Вопреки преждевременным опасениям никаких признаков торжества нового, особого архитектурного стиля в городе не наблюдается — ни постсоветского, ни новорусского, ни необуржуазного, ни новогосударственного. Не такой Москва город, чтобы в кратчайшие исторические сроки полностью подчиниться одной воле.
Никакое личное или групповое влияние, пусть и очень мощное и поддерживаемое властями, с пространствами столицы совладать не в силах. Ни Церетели с его поп-монументализмом, ни Глазунов с его привязанностью к анемичному неоклассицизму — символу державности, ни Клыков с его почвенно-религиозными жеманными кумирами, ни страстные любители старины, ни модники-западники, ни советские традиционалисты полной победы в столицы не одержали. Но каждому удавалось взять верх в отдельных позиционных боях за кварталы, площади, улицы, набережные, дворы и чердаки. Эти победы локальны, но очевидны любому горожанину.
Большие государственные и муниципальные проекты-символы, новые ударные стройки, сколько бы о них ни судачили, существенного влияния на облик первопрестольной не оказали. Мемориал на Поклонной, Храм-символ, "яма" на Манежной — это скорее проблемы казны, чем московского архитектурного ансамбля. Другие широкомасштабные акции, коммерческие и социальные, объявлены, но не совершены — небоскребы Сити не выросли, массового преображения пятиэтажек пока не случилось. Идеология не властвует в городе. Власть перешла к капиталу. Воля и деньги определяют облик столицы.
Вкус богатых — комфорт и роскошь, у богатства нет собственной эстетики. Новый заказчик (не государство и не город) выбирает то, что выгодно — реконструкцию прежде всего. Особняк, доходный дом, монстр сталинской архитектуры в этом случае имеют свои плюсы и минусы. Настоящие ревнители московской старины относятся к перестройке исторических зданий, как ни странно, с куда большим подозрением, чем к новоделам (возможно оттого, что новоделы занимают хотя и ключевые, но редкие точки в городе, а реконструкции существенно меняют среду привычного обитания). Конечно, гостиницу "Тверская", например, плодом реконструкции назвать трудно, остался один фасад — вольная стилизация на тему ординарного московского модерна. Надо, очевидно, совсем подавить в себе этическое ради эстетического, чтобы предпочесть наблюдаемую десятилетиями агонию исторической застройки ее пусть и сомнительной, но реанимации. Стиль "евроремонт", скорая модернизация старых зданий — явная и не плохая примета нового московского времени.
Новое строительство глубоко печалит только наивных архитектурных критиков, не расставшихся с надеждой на появление в городе настоящих произведений архитектуры. Несмотря на зачастую спорные эстетические качества новых зданий, спроектированных и в сугубо региональном постсоветском (Палас-отель на Тверской, "Газпром" на Наметкина) и в современном международном интернациональном стиле, они все же напоминают, что архитектура не синоним строительства, о чем москвичи средних лет вполне могли запамятовать. Интернациональный стиль приходит в Москву вместе с иностранными строителями — держателями новых технологий. Технологии часто не новейшие, а держатели их достаточно слабые, но архитектурный импорт, видимо, остановится только тогда, когда из патриотических соображений населению вновь придется предпочесть шоколад фабрики "Красный Октябрь" голландским аналогам.
Роль личности в истории архитектуры Москва велика — сталинский ампир, хрущобы, брежневская застройка. Только один московский архитектурный феномен ХХ века имеет название, относящиеся к культуре, но конструктивистские шедевры восхищают в основном заезжих исследователей. Ельцинского периода в столичной архитектуре, наверное, не будет, лужковского тоже. Нынешний столичный мэр-восстановитель, разумеется, хозяин в городе. И его хозяйственное влияние на облик городской среды огромно и скорее благотворно. Вечерняя подсветка, приведенные в порядок вывески, чистые свежевыкрашенные фасады однажды сделают Москву цивилизованным городом. То, что мэр, как справедливо заметил галерист Марат Гельман, еще и художник-концептуалист, и в его проектах первенство идеи над формой очевидно, городской среде пока не так важно. Архитектором города главный столичный начальник пока не стал, хотя и ходят слухи, что амбиции зодчего не чужды Лужкову, что претерпели изменения его эстетические пристрастия и подлинный московский стиль ищется уже в новом направлении (приверженность к буржуазному модерну уступила место привязанности к имперскому классицизму), но не все его патриотические идеи пока реализованы. Если вдруг станет реальностью глупый анекдот о приходе к власти атеистов, которые непременно взорвут храм и выроют на его месте бассейн, то мэру все равно будет чем отчитаться перед Всевышним. Вряд ли новое правительство окажется столь радикальным, что начнет чернить фасады, ломать новый участок кольцевой дороги и превращать реконструированные особняки в ветхие строения.
В Москве за последние годы произошло столько перемен, что нет смысла говорить о том, чего не произошло, и возмущаться непродуманностью больших муниципальных проектов (во всем мире они самые взвешенные, поскольку финансирует их, в сущности, налогоплательщик), ратовать за проведение крупных международных конкурсов на важные в градостроительном плане объекты, сокрушаться по поводу неграмотности реконструкций, отсутствия качественной современной архитектуры (она не прихоть радикалов, а пластическое воплощение духа и технических достижений ХХ века), жаловаться на нещадную перестройку центра и прежнее прозябание отдаленных от него районов, на волюнтаризм властей, наконец. Город за последние столетие знавал много худшие времена. Эклектика ему традиционна показана. Жесткая воля, выверенные генеральные планы и торжество большого стиля — нет.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА