Премьера балет
На сцене Большого театра Московская государственная академия хореографии (МГАХ) представила премьеру "Тщетной предосторожности" в постановке Юрия Григоровича. Комический балет показался ТАТЬЯНЕ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ настоящей трагедией.
Школьную "Тщетную предосторожность" Большой театр зачем-то включил в собственный репертуар, хотя у него уже имеется балет с тем же названием: шедевр английского классика Фредерика Аштона был поставлен в 2002 году с правом показа в ближайшие десять лет. Теперь две "Тщетные" на афише неразличимы, хотя по качеству их невозможно даже сравнить. Разбираться придется опытным путем. Если вы не родитель танцующего ребенка и не фанатичный поклонник балетмейстера Григоровича, минут через десять вас станет клонить в сон, а на второй картине вы уснете непременно. Так и поймете, что по неосторожности попали на новую "Предосторожность".
"Тщетная" — старейший из дошедших до нас балетных спектаклей. Впервые историю про то, как состоятельная фермерша хотела выдать замуж свою дочь за богатенького дурачка, а та все-таки выскочила за бедного, но любимого, поставил француз Жан Доберваль еще в 1786 году. Уже в 1800-м балет перекочевал в Москву — в версии другого балетмейстера, но с тем же крепко скроенным сюжетом. С тех пор "Тщетную" переставляли бесчисленное количество раз: в Петербурге к ней прикладывал гениальную руку вездесущий Мариус Петипа, в Москве вплоть до середины ХХ века пестовали версию Александра Горского.
Эту балетную комедию с динамичным сюжетом, превосходно прописанными ролями и четкими мизансценами, кочующими из постановки в постановку, испортить трудно. Но Юрий Григорович смог. В его спектакле волшебным образом стушевались все смачные игровые сцены, а взаимоотношения персонажей запутались самым странным образом. Конечно, можно считать новаторским вкладом в историю "Тщетной" то обстоятельство, что отец жениха приударяет за будущей невесткой, а дурачок жених, игнорируя суженую, падает на пышную грудь ее мамаши. Но тогда господину Григоровичу стоило бы отменить и каноническое па-де-де балетмейстера Горского — героиня Лиза танцует его со своим избранником Коленом по случаю свадьбы. Па-де-де, однако, присутствует (хотя имя автора в программке не упоминается), и этот фрагмент — едва ли не единственный во всем балете эпизод, качество которого не вызывает сомнений.
Остальные танцы столь тоскливы и однообразны, что можно подумать, студенты МГАХ просто не в состоянии изобразить ничего сложнее бесконечных полечек да галопчиков. Однако этот балет не адаптировали для детей. Тот же спектакль в тех же усеянных розанами декорациях француза Жан-Пьера Кассиньоля в 1993 году уже показывал "Григорович-балет" — взрослая труппа Юрия Григоровича, которой он тогда руководил без отрыва от основной работы в должности главного балетмейстера Большого. Причем только сейчас, 16 лет спустя, когда возникла мода на реконструкцию старинной хореографии, автор этой "Тщетной" раскрыл имена своих "соавторов". В буклете он ссылается на "первооснову" Жана Доберваля и "малоизвестную хореографию Жюля Перро в качестве фонообразующего ансамбля".
"Первооснова" француза Жана Доберваля, похоже, изъята прямо у англичанина Аштона, поскольку именно по его постановке 1960 года, идущей в Большом театре, нам знакомы многие детали "Тщетной предосторожности" Юрия Григоровича: от разножек дурачка Никеза и его полета на зонтике во время грозы до подробностей третьей картины балета — вплоть до убиения мухи на носу фермерши. Следов новейших оригинальных изысканий обнаружить не удалось.
Что же касается заявления о "малоизвестной хореографии Жюля Перро", то господин Григорович либо вводит доверчивую публику в приятное заблуждение, либо действительно совершил невероятное открытие. В последнее довольно трудно поверить хотя бы потому, что в вялом переборе элементарных па, заполняющих вторую картину "Тщетной предосторожности", как-то не просматривается полет фантазии автора "Жизели". Возможно, нам еще предстоит некая научно-практическая конференция, в ходе которой будут предъявлены доказательства подлинности процитированных фрагментов. Тогда весь балетный мир, ознакомившись в первоисточнике, а не в переложении с "малоизвестной хореографией", будет вынужден пересмотреть устоявшееся мнение о гениальности француза.
Пока же господин Григорович, чье единственное имя значится в программке как "хореографа-постановщика", несет ответственность не только за текст, но и за его исполнение. Стоит отметить, что работа с корифеем отечественной хореографии не оказала заметного воздействия на студентов МГАХ: их стопы все так же разболтанны, позиции столь же невыворотны, руками юные артисты размахивают по-прежнему беспорядочно, а тела их по обыкновению деревянны. Среди зомбированных бесплодной муштрой студентов и школьников, растягивающих рты в вымученных улыбках, оказался один-единственный живой ребенок по имени Андрей Кошкин. Его появление в массовке оказалось настоящим гвоздем спектакля. Но этот гвоздь, увы, был забит в гроб новой мертворожденной "Тщетной".