Чтобы о нем недолго поговорили не просто все, а все-все-все, академическому музыканту по теперешним временам, как правило, достаточно какого-нибудь биографического казуса, который к музыке на самом деле относится слабо. Вот, например, Ицхак Перлман,— мало сказать что знаменитый скрипач, нет, практически абсолют скрипичного искусства и один из знаменитейших музыкантов мира, причем пребывающий в этом статусе уже не один десяток лет. Но последний раз в общеновостных заголовках его имя мелькало совсем недавно, по случаю инаугурации Барака Обамы: Перлман был одним из четырех музыкантов, приглашенных участвовать в церемонии, и общественность всячески обсуждала, действительно ли музыканты, убоявшись уличной январской стужи, сыграли под "фанеру" и хорошо ли это с их стороны.
Ну как бы то ни было, сыграли и сыграли, любой власти в конечном счете должно быть все равно приятно, когда центральные государственные события оформляются присутствием музыкантов такого калибра. У власти, если призадуматься, странные отношения со скрипкой. В те времена, когда хорошим тоном для властителей считалось так или иначе быть с музыкой накоротке, разве что наш горемыка Петр III выделялся страстной привязанностью именно к скрипке. В этом смысле он был такой же оригинал, как Фридрих Великий с его флейтой или даже неаполитанский король Фердинанд IV, игравший на монструозной lira organizzata (родственнице колесной лиры, кобзы) и заказывавший Гайдну концерты для этого инструмента,— остальные как-то больше предпочитали клавишные, более универсальные и более королевские. Но все равно до поры до времени для музыканта была особым шиком возможность назваться (на афишах, к примеру) не просто "N. N., скрипач-виртуоз", а "N. N., виртуоз короля такого-то". Пускай и значение это имело скорее рекламное, и скрипичная виртуозность вообще в нашем понимании процвела несколько позже, в романтические времена.
Те времена и ХХ век, когда скрипичный футляр в руках тихого серьезного мальчика стал стереотипным штрихом к портрету интеллигентного еврейского семейства, разделяет, естественно, многое. Оставаясь актуальной знаменитостью, Ицхак Перлман олицетворяет и самые разные обстоятельства большой скрипичной истории — можно сказать и так. На фоне современного рынка скрипачей, штампующего чрезвычайно сноровистых и при этом пустоватых музыкантов, он выглядит полновластным наследником скрипичных традиций ХХ столетия: его виртуозность сама по себе продолжает оставаться феноменом, но она не то чтобы именно сердцевина его искусства, там все-таки много другого, поэтичного, интересного и человечного. Примечательна и его личная success story: он родился в 1945-м в Тель-Авиве, тогда еще не израильском, а подмандатно-палестинском, который казался слишком далеким от мировых музыкальных центров. Это не родители определили его в музыканты, он сам загорелся этой идеей, услышав по радио чью-то игру на скрипке. Так много кто загорается, но Перлман проявил немало решимости и после учебы на родине поступил в знаменитую нью-йоркскую Juilliard School. Эту решимость будет проще оценить как следует, если учесть, что в четыре года он перенес полиомиелит, на всю жизнь обрекший его передвигаться с помощью костылей и коляски и играть сидя. (Последнее, кстати, как-то перестаешь воспринимать как стигму, видя Перлмана на сцене: это отсутствие привычной позы скрипача-солиста, горделиво стоящего перед публикой, кажется даже по-своему импонирующим.)
И все же он, как ни удивительно, не только апологет скрипичной музыки как элитарного искусства, адресованного требовательному слушателю-коннуасеру, но также с видимым удовольствием занимается вполне массовыми проектами. Речь не о записях почтенных и повсеместно любимых шлягеров вроде "Времен года" Вивальди и даже не о музыке к фильму "Список Шиндлера", которую он также записывал. Он всерьез увлекается клезмером, традиционной еврейской музыкой Центральной и Восточной Европы, с охотой играет вместе с клезмерскими ансамблями (это, впрочем, не столько игра по нотам и жестким правилам, сколько живая и постоянная импровизация), выпускает посвященные этой музыке альбомы и рассказывает о ней в телепередачах. Возможно, это тоже для него часть большой традиции, то слово, которое из песни не выкинешь, тем более что без скрипки действительно никак не обойдешься и в клезмере, и вообще в восточноевропейском и балканском фольклоре, который, как считается, на клезмер повлиял. Даже один из двух своих теперешних концертов в Москве, где не был долгих 19 лет, он решил посвятить именно клезмерской музыке — это будет вечер в концертном зале "Барвиха Luxury Village". Ну а накануне в Большом зале консерватории будет, конечно, более приличествующий этим стенам репертуар: вместе с пианистом Роном да Сильвой Перлман будет играть сонаты Бетховена и Леклера, а также "Итальянскую сюиту" Стравинского.
Большой зал консерватории, 23 сентября, 19.00; "Барвиха Luxury Village", 24 сентября, 19.00