Намеченный на февраль судебный процесс над мелким столичным коммерсантом Игорем Бушневым, обвиняемым в умышленном убийстве священника Александра Меня, войдет в историю российского правосудия. Ведь это первое убийство известного общественного деятеля, расследование которого доведено до суда. Оперативные работники МВД, участвовавшие в поиске убийцы, убеждены, что нашли в лице Бушнева истинного виновника этого преступления, и прекратили дальнейший розыск. Хотя они же утверждают, что суд скорее всего оправдает Игоря Бушнева. Им-то хорошо известно, что прямых доказательств его вины нет, и лишь политические причины заставили прокуратуру отправить в суд это дело. Именно из-за политической подоплеки судебный процесс, по мнению адвоката Бушнева Александра Гофштейна, обещает быть "тяжелым и кровопролитным".
Поселок "Семхоз": два трупа в один день
9 сентября 1990 года в час ночи на железнодорожных путях вблизи платформы "Семхоз" в Загорском (ныне Сергиевопосадский) районе был найден труп фасовщицы московского магазина "Океан-7" Галины Аникейчик. Как установили оперативники, она направлялась к матери в Хотьково, однако по неизвестным причинам проехала свою остановку и оказалась под колесами электрички в "Семхозе".
Через пять часов после этого загорские милиционеры вновь выехали в сторону "Семхоза". На улице Парковой, у калитки своего дома лежал с пробитой головой бездыханный настоятель Сретенской церкви Александр Мень.
Убийство фасовщицы Аникейчик быстро замяли: в милицейских документах значится, что она просто-напросто была сбита поездом. Расследование убийства Александра Меня взял под контроль тогдашний президент СССР Горбачев и президент России Ельцин. Четыре года спустя оперативники угрозыска пришли к выводу, что эти два убийства косвенно связаны между собой.
Священник по кличке "Миссионер"
Расследование убийства Александра Меня начинала Загорская прокуратура. Ее следователи за первые несколько дней смогли лишь завести "корочку" и составить протокол осмотра места происшествия. Все это время ими владело паническое настроение. На помощь пришла прокуратура Московской области, дело принял к своему производству следователь по особо важным делам Анатолий Дзюба.
Сейчас оперативники говорят: "Дзюба и угробил дело". Его, в частности, упрекают в том, что не изъял тогда топор у нынешнего обвиняемого в убийстве Бушнева. По конфигурации топора можно было определить, им ли совершено убийство. Кроме того, на топоре могли остаться мельчайшие следы преступления.
Дзюба ушел из прокуратуры через несколько месяцев. Он стал преуспевающим адвокатом. О деле Меня вспоминать не любит и на вопросы журналистов по этому поводу не отвечает. У обратившегося к нему корреспондента Ъ Дзюба поинтересовался: "Вы скажите, они топор нашли?" Нет, топор так и не найден. "А, ну тогда ясно..."
Дзюбу упрекали в Генпрокуратуре СССР за то, что он слишком расширяет рамки расследования. Для него равнозначными были версия о бытовом убийстве священника местным алкоголиком и о причастности к его гибели КГБ СССР. Кстати, именно Анатолий Дзюба добивался от Генпрокуратуры содействия в предоставлении следствию материалов, которые многие годы собирались на священника Меня так называемым церковным отделом КГБ СССР (в них Мень проходил под кличкой "Миссионер"). Прокуратура Союза обещала помочь, однако не смогла. А уже после ухода Дзюбы стали распространяться слухи, что при обыске председателя КГБ Владимира Крючкова (в связи с делом ГКЧП) у него были обнаружены любопытные материалы, связанные с делом об убийстве Меня. Крючков этих слухов не опроверг.
На версии политического убийства настаивает ответственный секретарь комиссии по церковно-богословскому наследию протоиерея Александра Меня, гендиректор Всероссийской библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева, семья которой дружила с семьей убитого священника. "Убийство, — сказал она Ъ, — было продумано до мелочей, задолго спланировано, а следы его столь же тщательно сокрыты. Влияние этой фигуры было очень существенным для духовного здоровья нации. Он способен был остановить национальную и межнациональную ненависть. И хотя он не был политическим деятелем, принципиально не хотел быть избранным депутатом, тем не менее среди его учеников были политики. После его убийства огромное количество его учеников уехали — испугались". Екатерина Гениева не исключает, что к убийству причастны некие силы, имеющие отношение к Русской православной церкви, "одержимые ненавистью и мракобесием".
Наряду с политической следствие проверяло и "семейную" версию убийства. Допрошены были все члены семьи, в том числе и сын Александра Меня, подрабатывавший тогда музыкантом в дворцах культуры и ресторанах. Особенно оперативников интересовала личность брата жены Александра Меня. Он постоянно жил в Уфе, а незадолго до убийства приехал к сестре в "Семхоз". Но, по словам Михаила Меня, в конце концов подозрения с его семьи были сняты, а следствие переключилось на местных алкоголиков и бомжей, проверяя всех их на причастность к преступлению.
Любопытно, что один из местных жителей, Геннадий Бобков, еще тогда, в сентябре 1990 года, не только признался в совершении убийства Меня, но и назвал заказчика. Поводом для его задержания стало наличие у него дома топора, которым он регулярно стращал домашних. Будучи задержанным, он вдруг заявил, что это он убил отца Александра по заказу священника Иосифа Пустоутова. Свой топор он после этого якобы выбросил в пруд, а вырванный из рук священника портфель продал. Топора в пруду не нашли — возможно, он увяз в иле. Куда делся портфель, также осталось загадкой по сей день.
Бобков давал подобные показания недолго и замолчал еще до предъявления ему обвинения. Оказалось, что Иосиф Пустоутов не был знаком с Бобковым. А вот с Менем Пустоутов поддерживал дружеские отношения. Однако следователей, похоже, не очень интересовало, по чьему наущению Бобков оговорил Пустоутова. Сам же Бобков сел вскоре на два года за кражу.
Эксперты из числа опытных следователей, с которыми общался корреспондент Ъ, склоняются к тому, что убийство было бытовым и возможно, Мень оказался случайной жертвой. Удар топором, который нанес ему преступник, был очень сильным, но у него были шансы выжить. Священник умер не от травм головы, а от обескровливания внутренних органов — и лишь через 40 минут. Ему могла бы спасти жизнь "Скорая помощь", прибудь она вовремя. Однако Мень за помощью не обратился, он ходил еще некоторое время по тропинке, ведущей от поселка к железнодорожной платформе, и спрашивал прохожих, не видели ли они его шляпу и портфель. А когда направлявшаяся к платформе повар детсада поселка "Семхоз" спросила, кто мог ударить его, он ответил очень странно: "Никто, я сам". После безуспешных поисков портфеля Мень пошел к своему дому и упал, не дойдя немного до калитки.
Оперативники также полагали, что по почерку это было бытовое убийство. По прошествии четырех лет поисков они решили задержать по подозрению в убийстве бывшего слесаря автокомбината, а ныне мелкого коммерсанта, коренного москвича Игоря Бушнева.
Праздник для следствия
40-летний Бушнев впервые был впервые допрошен сразу после убийства Меня. Оперативники выяснили, что именно он является фактическим мужем Галины Аникейчик, загадочно погибшей под колесами электрички на платформе "Семхоз". Кроме того, кассир станции "Хотьково" рассказала, что к ней вечером 8 сентября (накануне убийства Меня) и утром 9 сентября (за час до его убийства) подходил мужчина в светлой куртке, который искал свою жену. Милиционеры предположили, что Бушнев мог быть причастен к гибели Галины Аникейчик и намеренно заговорил с кассиром о жене, чтобы обеспечить себе алиби.
