Китайское правительство и лояльная ему часть тибетского духовенства в конце прошлого года провозгласили шестилетнего тибетского мальчика 11-м панчен-ламой. Фактически это событие, и без того чрезвычайно важное для тибетских верующих, имеет беспрецедентное значение: с него может начаться раскол в ламаистском буддизме. Еще в мае находящийся в изгнании далай-лама признал 11-м панчен-ламой другого ребенка. Панчен-лама — второе лицо после далай-ламы в ламаистской духовной иерархии и, следовательно, главный духовный авторитет на территории Тибета (после поражения антикитайского восстания в Тибете в 1959 году далай-лама живет в изгнании). Наличие двух панчен-лам европейские обозреватели сравнивают с авиньонским пленением пап в XIV веке, когда у католиков было сразу два духовных главы — в Риме и в Авиньоне.
Панчен-лама — воплощение будды Амитабхи. По учению желтошапочников — буддистского учения, возникшего в XIV веке и получившего впоследствии название ламаизма, Амитабха относится к разряду бодхисатв. Бодхисатвы — души, преодолевшие круговорот земных превращений, не покидают земную жизнь ради того, чтобы помогать другим на их пути к нирване. Эманации Амитабхи непрерывно воплощаются в человеческих личностях на территории Тибета. Душа умершего панчен-ламы переходит в мальчика, родившегося вскоре после его смерти. Нового воплощена ищут с помощью гаданий и примет. Например, перед смертью панчен-ламе может присниться пейзаж — место его будущего воплощения. Монахи, которым поручено вести поиски, приблизительно определяют местность, где следует искать ребенка. Там они отбирают мальчиков, обнаруживающих особую одаренность и проблески сверхъестественной мудрости. Найденные кандидаты проходят пять испытаний, и, наконец, из оставшихся жребий выбирает истинного преемника.
Церковь, подчиненная государству
Вся процедура напоминает сказку, полную чудес и волшебных превращений. Но, может быть, самое неожиданное в ней — это ее конец. Для того чтобы официально объявить мальчика панчен-ламой, нужно получить разрешение государственных властей. Таков порядок, издавна установленный в Поднебесной. То, что сейчас власть в ней принадлежит не императору, а коммунистической партии, дела не меняет. В Китае отношения между государством и религией всегда строились по совершенной иной модели, чем в Европе. Государство там — это не только светская власть, но и высший духовный авторитет. Сакральность монарха существовала и в Европе. Но там она изначально строилась на уподоблении земного царя небесному и могла быть получена только от церкви.
В Китае же сам институт империи всегда был более священным, чем любая религия. Император выполнял высшую функцию — мироустроения; он "воплощает согласие с Небом и Землей и совершает подвиг проникновения в природное круговращение". Религия подчинялась ему так же, как и все остальные сферы человеческой деятельности. Она была одним из инструментов мироустроения, учением ("цзяо"), назначение которого — преображать народ, побуждать его к добру ненасильственными методами воспитания и обучения. Именно поэтому в Китае всегда мирно уживалось несколько религий. Религиозные споры носили характер мирных состязаний, в которых главным арбитром был император или представитель императорской власти. Император не только определял отношения между разными религиями, но и вмешивался во внутренние дела "сангхи" — религиозной общины. В политическом, административном и правовом отношениях сангха была совершенно беззащитна перед государством. Даже монашеское звание нельзя было получить без согласия государственной администрации. По Танскому кодексу самовольно принявшие монашество, равно как и те, кто оформили такой акт, получали 100 ударов палками.
Такое положение вещей оставалось неизменным на протяжении тысячелетий. Единственная серьезная попытка буддизма занять более независимую позицию относится к V веку — периоду споров о статусе монаха в Поднебесной. Начались эти споры с дискуссии о том, должны ли монахи кланяться императору, как все остальные подданные. Крайний взгляд поборников независимости отразился в трактате "Монах не должен быть почтительным к императору". Его автор, основатель школы "Чистая земля" Ши Хуэйюань доказывал, что преобразование человеческой природы к лучшему — дело духовного наставника, а не светского правителя, и потому монаху принадлежит совершенно особая роль в мире. Хуэйюаню удалось убедить императора Хуань Сюаня сохранить за монашеской сангхой право на самостоятельное управление, но при следующих императорах споры вспыхнули с новой силой, и уже в VII веке монахи окончательно утратили независимость.
В поисках реинкарнации
В 1989 году, когда умер 10-й панчен-лама, поиски его реинкарнации начала группа монахов из монастыря Таши Лумпо (резиденции панчен-лам на протяжении последних 350 лет). Возглавил поиски настоятель монастыря Чатрель Ринпоче.
