В Петербурге завершился музыкальный фестиваль "Ян Сибелиус: возвращение легенды". Имя Сибелиуса на знамени русско-финских контактов — неизбежность. Национальную славу Яну Сибелиусу на его родине не с кем делить, на мировом же рынке это, пожалуй, единственный беспроигрышный художественный товар, который может предложить Финляндия. Комментарий ОЛЬГИ Ъ-МАНУЛКИНОЙ.
Принадлежа к цеху основоположников и классиков, Сибелиус был вынужден взять на себя закладку фундамента национальной школы, к чему воспитание и образование, им полученные, никак его не готовили. В семье, по воспоминаниям композитора, любили поэзию совсем другого рода, нежели "Калевала", а Берлин и Вена, куда он отправился после окончания хельсинкского Музыкального института, кроме солидной выучки, дали ему впечатления от музыки Брамса, Вагнера и Иоганна Штрауса. Пафос его "национальных" сочинений был спровоцирован общественной атмосферой 1890-х, а результат оказался особенно привлекательным благодаря оркестровому мастерству автора и умению несколькими штрихами создать атмосферу, вызвавшую критиков на такие эпитеты, как "суровая меланхолия" и "мужественная элегичность", не говоря уже о "духе Севера".
Симфонические легенды Сибелиуса "Туонельский лебедь" и "Возвращение Лемминкяйнена" в свое время были приняты финской общественностью как долгожданная манифестация национального духа (позже они прочно завоевали Европу и Америку, а в России вызвали к жизни "Финскую фантазию" и "Карельскую легенду" Глазунова). Эти произведения и должны были составить ядро программ фестиваля. Сомнительно, чтобы они открыли нечто новое. Российский слушатель хорошо знаком и с самой моделью "программная симфоническая пьеса в национальном стиле", и с ее трудно обходимыми слабыми местами: аморфностью, рыхлостью формы, однообразием повторов, стоячей гармонией, служащей фоном для квазинародных сольных наигрышей. В остальном программа двух концертов была наводнена салонными пьесами: оркестровые и хоровые чередовались с сольными, а также с основанными на них хореографическими миниатюрами. Во второй из вечеров, состоявшихся на сцене Эрмитажного театра, качество программы было скрашено уровнем исполнения — ритмическим изяществом игры скрипача Олли Лехтинена и отточенной техникой баритона директора и солиста Финской национальной оперы Валтона Гренрууса. Не обманул ожиданий хор Lege Artis Бориса Абальяна со своим округленным, идеально выверенным звуком. Заслуживает высокой оценки и мастерство молодых оркестрантов "Санкт-Петербург Камерата": ансамбль хорош, соло безупречны. Работа Саулюса Сондецкиса была ювелирной, а трактовка "Грустного вальса" — довольно неожиданной. Замедлив темп первого раздела и дав теме родиться из предтанцевального хаоса, дирижер сделал его предтечей "Вальса" Равеля, прощающегося с умирающей эпохой.
Из разных ипостасей Сибелиуса фестиваль выбрал две: композитор национальный и композитор салонный. А Сибелиус как композитор для избранных, пытавшийся угнаться за новациями ХХ века и самокритично переживавший свою несвоевременность, был намечен только хореографическими решениями Йормы Уотинена, нагрузившего музыку раннего периода интеллектуализмом и рефлексией позднего. Поздний Сибелиус стремился возродить религиозность искусства и оставался загадкой для ближайших друзей и учеников, ожидал обещанной ему врачом полной глухоты, выплеснул свое отчаяние в симфонической поэме "Тапиола" и в 60 лет замолчал. Дожив до легендарного возраста (92 года), он со стороны наблюдал за оставленным им музыкальный миром. Сегодняшнее возвращение связано в большей степени с героем Сибелиуса Лемминкяйненом, чем с самим композитором: Лемминкяйнен появился в Петербурге в виде одноименной фирмы, сотрудничающей с Эрмитажем и успешно помогающей последнему играть роль музыкального салона — с соответствующими репертуаром и публикой, — а также, соревнуясь с филармоническими залами, выполнять функции центра светско-музыкально-деловой жизни.