10 лет — ничтожно малый срок для перемены такой могучей вещи, как стереотип мышления. А потому можно смело утверждать: мы все еще привыкли к обобществленному Новому году, практически отсутствующему православному Рождеству и заместившему его в нашем сознании полуофициальному празднованию старого Нового года 13 января. Напротив, Рождество католическое, совсем недавно чуждое нам идеологически по всем мыслимым критериям, обладает для российского обывателя, как обновленного, так и не вполне, каким-то удивительным, волшебным обаянием. Эдакое фантомное, не по здешнему счастливое детство, которого мы не потеряли, потому как и иметь-то не могли.
И вот в этот самый домашний и самый семейный из всех праздников, про который даже легкомысленные римляне говорят: "Встречай Пасху там, где она тебя застанет, но Рождество — только со своими", — мы устремляемся прочь от родных пенат в объятия старушки Европы, весьма далекой и сомнительной нашей родственницы, на встречу "старого доброго Рождества". Эта неизъяснимая, но оттого не менее объективная прелесть "ихнего Крисмаса" должна быть хотя бы как-то истолкована и понята. Зачем? Например, в целях более грамотной разработки рекламной стратегии Главного праздника года. Или затем, чтобы понять, чего же не достает нашему родному православному Рождеству, ныне высочайше одобренному и утвержденному. Да и просто так, из праздного же любопытства.
Дни зимнего солнцестояния 22-25 декабря стали значимыми для наших предков задолго до возникновения христианства. И не просто значимыми, но важнейшими, центральными праздниками всего года. Ужас "смерти Солнца", а значит, и остановки всей жизни, невозможность исполнения привычной, обыденной деятельности во внешнем мире заставляли искать какой-то иной смысл существования, свободный от влияния метеорологических факторов. И этим смыслом стало осуществление общности, разнообразные и бесчисленные усилия осознания родства, взаимной привязанности и зависимости.
Мы не знаем в точности, когда родился Христос, — астрономические расчеты утверждают, что это могло произойти в любой день от начала декабря до конца февраля. Тем не менее уже к началу IV века Рождество прочно обосновалось вокруг 6 января, а приблизительно с середины этого же столетия избрало местом своего окончательного пребывания 25 декабря, которое прежде соотносилось с кульминацией праздненств, посвященных солнечным божествам, — Хорсу, Митре, Фрейру и т. п. — "лучше вместить, чем в борьбе истребить".
Доставшиеся в наследство от языческого прошлого обряды — колядование, гадание и костры — длительное время преследовались официальной церковью. В частности, безобидный, казалось бы, с нынешней точки зрения обычай дарения подарков в IV веке вызвал целую лавину хулы и проклятий из уст святого Максима Туринского. Но уже в XI-XIII веках одновременно с процессом формирования и усиления городов и бюргерства эти обряды утрачивают свою языческую содержательность. Все большее значение приобретает внешняя карнавальность, а на место утраченной родовой общности выдвигается общность цеховая. Современная европейская традиция Рождества формировалась в наиболее склонных к идее именно цеховой корпоративности странах, то есть в Германии, Голландии и Австрии. Постепенно центральным переживанием всего зимнего цикла праздненств стали настойчиво декларируемые единение, благотворительность и дружелюбие. Гуманистический пафос европейской государственности проявляется в таких, казалось бы, забавных с нашей точки зрения вещах, как призывы правительства по радио, ТВ и со страниц газет быть в дни праздника внимательными друг к другу, реализовывать все накопившееся за год добросердечие и т. п.
Ничего вроде бы экстраординарного, но умиляет подчеркнутый практицизм такого подхода. Любите ближнего своего не вообще, а непосредственно здесь и сейчас, в предназначенные для сего дни. Именно такая гипертрофированная локальная дружественность, не оставляющая места для рефлексии и сомнений, для надрывной ностальгии и истовости, оказывается тем самым притягательным качеством европейского Рождества, которое прельщает и покоряет нас столь же надежно, как в свое время Петра Первого.
Елка
В современном виде (то есть в виде елки, украшенной горящими свечами) эта традиция возникла в Германии в конце XVIII века, откуда и распространилась по всему остальному белому свету. Но уже в начале XVI века в Австрии, Эльзасе, Ганновере и их окрестностях на цеховых празднованиях Рождества присутствовала ель, усыпанная сладостями, фруктами, монетами и игрушками, которые изображали наиболее важных персонажей как христианской религии, так и повседневной жизни. Такая вот модель мира, снабженного всевозможным изобилием и богатством, должна была способствовать распространению такого же изобилия и в реальном пространстве.
Проводы старого года
Особенности этого обряда в гораздо большей степени чем остальные связаны с различием в национальных темпераментах. Британцы просто открывали окна и двери и спокойно ждали, пока старый год уйдет, освободив место для нового. Немцы и голландцы подбадривали старика пронзительными звуками горнов и труб, в Восточной Европе с этой же целью все от мала до велика принимались барабанить в пустые кастрюли и сковородки, а беспечные итальянцы выбрасывали из окон старые вещи и мебель, дистанцируясь от минувшего самым радикальным образом.
Первая нога или Первый гость
Этот обычай сохраняется в некоторых странах и по сю пору — первый гость, приходящий в дом после полуночи, воспринимается как символ наступившего года. И от того, каким окажется этот гость, зависит будущее. Чтобы оно было счастливым и радостным, в гости к испанской семье должен прийти горбатый брюнет, желательно кривой на один глаз. Французам благополучие приносила "первая нога" в виде хромого субъекта любого пола. Британцы предпочитали видеть в этой роли высокого блондина с куском каменного угля в кармане, а в некоторых странах Восточной Европы довольствовались бараном, а то и петухом. Австрийцы, как занимающие маргинальное положение в Европе, не хотели видеть вообще никого у себя дома, искренне полагая, что пресловутая "первая нога" может послужить только причиной смерти кого-либо из членов семьи.
Рождественское полено
Вплоть до самого конца XIX века практически повсюду в Европе (за исключением Сардинии) в ночь на Рождество жгли в печах, кострах или каминах так называемое рождественское полено. Его выбирали и заготавливали заранее, а в сочельник вечером зажигали, нередко добывая огонь трением. Этот огонь называли живым, т. е. чистым, возникшим из ничего усилиями главы семейства.
В одних странах полено горело все 12 святочных дней, в других — лишь одну ночь. Во Франции головешки от рождественского полена прятали на чердаке, полагая, что они должны служить идеальным громоотводом. В Германии и Британии золу от полена разбрасывали по пашне, считая ее самым лучшим удобрением. В Испании, Бельгии и Голландии глава семьи, вооружившись каминными щипцами, выколачивал из полена искры и горящие угольки, а все остальные, убежденные в том, что чем больше вылетит искр, тем больше богатства принесет будущий год, подбадривали его радостными криками. (Почему всего этого не происходило именно в Сардинии, никто из этнографов никогда не объяснял, да, наверное, теперь это и не существенно.)
Ясли
Один из самых популярных ныне рождественских туров — Рождество в диснейленде — ведет свое происхождение от традиции так называемых ясель или бетлемов (от названия города Вифлеема в латинской графике) — маленьких кукольных театриков, изображающих тот самый хлев, где родился Младенец, его окрестности и населенные персонажами, которые так или иначе приняли участие в этой давней истории. Поляки называли эти театрики шопками, словаки — вертепами, испанцы — беленами, но действо, разыгрывавшееся в них, было повсюду одним и тем же. Что, в общем-то, неудивительно. Существенная разница в вероисповедании нисколько не мешает тому, что сказки, которые мы рассказываем своим детям, очень похожи.
Колядование
Нам не просто представить себе чинных и благовоспитанных европейцев бегающими по улицам и распевающими под окнами рождественские колядки типа "щедрик, ведрик, дай вареник". Однако еще сравнительно недавно дело обстояло именно так. И ходили ныне уже окончательно цивилизованные европейцы ряжеными и выпрашивали традиционные рождественские угощения, призывая все мыслимые беды на голову скупого хозяина, и обливали случайных прохожих водой, а то и помоями. Даже кулачные бои стенка на стенку устраивали, хотя мы и привыкли считать это исконно славянской молодецкой забавой. И румяный добродушный Санта Клаус, он же Пер Ноэль и тому подобное, хоть и носил уже имя Св. Николая Мирликийского, наряжался, тем не менее, в медвежью шкуру и олицетворял страшного и свирепого хозяина царства мертвых. И католические священники в гневных проповедях предавали анафеме "бесовские языческие игрища и обычаи". В общем, все совсем как у нас. Но нам интересно, почему теперь там этого нет и почему это сделалось настолько мило и обаятельно для нас.
Еда
О рождественских кулинарных традициях можно написать (и это уже не раз сделано) целую книгу. Поэтому ограничимся тем, что перечислим то общее, без чего не обходился ни один стол в эту самую длинную ночь года:
свинья или кабан, запеченные целиком либо представленные одной головой (по древним легендам, свиньи и кабаны были ездовыми животными бога Солнца Фрейра, Хорса, да и любого из славной когорты солярных божеств);
гусь или индейка, птицы, принадлежащие к двум мирам (в случае гуся — к воде и суше, в случае же индейки — к небу и земле), а потому рассматриваемые как посредники между миром живых и миром мертвых;
бобы (то есть горох, фасоль, чечевица и пр.), пища, издревле связанная с культом мертвых и употреблявшаяся для жертвоприношений предкам.
Почему так уж необходимо есть именно ездовых животных Солнца, пернатых посредников и пищу мертвых? Наверное, потому же, почему в прежние времена столь популярным было включение в меню печени врага — во имя достижения силы, мудрости и богатства — качеств, которых всегда не хватает и для обретения которых всегда хочется прибегнуть к заимствованию.
Охота на королька
Во Франции, Испании, на Британских островах и в некоторых других странах долгое время сохранялся обычай охоты на королька или крапивника. В чем причина ритуальной нелюбви к этой маленькой птичке, дознаться теперь трудно. Одни легенды утверждают, что королек выдал Христа, когда Он прятался в саду, другие — что жертвой его предательского поведения оказался Св. Стефан в аналогичной ситуации, третьи говорят о том, что королек в древние времена был любимой птицей колдунов, а потому олицетворяет старую языческую магию, разумеется, враждебную добрым христианам. Так или иначе, но этот обычай оказался настолько живуч, что сохранился в некоторых местностях и до наших дней. Например, в Ирландии торжественное шествие охотников на крапивника по улицам селений и городов в первый день после Рождества популярно и сейчас. Более темпераментные испанцы предпочитали реализовывать свою орнитофобию, пронзая шпагами привязанного посреди центральной улицы петуха. Может быть, в память о предательстве Петра?
АЛЕКСАНДР Ъ-ЛИМАНОВ