Пять лет монахи и ламы молились перед набальзамированной мумией 10-го панчен-ламы, сидящей в стеклянном гробу с закрытым золотой пластиной лицом, и просили его поскорее вернуться в новой инкарнации. Параллельно проходили астрологические гадания.
Тем временем за процессом поисков бдительно наблюдали из Пекина. По сообщениям агентства Синьхуа, самое пристальное внимание и самые ценные советы исходили от генерального секретаря КПК Цзян Цземина и премьера Госсовета КНР Ли Пена. Был создан специальный комитет, заседания которого проходили в Пекине; вложено 700 тысяч долларов.
В октябре 1994 года наступил один из главных моментов поисков — "наблюдение озера". Чатрель Ринпоче и три других монаха пришли к священному озеру Лхамо Латсо, которое открывает посвященным тайны, недоступные простым людям. Монахи выбрали место для наблюдения на горе, возвышавшейся над озером, на километровой высоте. Три дня подряд они предавались медитации, распевали священные гимны и молитвы под звон молитвенных колокольчиков и не отрываясь смотрели на озеро в бинокли. Наконец дождались знака на поверхности воды. Знак указал направление, по которому следовало двигаться на поиски панчен-ламы.
Обретение ламы
Одним из кандидатов, выбранных в ходе дальнейших поисков, оказался Гедхун Чойкый Ныйма, шестилетний мальчик из семьи бедного пастуха в деревне на северо-востоке Тибета. Он родился 25 апреля 1989 года, то есть всего через три месяца после смерти 10-го панчен-ламы. Краткость промежутка не позволила бы признать его реинкарнацией, иди речь об обычном бодхисатве. Но панчен-лама считается духовным существом столь высокого ранга, что за ним признают способность воплощаться не обязательно именно в момент зачатия.
Привезенный в Таши Лумпо, ребенок выдержал все предписанные правилами испытания, в частности узнал в груде совершенно одинаковых вещей те, что принадлежали панчен-ламе. Одновременно продолжалась череда гаданий, полный цикл которых носит название "Поклонения трем драгоценным святыням" (этот цикл начинается с гадания по бликам на воде озера и завершается вопрошением оракула далай-ламы). Наконец подошло время шестого (финального) испытания. Его проходили три мальчика. Пластинки из слоновой кости с их именами запекли в трех ячменных лепешках, из которых настоятель Чатрель Ринпоче выбрал одну. Преломив ее, он вынул жребий Гедхуна Чойкыя Ныймы. 11-й панчен-лама был обретен.
Оставалось только получить официальное одобрение Пекина. Все было проделано в соответствии с традиционными правилами, за исключением одной "детали": благословения находящегося в изгнании далай-ламы. Без его участия монахи не могли быть вполне уверены в правильности выбора. Десятый панчен-лама незадолго до смерти сказал, что преемника ему найдет далай-лама. Это соответствует вековой традиции, по которой высшие ламы опознают инкарнации друг друга. И Чатрель Ринпоче решился на рискованный шаг.
Монастырь Таши Лумпо долгие годы был "на хорошем счету" в Пекине. Позволив монахам самостоятельно вести поиски ребенка, китайские власти рассчитывали, что этот процесс не выйдет из-под их контроля и что при окончательном выборе панчен-ламы последнее слово будет принадлежать им, а не далай-ламе. А это, во-первых, означало бы, что далай-лама перестает быть высшим духовным авторитетом в важнейших для религиозной жизни Тибета вопросах, и, во-вторых, создало бы прецедент для того, чтобы Пекин и впредь определял избрание новых лам, в том числе и самого далай-ламы. Но Чатрель Ринпоче, прежде не замеченный ни в каких антиправительственных поступках, неожиданно опрокинул все расчеты Пекина. Через тайных гонцов он постоянно держал далай-ламу в курсе того, как идут поиски, и сообщал ему обо всех возможных кандидатах. Линия, которую на свой страх и риск повел настоятель, мало похожа на шпионскую игру, направленную против Пекина. Решение Чатреля Ринпоче было скорее попыткой предотвратить религиозный раскол: он исходил из убеждения, что без благословения далай-ламы новый панчен не сможет получить признания народа. С другой стороны, одобрение находящегося в эмиграции далай-ламы не помешало бы Пекину оказывать влияние на воспитание мальчика, живущего в подконтрольном ему Тибете. Все это не смягчило вины Чатреля Ринпоче в глазах Пекина. Он был арестован немедленно вслед за известием о признании юного кандидата далай-ламой.
Официальное мнение
После того как далай-лама официально признал мальчика панчен-ламой, некоторое время существовала надежда, что Пекин не пойдет на открытый конфликт и предпочтет со своей стороны тоже санкционировать реинкарнацию. Тем более что 10-й панчен-лама долгие годы являл собой наглядное доказательство компромисса между тибетским духовенством и Пекином. По слухам, в одиннадцать лет (в 1949 году!) он послал Мао Цзедуну телеграмму с призывом "освободить Тибет", что и было сделано китайской Красной армией. Когда в 1959 году Пекин разгромил тибетское восстание, далай-лама эмигрировал, панчен-лама остался. Во время культурной революции он пытался противостоять расправам коммунистов над тибетским духовенством, за что был брошен на несколько лет в тюрьму. Несмотря на это, многие до сих пор называют его "марионеткой" Пекина. Но не меньшее число тибетцев видело в нем подлинный духовный авторитет.
Надежды на полюбовное разрешение конфликта не оправдались. Пекин дал понять, что никаких компромиссов не будет. Ярость коммунистических властей росла с каждым днем. Нетрудно догадаться, что она была не бесплодна — подобно разгневанной фее, не получившей приглашения на именины принцессы и золотого прибора к праздничному столу, Пекин явился на праздник с опозданием и со зловещими пожеланиями имениннику (между прочим, и с собственным золотым прибором).
Государственный совет КНР по делам религий объявил номинацию "совершенно незаконной и не имеющей силы"; политической интригой, затеянной с целью разжечь пожар контрреволюции в "автономной области Тибет"; наконец, антинародным заговором, грозящим подорвать сплоченность и единство, разрушить мирное существование тибетского народа. Сам далай-лама — источник этой угрозы (и лауреат Нобелевской премии мира) — стал упоминаться в сопровождении таких эпитетов, как "шарлатан", "интриган", "предатель", "разжигатель национальной вражды" и "бесчеловечный поработитель и диктатор". Они пришли на смену прежним, более мягким, вроде "зачинщика преступного раскола".
Раскол
Постепенно становилось ясно, что вопрос о преемнике панчен-ламы станет поводом к решающей битве Китая с далай-ламой за влияние в Тибете. В июле монахов монастыря Таши Лумпо вызвали в Лхасу, с тем чтобы они официально объявили нового панчен-ламу выбранным незаконно. Большинство монахов отказалось сделать такое заявление, после чего 48 из них были арестованы, а один покончил жизнь самоубийством. Примерно тогда же из Дхарамсалы начали поступать тревожные сообщения о судьбе утвержденного далай-ламой мальчика. Как заявил далай-лама, ему стало доподлинно известно, что Гедхун Чойкый Ныйма и его родители исчезли из родной деревни в неизвестном направлении и у него появились серьезные опасения, что все трое были похищены по приказу китайских властей и находятся под арестом.
Пекин, разумеется, отрицал это обвинение, пожалуй, в несколько более небрежном тоне, чем того заслуживала серьезность вопроса. "Ребенок, должно быть, находится там, где ему положено быть: в месте своего рождения", — отвечал представитель Пекина на все вопросы. К этому моменту официальные источники называли избранника далай-ламы не иначе, как "узурпатором" и "подставным ребенком". Пекин готовился к назначению своего панчен-ламы. Для этого пришлось не только объявить благословение далай-ламой Гедхуна Ныймы незаконным, но и назвать недействительным предшествующий процесс поисков и отождествления мальчика — или по крайней мере определенные моменты этого процесса. Если не вся процедура, то по крайней мере какие-то ее этапы были проведены повторно, на этот раз под неусыпным контролем пекинского комитета.
О том, как это происходило, остается только гадать, поскольку всегда скудный ручеек сведений, просачивающихся из практически недоступного для западных корреспондентов Тибета, в этот период почти иссяк. Какие эпизоды обретения панчен-ламы были продублированы? Каким образом к списку кандидатов, составленному монахами и Чатрелем Ринпоче, добавилось еще четыре имени? Был ли ставленник Пекина одним из этих четверых, или его имя фигурировало в первоначальном списке? Позднее и уже задним числом Китай опубликовал длиннейшие отчеты о ходе поисков, которые могут отвлечь внимание от всех этих вопросов, но ни в коей мере не могут их прояснить.
