Я не ставил своей задачей (и режиссер передо мной такой задачи не ставил) сыграть русского царя. Потому что это задача для меня, ничтожного, невыполнимая. Я играю только то, что я знаю. Я не профессиональный актер. Я не умею как Олег Иванович — раз, и стал святым. Я всегда играю то, что у меня и так есть в душе. Ведь как сказал Александр Мень? "Художники, не бойтесь, никакого греха в том, что вы делаете, нет. То, что случилось в вашем произведении, произошло у вас в сердце". Так что весь этот Станиславский — это еще очень большой вопрос. В моем сердце, конечно, нет русского царя, но в моем сердце есть "Осенний марафон". То есть это когда я сейчас такой умненький с вами разговариваю, а вечером опять пьяный лежу. Колбасит меня. Так и Грозного колбасило. Просто масштабы другие. А он жутко талантливый был, жуткий умница, но его трясло и молотило по-всякому. Он всюду хотел быть верхним. В молитве, например. И, главное, хотел, чтобы его больше всех любили. Он ведь войско целое создал, специальное, чтобы его любили. Он даже так хотел, чтобы его любили, что иногда сам Бога забывал любить. А ведь как сказал блаженный Августин? "Люби Бога и делай что хочешь". Вот и вся установка. Вот, например, вся жизнь моя теперь — почему мне удается от кайфа убежать? Потому что мне там скучно. Я лежу обкуренный или пьяный, а мне там скучно. Ну что опять музон, опять друзья, перетираем опять все то же самое. Мне скучно — я хочу туда, где круто. Я хочу быть крутым самым. А крутым самым — это с Богом.
А фильм-то вообще не об Иване Грозном. Название "Царь" я расшифровываю как Христос — царь мира. Герой там — не Иван, а Филипп.
Ведь вот наша нация, наша страна пребывает в поисках национальной русской идеи, правда? И Ельцин петушился на этот счет, и нынешние петушатся. Так какая же наша русская национальная идея? Святость — вот наша русская национальная идея. И не надо этого слова бояться. Святость — это нормальность, это норма жизни, а грех — это от ненормальности. Фильм "Царь" — это картина о русской святости, а не об Иване Грозном.
Митрополит ведь — святой человек. Он ни в ком не видит плохого, как Серафим Саровский всех встречал: "Здравствуй, радость моя!" Что он, врал или словоблудил? Нет, человек — икона Божья, образ Божий. Вот как надо относиться. И митрополит Филипп так относился. Вот об этом кино. Если у нас это вышло. А если нет — значит, мы промахнулись.
После первого просмотра я вышел из зала расстроенный. Я был расстроен своей ролью — я не увидел на экране образа русского царя. А потом подумал — и слава Богу. Иначе был бы это второй "Остров". И заслонил бы я митрополита и сгоревших мальчиков в церкви. И что было бы? Был бы Петя Мамонов опять.