестками, а полосатым костюмам и задиристым шляпам — фраки. Меняются и манеры.
Поначалу карикатурные франтики, пластикой напоминающие то незабвенного Бубу Касторского, то Андрея Миронова в роли Остапа Бендера, то современных завсегдатаев дорогих заведений, превращаются в галантных кавалеров. Мелкие шажки "девочек", обрекающие бедра на бесконечное вертлявое покачивание, уступают место долгим скользящим и протяжным па. Усложняется музыка, становится мелодичнее и меланхоличнее — как будто танго рефлектирует о том, каким оно было когда-то. Идет время — историческое и человеческое. Как будто в кабачке собрались вечером полные сил и энергии люди. Сначала она подыскивали себе пару, потом обольщали ее, много и со знанием дела занимались любовью, а потом устали, отрезвели, загрустили. Вечер, ночь и разбитое утро после любовных утех — таков эмоциональный строй спектакля. Танец фиксирует перемены — когда-то по этому принципу был организован грандиозный французский фильм "Бал". "Страсть и танго" касается только одной стороны перемен — отношения к женщине. В первом акте женщина — нарядная игрушка, господа клиенты вертят ею по собственному разумению. То есть агрессивно и атакующе — в сознании всплывает слово "мачо" в его феминистской интерпретации. Ближе к середине ХХ века (так в танце) мужчины и женщины едва ли не меняются ролями. Поначалу оказываются равноправными партнерами, а далее главой пары оказывается Она — все еще соблазнительная, но уже совершенно самостоятельная женщина-вамп, своеобразная Одилия бального танца. На торсы танцоров с одного бока накладываются бутафорские женские половинки — все, что осталось от женщины-куклы.
Забавную шутку сыграла с танго наша история. До "Аргентинского танго" Игоря Моисеева, до фильма-балета "Старое танго", до "Кумпарситы" Пахомовой и Горшкова танго воспринималось как что-то растленное, декадентское, буржуазное. Чуть позже — как образец гонимой и чуть ли не элитарной культуры, чувственной и томной. Оказалось оно эмигрантским и простонародным, а позже — светским и салонным. И во всяком случае (как следует из спектакля) бесстрастным. Какое уж там чувственное томление в грязных притонах и тем более на зеркальных паркетах дворцовых залов. Реальность оказалась разрушительной для старого доброго танго. "Температура, как под мышкой, тридцать шесть".
МАРИНА Ъ-ТИМАШЕВА