Достоверно известно лишь одно: в тот момент, когда Пекин решил собственноручно вести "римейк" всего процесса, Гедхуна Ныйму исключили из первоначального списка, и несмотря на все усилия, монахи не смогли добиться того, чтобы он был вновь включен в него. Уже перед самым финалом — в двадцатых числах ноября — 75 монахов из Таши Лумпо были вызваны в Пекин, где после бесед с самыми высокопоставленными персонами и встречи с Цзян Цземином им предложили утвердить новый список из трех кандидатов для проведения "шестого испытания". Монахи опять попросили внести в этот список Гедхуна Ныйму и опять получили отказ.
Второе обретение ламы
Церемонию выбора второго, "истинного" панчен-ламы под руководством партии и правительства КНР назначили на 29 ноября. Она проходила с большой помпой и при великом стечении народа в центре Лхасы, в храме Джохан, перед золотой статуей Будды Шакьямуни... и под председательством члена государственного совета КНР Луо Гана, председателя "автономной области Тибет" Гьялкана Норбу и председателя государственного совета КНР по делам религий Йе Сяовена. В официальном сообщении агенства Синьхуа о ходе церемонии настойчиво подчеркивается два момента: обилие авторитетных свидетелей, удостоверявших законность процедуры на каждом ее этапе, и наличие золотой урны для жеребьевки (этой урны не было у монахов, выбиравших панчен-ламу весной). "На рассвете золотую урну — дар императора династии Цин — внесли в сопровождении почетного караула в монастырь Джохан..."; "Луо Ган зачитал постановление госсовета, подтверждающее законность кандидатур..."; жребии вынули из золотой урны; "члены госсовета, представители руководства автономной области Тибет, старшие монахи, живые будды и родители кандидатов удостоверили подлинность жребиев, передавая их по одному из рук в руки... затем уполномоченный Госсовета и глава комитета по делам религий Йе Сяовен еще раз подтвердил их правильность..."; затем жребии вложили в золотую урну; "аббат Гандаин Чайба, прекрасный знаток буддистских текстов, простерся в молитве перед статуей Шакьямуни и золотой урной..."; "глава тибетского отделения китайской буддистской ассоциации Боми Камбалочжуб вынул жребий из золотой урны и дал его Норбу, который внимательно осмотрел его..."; после этого жребий вновь пропутешествовал по рукам компетентных лиц, от членов совета до родителей кандидатов; все они "тщательно осмотрели жребий и засвидетельствовали его подлинность".
Жребий пал на шестилетнего мальчика из тибетского округа Лхари — Гьяинкаина Норбу (по странной ли случайности он носит такое же имя, как глава "автономного" правительства Тибета?). Говорят, что его отец — сотрудник комитета безопасности КПК и что он участвовал в "чистках" тибетских коммунистов, подозревавшихся в религиозности и "националистических взглядах". Если это так, то мальчику, по-видимому, предстоит продолжить дело отца — разумеется, mutatis mutandis. Ведь прежняя линия Китая в отношении тибетской религии изменилась: время репрессий, особенно жестоких в период "культурной революции", прошло.
Официальная религия
В последние годы Китай не жалел сил и средств, стараясь выказать себя покровителем ламаизма. Соответственно изменилась и терминология стандартных обвинений: "религиозность" перестала считаться пороком, а "национализм" модифицировался в "сепаратизм" или отсутствие "истинного патриотизма". Новая линия властей по отношению к религии окончательно оформилась, кажется, как раз во время диспута о панчен-ламе. "Настоящий верующий должен прежде всего быть патриотом, — заявило агентство Синьхуа. — Патриотизм — это главное требование, которое должна ставить перед верующими всякая законная религия". Эту традиционную для императорского Китая идею официальные заявления облекают в столь же традиционную фразеологию. Итак, критерием истинной веры становится отныне преданность партии и правительству. С утверждением своего панчен-ламы власти получают возможность проверить "на прочность" сразу все духовенство и светское руководство. Например, на днях в Лхасе триста монахов демонстративно покинули чайную церемонию, поняв, что она устроена в честь "пекинского" панчен-ламы. Другим испытанием станет церемония воцарения нововоплощенного на троне панчен-лам в Шигасе. Приглашение на эту церемонию носит несколько необычный характер: старшим ламам и официальным лицам Тибета дали понять, что "явка обязательна".
По-видимому, все эти "проверки" проходят в рамках общей, заранее намеченной кампании. По крайней мере еще в октябре один из главных религиозных деятелей Китая Пагпала Гелек Намгьял провел на эту тему совещание с представителями духовного и светского руководства Тибета и прямо объявил, что положение каждого будет зависеть от его участия в критике далай-ламы. Критика должна включать в себя четыре основных пункта: 1. Разоблачение далай-ламы; 2. Осуждение преступных действий Чатреля Ринпоче; 3. Решительное отречение от "так называемого панчен-ламы, выдвинутого далай-ламой", и 4. Признание китайского метода выбора лам. Многие представители духовенства откликнулись на эти призывы — добровольно или поддавшись давлению.
Живой Будда Жай-чен, вице-президент буддистского общества провинции Гансу, зампред райкома КПК заявил: "Я был хорошо знаком с учителем 10-м панчен-ламой и очень хорошо знаю, чего он хотел... Новой воплощение панчена — радостное событие. Весь тибетский народ и прежде всего верующие приветствуют это событие и заверяют, что будут и впредь под руководством партии и правительства всемерно развивать добрую традицию любви к родине и любви к вере". Другой представитель лояльного Пекину духовенства сообщил, что на языке у вновь обретенного панчен-ламы виден знак в форме буквы "А" — то есть первой буквы одной из главных буддийских молитв. В Лхасу потоком идут поздравления из провинций и областей всего Китая.
Но поскольку далай-лама по-прежнему остается для большинства тибетских верующих и, главное, духовенства высшим авторитетом, то, очевидно, следует ожидать широкой волны неповиновения и, соответственно, репрессий.
Реакция
Сразу после того, как было объявлено об обретении 11-го панчен-ламы, в Лхасе и Шигасе появились листовки и прошли демонстрации в поддержку далай-ламы и с протестами против пекинского избранника. В обоих городах был введен комендантский час. Эти сведения поступают от тибетского правительства в изгнании. Как заявил пресс-секретарь далай-ламы Темпа Церинг, "тибетский народ протестует против оскорбительного вмешательства Пекина в религиозную жизнь Тибета". Официальные китайские представители заявляют, что нет ни листовок, ни демонстраций, ни комендантского часа. Однако, по слухам, одобренного Пекином ребенка китайские власти вынуждены держать в каком-то убежище, поскольку боятся, что он может стать жертвой народного гнева.
Тибетские буддисты, живущие за пределами Тибета и прежде всего в Индии, проводят различные акции протеста. Около 400 монахов и монахинь провели однодневную голодовку, главная цель которой — привлечь к происходящему внимание мировой общественности. 3 декабря в индийском городе Мклеодгандж, где расположено тибетское правительство в изгнании, прошла демонстрация тибетцев, которые несли плакаты "ООН, спаси Тибет" и "ООН, выскажись!" Тибетская эмигрантка в Лондоне Кезанг Такла заявила, что "происшедшее ясно указывает на отсутствие религиозной свободы в Тибете". Как видим, традиционализму и золотым урнам Пекина сторонники далай-ламы противопоставляют язык, в котором ключевые слова "ООН" и "права человека".
Никакой реакции от носителей этого языка не последовало. Единственное официальное заявление было сделано правительством США: пресс-секретарь госдепартамента Николас Бернс сказал: "Мы очень озабочены состоянием религиозной свободы в Китае... и возможностью тибетских буддистов свободно практиковать свою религию. Религиозная свобода — это одно из основных прав человека, и оно гарантировано конституцией Китая. Мы сообщили китайским властям о нашей глубокой озабоченности".
А жив ли мальчик?
Но самую "глубокую озабоченность" должна бы, наверное, вызывать судьба непризнанного Пекином ребенка. Живет ли он в своей глухой деревне (как заявляют власти) или содержится под арестом в Пекине (в чем уверен далай-лама) — для огромного числа тибетцев он остается истинным панчен-ламой и, значит, создает Пекину массу неудобств. В избавлении от такого рода неудобств у китайских властей давние добрые традиции. Так, на протяжении всего XIX столетия далай-ламы отличались удивительной недолговечностью — редкий из них доживал до 19-летнего возраста. В их преждевременной смерти не без серьезных оснований подозревали участие китайского наместника в Тибете и преданных ему лиц из двора самого далай-ламы. Но все это, можно сказать, дело прошлое. Более близкий пример — 10-й панчен-лама, из-за реинкарнации которого разгорелась такая борьба. Его карьера закончилась так: в 1989 году он заявил, что все блага, принесенные коммунистическим Китаем, не перевешивают горечи от потери независимости Тибета. Через несколько дней после этого он сам, его родители и наставник скончались, как было объявлено, от сердечного приступа. В Тибете многие думают, что их отравили.
СВЕТЛАНА Ъ-ПРОМАШИНА