Фестиваль балет
Гастролями Гамбургского балета Джона Ноймайера в Петербурге открылся фестиваль "Дягилев. Постскриптум". Так столетие первого парижского "Русского сезона" (1909) и восьмидесятилетие смерти в Венеции (1929) первого международного балетного продюсера отмечают в городе, откуда он был когда-то изгнан с позором и без права поступления на государственную службу. Из Петербурга — ЮЛИЯ Ъ-ЯКОВЛЕВА.
Заодно в этот день в Петербург пришла зима. В зале Александринского театра бедно одетые балетоманы с надеждой шныряли сквозь первые ряды партера, рассчитывая, что путь к балету обеспеченным гражданам преградит мокрый снег, уже успешно парализовавший аэропорт. В коридорах дамы по две, надменно изогнув спины на бархатных кушетках, словно делая вид, будто происходящее ниже не имеет к ним никакого отношения, массово скидывали облепленные грязью сапоги и переоблачались в лодочки. И балетоманы разочарованно потащились к себе на антресоли. В партере и ложах кипел гипераншлаг с Ульяной Лопаткиной в качестве королевы бала. Гастроли Ноймайера — не то событие, которое можно пропустить. Особенно сейчас, когда Мариинский театр после смены балетного руководства все слабее и слабее генерирует события.
Джон Ноймайер бывает в Петербурге чаще любого другого западного хореографа. Как подсчитал он сам, это пятый визит, к тому же его балеты уже шли в Мариинке. Но судя по энтузиазму зала, хореографии Ноймайера не бывает мало. В этом городе ему досталась народная любовь, которой годами тщетно добивается Борис Эйфман. Ибо немецкий коллега сумел вывести в пробирке балет понятный, эмоционально открытый, но приятно отягощенный скукой, по которой сразу опознается солидный "культурный досуг". В Петербурге это ценят.
В речи перед занавесом Ноймайер даже пошутил что-то про "американского немца из Милуоки", который вот вырос и стоит теперь на легендарной сцене в качестве открытки к траурному юбилею своего кумира Дягилева... Но было понятно, что такая самоирония возможна только из уст любимца публики. Речь худрука Александринки Валерия Фокина удивила в основном внешним сходством Валерия Фокина и Джона Ноймайера. Вице-губернатор Алла Манилова, как и положено в ее положении, явила прелестное незнание предмета. А удачнее всех выступила арт-директор фестиваля Наталья Метелица, просто сообщив, что фестиваль открыт. Она явно знала, что делала. Три одноактных балета Джона Ноймайера оказались зрелищем предлинным. И хотя все три позиции отлично подобраны к теме фестиваля (благо история русского балета начала ХХ века — предмет давней ностальгической страсти Джона Ноймайера), профессорская рассудительность не изменила балетмейстеру даже в порыве сентиментальных чувств.
Его "Павильон Армиды" занятно придуман. Ноймайер взял одну из первых премьер "Русских сезонов" — историю про волшебницу Армиду, сошедшую с гобелена к мечтательному влюбленному. И скрестил с биографией Вацлава Нижинского. Дело происходит в дурдоме, и бедному больному являются мемуарные видения в виде кусочков его ролей, припущенных при температуре романсов "Пара гнедых" или "Она была мечтой поэта..." о красавице, которая стареет в бедности, болезни и одиночестве (но, мол, такова уж судьба артиста). Причем для изображения Нижинского выбраны не Видение розы, Петрушка или Золотой Раб, а эзотерический Сиамский танец. Это как если бы кто-то клеил коллаж про Мэрилин Монро, но без взлетевшей юбки над вентиляцией метро. Исполнитель Отто Бубеничек вложил в этот гербарий бездну чувств. Но единственным настоящим оправданием закаченных сцен был Иван Урбан в роли Доктора: в пыльно-сером сюртучке, с цепкостью насекомого скользящий по сложным траекториям хореографии, он словно плел паутину по углам, стенам, жалкой мебелишке, отчего больничная палата с танцующими видениями выглядела адской банькой-вечностью в духе Достоевского.
Второй балет, хоть и назывался "Вацлав", к биографии Нижинского относился совсем шапочно. Именно эту музыку Баха когда-то выбрал Нижинский, уже проваливаясь в безумие, но хореографию, конечно, так и не поставил. Ее сочинил Ноймайер. Это чисто прибранная композиция для нескольких пар солистов: соло, дуэты, квартеты, секстеты. Игра на поле Баланчина (инструментальные пуантовые танцы под Баха), но что сказать... Не Баланчин. Встряхнула публику только "Весна священная". Дягилев тут при том только, что такая музыка гремела в 1913 году и у него. Ноймайер поставил свою "Весну" вместе со всеми или почти всеми хореографами его поколения: еще не остыла лава 1968 года, и кордебалетные завихрения рифмовались со студенческими баррикадами и демонстрациями. Зрители сильно заерзали во время дуэта юношей, то и дело ныряющих друг другу лицом в промежность. Но таков уж Петербург: архивный бунт почти сорокалетней выдержки здесь все еще фраппирует общественность.