Выставка современное искусство
В Московском музее современного искусства в Ермолаевском переулке открылась выставка Олега Тистола "Худфонд", первая московская ретроспектива киевского художника-концептуалиста, одного из лидеров "южнорусской волны". В худфондах и украинской имперской идее разбиралась АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
В своих изощренных — и технически, и формально — работах Олег Тистол вполне сознательно добивается впечатления недоделанности и необязательности. Многометровые полиптихи-панно и небольшие коллажи выглядят как нагромождение пробных отпечатков. Портреты в барочных картушах и аллегорические фигуры оттиснуты поверх керамической плитки с дворцов сталинского Крещатика или каких-нибудь бюрократических бланков, горные пейзажи вырастают из горизонтальных заливок чистого цвета, изображения заляпаны таинственными штампами, растром, узорами рушников и псевдонародными орнаментами киевского метро. Фотография наползает на офорт, холст с фотопечатью прописан маслом или акрилом. Отдельные элементы навязчиво повторяются, и все скалывается в бесконечные ряды типографских клише. Как будто бы на этих холстах и листах упражнялся в поп-артовском жонглировании готовыми образами некий уорхоловский ученик. Их не назовешь палимпсестом, поскольку не ясно, что на что наслоилось — кажется, все возникло разом из абсолютного хаоса.
Медийная и образная какофония стала превращаться у Олега Тистола в систему где-то в середине 1980-х, когда начался его грандиозный, растянувшийся почти на двадцать лет и временами делавшийся вместе с Николаем Маценко цикл "Украинские деньги". В этих весьма условных эскизах банкнот, временами разраставшихся до размеров фресок и живописно-скульптурных инсталляций, был набросан проект официальной мифологии для молодого государства, история и идеология которого пребывали в стадии становления. И тистоловский якобы недооформившийся изобразительный язык, язык в поисках самого себя, буквально проговаривался о попытках национального самоопределения.
В "Украинских деньгах" и связанных с этим opus-magnum-сериях — "Нацпром", "Горы", "Южный берег Крыма" — художник перебирает, легко переходя от иронии к трагедии, все возможные элементы, из каких могла бы сложиться искомая украинская идентичность. Вот набор исторических персонажей — Богдан Хмельницкий, Бисмарк, Петлюра, Бандера, Кучма, в один ряд с которыми попадают гордые индейцы со знаменитых фотографий Эдварда Кертиса. Ведь они тоже вожди, а в этом политическом карнавале уместна любая несуразица. Вот псевдобарочная аллегория: обнаженная с ключом в руке оказывается легендарной Роксоланой, украинской полонянкой, ставшей турецкой султаншей,— видно, прихватила ключи от врат Царьграда у супруга, чтобы передать их Киеву. Словно бы и мать городов русских претендует на роль Третьего Рима, а ее имперские амбиции простираются далеко на запад, юг и восток, так что гора Говерла, самая высокая вершина украинских Карпат, и ялтинская пальма с открытки в жанре "привет из Крыма" — два любимых пейзажных мотива Олега Тистола — указывают векторы развития этой гипотетической империи. Вот еще одна аллегория: два братающихся солдата, два бегущих наперегонки страуса и шифр "17091939" — 17 сентября 1939 года, когда в соответствии с пактом Риббентропа--Молотова советские войска вошли в Польшу.
Художнику, выбравшему своей темой живую, все еще не обретшую канонического вида историю, трудно оставаться сторонним наблюдателем. Это чувствуется и в самой "политической" серии на выставке — "Телереализме" — с заставками, лицами дикторов и кадрами репортажей, "списанными" с экранов телевизора. Она возникла под впечатлением от "оранжевой революции", очевидцем и участником которой был Олег Тистол, и ставит зрителя если не в центр событий, то, по крайней мере, в центр сообщающего о них информационного потока. Однако куда более сильное ощущение личной причастности автора к истории дают не такие плакатные работы, а пропущенные сквозь себя, сквозь свою художническую биографию исторические символы. Скажем, фотография Национального музея украинского искусства, превращенная мастерскими записями в такую безнадежную и убедительную имперско-римскую руину, что рядом с ней и шедевры сталинского ампира в Киеве покажутся жалкими декорациями. И это острое переживание жизни на обломках империи делает искусство Олега Тистола при всей украинской специфике частью огромного постсоветского худфонда.