В 1990 году Бушнева допросили и отпустили. Следователи поверили рассказу Бушнева о том, что вечером 8 сентября он с Аникейчик вместе отправились с Ярославского вокзала к ее матери в Хотьково. В электричке не совсем трезвый Бушнев повздорил с двумя попутчиками. По его воспоминаниям, они сначала ударили его кулаком по лицу, а затем, заломив руки, вывели в тамбур и столкнули на платформу "Заветы Ильича". Галина Аникейчик поехала дальше, однако в Хотьково к матери в тот день так и не прибыла. Он ходил ее искать с топором на станцию, ездил в ее московскую квартиру, но безрезультатно. Лишь на следующий день он узнал, что она погибла.
А 14 ноября 1994 года Бушнева задержали вновь — по подозрению в преступлении, предусмотренном ст. 104 УК России ("Умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения"). При задержании он подтвердил прежние показания о своей непричастности к убийству Меня. И лишь через три дня появилось его заявление, в котором он признавал себя убийцей священника. Из заявления следовало, что утром 9 сентября 1990 года в поисках Галины Аникейчик он "в полубредовом состоянии" оказался на платформе "Семхоз", поднялся по тропинке в направлении поселка и увидел из-за кустов бородатого мужчину. "В нем, — пишет он, — я узнал своего обидчика. В возбужденном состоянии выскочив из-за кустов, я нанес удар топором по голове. Когда он упал, я увидел, что это не тот человек, который мне показался. Тогда в страхе я убежал, сел на электричку и поехал в Хотьково. У переезда я прошел по кустам, ничего не осознавая, в поисках Галины, несколько раз выкрикивал ее имя. После чего я пошел на платформу и поехал в сторону Москвы..."
В тот же день Бушнев рассказал, что после убийства поехал с тем самым топором к своему знакомому Петру Суропу на станцию "Лосиноостровская", а затем в дом матери Аникейчик, где и оставил топор. В этом доме следствием были изъяты два топора, однако их экспертиза оказалась безрезультатной.
Зато сам подозреваемый продолжал радовать следствие: он подтвердил свои показания в присутствии адвоката Генриха Падвы. Кроме того, в присутствии защитника он нарисовал схему, на которой показал место совершения преступления. "Это был большой праздник для следователей", — вспоминает Падва.
К Генриху Падве обратилась с просьбой о защите Бушнева его первая жена (с ней он в разводе, однако безумно любит их 12-летнюю дочь). Падва согласился на его защиту. Каково же было его удивление, когда следователь облпрокуратуры Вячеслав Калинин сообщил ему по телефону, что Бушнев отказался от защиты. Но, по словам адвоката, "Калинин оказался порядочным человеком". Он дал сидящему в тот момент перед ним Бушневу телефонную трубку, и тот на вопрос Падвы, нужна ли ему защита, ответил: "Хорошо было бы..."
После признания в убийстве Бушнева перевели из Лефортовского в Загорский СИЗО. Там его вызвал оперативник, и результатом их беседы стало повторное признательное заявление Бушнева, но уже на имя начальника ГУУР МВД России Колесникова. Одновременно он написал ходатайство начальнику Загорского следственного изолятора, в котором попросил больше не допускать к нему адвокатов Генриха Падву и Александра Гофштейна (ученика Падвы, второго адвоката Бушнева).
Тогда следователь дал Бушневу свидание с матерью, чтобы решить вопрос, кто его теперь будет защищать. Мать пристыдила его: что, мол, дуришь, мы же тебе нашли лучшего адвоката России (то есть Падву). На что он ответил: "Да я не возражаю — пусть защищают они же". Адвокаты сделали из этого инцидента однозначный вывод: кто-то заставил податливого Бушнева написать заявление об отказе от защитников. Позже он сам сказал им, что его вынудил сделать это начальник тюрьмы с помощью оперативников.
Однако в день предъявления обвинения Бушнев шокировал следователей и оперуполномоченных, заявив, что никого он не убивал, а на самооговор его заставили пойти оперативные работники. Это он заявил после того, как увидел, что в постановлении о предъявлении ему обвинения фигурирует 103-я статья УК России (умышленное убийство, от 3 до 10 лет). Между тем оперативники, по его словам, обещали ему 104-ю статью (убийство в состоянии душевного волнения), предусматривающую наказание до 5 лет лишения свободы. "Больше трех лет не получишь", — обещали ему. Он поверил. А его обманули.
Увы, при всем желании следователи не могли вменить Бушневу 104-ю статью УК. Ведь она применима лишь в том случае, если "душевное волнение" преступника было вызвано насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего. В данном случае священник Мень не только не оскорбил предполагаемого убийцу, он даже не успел его толком увидеть, так как удар наносился сзади.
Но факт остается фактом — Бушнева еще до дачи им показаний задержали как подозреваемого по 104-ой статье УК. Это, по мнению Падвы, как нельзя лучше говорит о том, что оперативники и следствие заранее вынашивали версию о том, что Бушнев убил Меня в состоянии душевного волнения. А основанием для нее стали показания Бушнева четырехлетней давности о том, что его обидчик, выбросивший его из поезда 8 сентября 1990 года, был с бородой (как и Александр Мень). Правда, тогда Бушнев говорил, что обидчику было на вид 35-40 лет, а Меню было 55, и волосы его были седыми. Но Бушнев мог говорить неправду.
У следствия есть три свидетельских показания, которыми подкрепляется признание Бушнева в убийстве. Его приятель утверждает, что Бушнев в день убийства приезжал к нему с топором. Подруга Галины Аникейчик рассказывает, что Бушнев описывал своего обидчика, вытолкнувшего его из электрички, как мужчину в годах и с бородой. И еще: кассир станции "Хотьково" дает показания, что Бушнев спрашивал у нее, нет ли сведений о пропавшей Галине Аникейчик. Вот и все. Так как убийство было совершено в "Семхозе", а не в Хотьково, показания кассира не очень-то ценные. Как, впрочем, и все остальные, абсолютно не доказывающие вину Бушнева в убийстве.
Правда, справедливости ради надо сказать, что подозреваемый нарисовал достаточно точную схему места совершения убийства. Но Генрих Падва утверждает, что в этом ему помогли оперативник и следователь, рассматривая перед его глазами карту местности. Было это в тот день, когда Падва опоздал на допрос. Бушневу даже дали возможность начертить черновой вариант схемы, который затем, по словам Падвы, был выброшен. При выходе же на место происшествия Бушнев пошел именно в том направлении, где было совершено убийство, однако, пройдя 150 метров, сказал, что снежный покров мешает ему указать точно, где он убивал.
Стационарная психиатрическая экспертиза показала, что Бушнев абсолютно вменяем. И на момент совершения преступления, судя по его показаниям, в состоянии аффекта не находился.
Загадка арестанта Бушнева
Похоже, Игорь Бушнев — человек загадочный для самих адвокатов. Они не собираются доказывать, что Бушнев не виноват — их позиция заключается в том, что вина Бушнева не доказана. Они склоняются к тому, что его признание в убийстве — самооговор, своеобразная сделка с правоохранительными органами. Нельзя исключить, что Бушнев согласился признаться в убийстве Меня с условием, что на него не повесят другое преступление, которое он реально совершил. Ему могли угрожать обвинить его, например, в умышленном убийстве своей фактической жены Аникейчик.
Кроме того, сам Бушнев утверждает, что оперативники угрожали, что в тюремной камере его "опустят" и что он не доживет до конца срока и больше никогда не увидит свою 12-летнюю дочь. Эти угрозы Бушневу показались реальными, ведь он в молодости отсидел два срока за злостное хулиганство и тюремные нравы знает не понаслышке.
Однако оперуполномоченный по особо важным делам ГУУР МВД России Валерий Меньшов, в присутствии которого Бушнев давал признательные показания, заверил корреспондента Ъ, что никакого давления на подозреваемого не оказывалось. Правда, по словам Генриха Падвы, Меньшова допросило следствие и он рассказал, что действительно разговаривал с Бушневым о его дочери. Меньшов заявил, что после приговора суда готов встретиться "хоть в прямом эфире" с Падвой и доказать, что следствие велось абсолютно честными методами.
Вердикт суда: обвиняемый в убийстве не опасен для общества
Игорь Бушнев просидел под следствием четыре месяца, пока его не освободил под подписку о невыезде горсуд Сергиева Посада. В своем решении суд указал, что все следственные действия с ним уже завершены, сам же он на свободе не опасен для общества и вряд ли будет скрываться от следствия или мешать установлению истины. Среди оперативников ходят слухи, что освобождению Бушнева способствовал следователь Вячеслав Калинин, который к тому времени исчерпал все возможности сбора доказательств вины Бушнева.
После его выхода из тюрьмы Калинин прекратил дело за недоказанностью. Было бы наивным полагать, что в Мособлпрокуратуре, известной жесткой внутренней субординацией, рядовой следователь смог бы прекратить такое дело без согласия своего руководства. Безусловно, согласие было дано как минимум заместителем областного прокурора по следствию Эдуардом Денисовым.
Однако тогдашний замгенпрокурора Олег Гайданов потребовал возобновить дело. Облпрокуратура подчинилась, хотя судебной перспективы дело явно не имело. После того как в отставку были отправлены Ильюшенко и Гайданов, руководство прокуратуры надеялось убедить в этом первых лиц Генеральной прокуратуры. Но оттуда последовало указание: направить дело в суд. И вновь следователи взяли под козырек. Так бездоказательное дело оказалось в суде Сергиева Посада. Несмотря на то что Бушнев — коренной москвич и постоянно проживает в Москве, направлять его дело в какой-либо столичный суд почему-то не решились. Принявшая его к производству судья Сергиева Посада призналась корреспонденту Ъ, что вынуждена отвечать на многочисленные звонки по поводу этого дела. О том, кто именно досаждает звонками, судья умолчала.
Оперативные работники прочат адвокатам Падве и Гофштейну легкую победу на суде. Падва, однако, заявил, что не уверен в легкой победе, так как знает, что такое официальные заявления высоких чинов о раскрытии убийства. Дело это, по мнению адвоката, явно заказное, политическое. И тех, кто принял решение направить его в суд, заставляет это делать система. Будут они делать иначе — просто вылетят из системы. Адвокат Гофштейн также считает, что процесс будет "тяжелым и кровопролитным".
Генрих Падва высказал корреспонденту Ъ свое убеждение в том, что значительно лучше и менее опасно для общества оправдать виновного, чем осудить невиновного. При оправдании виновного человек, совершивший преступление, останется безнаказанным и будет представлять собой угрозу для общества. В случае осуждения невиновного подлинный виновник, оставшись на свободе, не только будет представлять собой опасность для общества, но и может совершать новые преступления с особой решимостью, ведь за его преступление наказан другой человек. Кроме того, невиновный человек сядет неизвестно за что. "Это будет двойной страшной ошибкой".
Между тем сын убитого священника Михаил Мень, который как потерпевший ознакомился с материалами дела и также сомневается в доказанности вины Бушнева, намерен поднять вопрос о создании комиссии Госдумы по расследованию обстоятельств убийства отца. У Меня-сына есть такие полномочия, ведь он теперь сам депутат Госдумы. Оперативники вспоминают, что в 1990 году имели дело с Михаилом Менем как со скромным ресторанным музыкантом, а теперь "на волне трагедии он сделал успешную политическую карьеру". Михаил Мень на это отвечает, что в те времена его просто не брали в серьезные коллективы "из-за фамилии" и из-за того, что он отказывался стучать на отца, как просил КГБ. Михаил Мень уверен: убийство отца имело причины, далекие от бытовых.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ЗАПОДИНСКАЯ